Аллея вела к двухэтажному особняку колониального вида, с широким портиком и четырьмя белыми колоннами. Чуть поодаль Себаштиану заметил синий «мерседес» психиатра.
Португалец приблизился к атриуму и взошел по ступеням. Парадная дверь была открыта, что лишь подтверждало его догадку: дель Кампо предвидел его появление. Переступив порог, он снял пальто, оставив его на вешалке красного дерева, и задержался в холле. Прошла целая минута, прежде чем он медленно оглянулся вокруг: изысканный холл, со вкусом меблированный в классическом стиле и украшенный ценными картинами. Величественный вестибюль, достойный жилища знаменитого врача. Наконец Себаштиану собрался с духом и вошел в гостиную.
– А, Себаштиану, – раздался знакомый голос дель Кампо. – Я ждал тебя.
* * *
Освальдо Косио свернул с автострады Бургоса на длинное шоссе, которое тянулось до Моралехи и обрывалось под арками, отмечавшими границу территории коттеджной застройки. Взглянув в зеркало заднего обзора, он убедился, что там по-прежнему отражаются фары преследовавшей его машины. Косио нырнул под арку и неторопливо (чтобы не потерять из виду преследователя) выехал на дорогу Гайтанес. Воспользовавшись первой возможностью уйти направо, он углубился в боковую улочку – небольшой тупик, завершавшийся круглой площадкой, где можно было развернуться в обратную сторону. Косио улыбнулся. Он все еще помнил расположение улиц, где прежде промышлял разбоем. Он наддал газу, увидев, что его тень скользнула за ним. В конце тупика он развернулся кругом и помчался навстречу преследователю. В свете фар он рассмотрел за рулем маленького чернявого водителя с перепуганным лицом. Косио резко затормозил перед капотом другой машины, заблокировав путь, и молниеносно выскочил из автомобиля. Не прошло и секунды, как сквозь распахнутую дверцу на чернявого водителя уставилось дуло пистолета.
– Эй ты! На кого шестеришь?
Омар оцепенел от страха, но многолетний опыт выживания на улице спас ему жизнь и на этот раз.
– Никова. Я толька… – Он заикался. – Комизар Гонзале фриказал зледить за вами, и взе. Я ваше не в курзах. – Язык у Омара заплетался, и, защищаясь, он выставил вперед ладони, как будто это могло ему помочь.
– Заткнись, – велел Освальдо.
Перед ним стояла дилемма. Если он убьет придурка на месте, это явно осложнит дело. Выстрел может всполошить округу, а Косио не собирался оставлять за собой двух покойников нынче ночью. Отступать от плана не стоило. С другой стороны, какие могли быть гарантии, что араб-маломерок не свяжется с хозяином, как только почувствует себя в безопасности.
– Ключи, – потребовал Косио наконец, сопровождая слова жестом.
Омар подчинился не задумываясь. Освальдо отогнал свою украденную машину на тротуар и уселся в салон позади Омара, кинув ключи на переднее сиденье.
– А теперь заводись и разворачивайся, – распорядился он. – И остерегайся дать мне повод вышибить тебе мозги, шпендик.
– Вопреки всему мне было нелегко поверить, что именно вы затеяли это безумие.
Сидя в глубоком мягком кресле, обитом бордовым бархатом, Себаштиану окинул взглядом комнату. Просторная гостиная в доме врача была обставлена викторианской мебелью красного дерева и заполнена книгами, энциклопедиями, картинами и гравюрами. Пол, выстеленный паркетом из дерева глубокого бордового оттенка, был покрыт красивым персидским ковром. Массивная люстра свисала с потолка, но она не горела. Фигуры двух мужчин в комнате освещались лишь пламенем жарко горевшего камина.
Доктор дель Кампо внешне преобразился: он теперь мало походил на хладнокровного, выдержанного человека, знакомого Португальцу по прежним встречам. Как в недрах пробудившегося вулкана клокочет яростный огонь, так и в душе доктора бушевал пожар, о чем говорили едва приметные проблески безумия в глазах и неуловимое напряжение, проскальзывавшее в каждом движении. Именно в такой манере играет драму великий актер, передавая неистовство и силу в спокойной сцене.
Свет камина выхватывал из темноты только половину его лица.
– Безумие? Да что ты знаешь о безумии? Нет, Себаштиану. Однажды, давно, я лишился рассудка, но теперь это прошло. Теперь мой ум ясен.
Дель Кампо, откинувшись на спинку кресла, согревал в ладонях округлый бокал с коньяком. Он медленно поворачивал бокал, и Себаштиану завороженно наблюдал, как капли жидкости, точно слезы, скатывались по стеклу при каждом всплеске.
