Когда они наконец достигли цели, уже начинало смеркаться. Большая палатка стояла на прежнем месте, хотя и выглядела изрядно потрепанной: одна стойка повалилась, растяжка лопнула, и вечерний ветер трепал крышу.
Айрис ринулась внутрь. Вот ее рюкзак, а там — вещи Бастиана. Она бросилась к своим вещам. Фонарик на светодиодах — считается, что его батарейки практически не разряжаются. Две пластиковые бутылки с водой. Мобильник, сейчас совершенно бесполезный. Две жестяные банки с говяжьей солониной. Чипсы, растаявшая плитка шоколада, черствый кусок хлеба