Португалец наклонился вперед и положил коричневую папку на стол, стоявший между ними. До приезда Беатрис и Пабло оставалось не много времени.
– Прежде всего, – сказал он, – почему Морантес?
Врач ответил не сразу, слегка покачивая бокал легким движением кисти.
– Нельзя вернуться из Города мертвых, не пролив слез, – проронил он в конце концов. – Так говаривал твой отец. Мне нужна была гарантия, что ты придешь на свидание. – Он игриво усмехнулся. – Я послал приглашение, которое ты не смог бы отклонить.
Себаштиану почувствовал себя опустошенным, физически и нравственно, но он пока не узнал ответы на все вопросы.
– Моя мать… – начал он, – была вашей пациенткой.
Дель Кампо наклонил голову в знак согласия.
Себаштиану кивнул на кожаную папку.
– История болезни, – продолжал он, – где описано ее психическое заболевание и то, как вы ее лечили.
– Рано или поздно ты все равно узнал бы правду.
– Правду? – переспросил Себаштиану. – Или вашу правду?
– Не будем играть словами. Твоя мать доверяла мне, и не я предал ее.
– Но лечение не привело к успеху. Она в результате покончила с собой.
От Себаштиану не ускользнуло, как судорога боли исказила на миг лицо дель Кампо. Португальцу хотелось заставить страдать – сильно страдать – человека, сидевшего напротив.
– Вы разработали схему лечения и упорно ее придерживались, но потерпели сокрушительное поражение.
Дель Кампо промолчал, и Себаштиану продолжил:
– Моя мать страдала жестокой депрессией. Молодая и красивая женщина, казалось, имевшая все, вдруг утратила веру в жизнь. Я был маленьким ребенком, но ее печальные глаза не могу забыть до сих пор. И отца, пытавшегося сохранить мужество. Они обратились к вам.
Взгляд дель Кампо стал рассеянным, затуманившись от воспоминаний.
– Я познакомился с твоей матерью раньше твоего отца, – пояснил он. – Когда она заболела, они пришли ко мне. Твой отец сам просил меня проведать ее как-нибудь дома на Олави-де. Там я ее нашел. – Психиатр впился взглядом в Себаштиану. – Я мог ей помочь.
– Вы допустили ошибку. Из-за вас ее состояние только ухудшилось. Я внимательно читал карту. Вы довели ее до сумасшествия. Вы влюбились в мою мать и вообразили, что она ответит вам взаимностью. Как трогательно!
Коньячный бокал мелко задрожал в руках доктора.
– Не смей так говорить, – запротестовал он. – Я никогда не причинил бы ей вред. Однако… возникли осложнения. Не по моей вине.
– Оправдания теперь ничего не стоят. Невозможно отрицать, что здоровье матери, физическое и психическое, становилось все хуже и хуже. Наконец она не вытерпела и наложила на себя руки. Вы виноваты в ее смерти, как и в смерти многих других людей. Бог свидетель, вы за это заплатите.
– Я расплачиваюсь всю жизнь, – сурово сказал доктор. – И все же обстоятельства имеют значение. Она вышла замуж не за того человека и долгие годы жила без любви. А для твоей матери любовь имела особую ценность. Она не могла существовать без любви.
– О чем вы говорите?
– О себе, Себаштиану. – Он поставил коньяк на боковой столик и привстал, переместившись на краешек кресла. – Клянусь, я любил твою мать больше жизни.
Себаштиану почувствовал, что по телу прошел озноб и перехватило дыхание.
– Эту чушь я уже читал в отчете. Вы лишились рассудка и как врач сделали все возможное, чтобы она лишилась своего. Вы надеялись довести ее до помешательства, чтобы она бросила отца, но зашли слишком далеко. Воображая себя Богом, вы всего лишь жалкий и подлый человек.
Дель Кампо вскочил с кресла, словно подброшенный пружиной. Краска гнева бросилась ему в лицо.
– Не смей так со мной разговаривать! Я признался ей в своей пылкой любви, но она была женщиной добропорядочной и не могла ответить мне взаимностью. И все же я чувствовал, что она любит меня. – Дель Кампо заметался по комнате, как дикий зверь в клетке. – Я хотел увезти ее, положить в больницу, но ее муж, твой отец, воспротивился. Возможно, он заподозрил что-то. Но я понимал, что она не выживет так, без помощи. Она нуждалась во мне.
– Вы очень больны, – промолвил Себаштиану. – Если моя мать любила вас, то только в вашем болезненном бреду…
– Лжешь! – взвыл дель Кампо.
Он остановился напротив Себаштиану, прижав к телу стиснутые кулаки. Себаштиану показалось, что дель Кампо вот-вот набросится на него, и подобрался, отдавая себе отчет, что доктору с ним не справиться, если дело дойдет до рукопашной.
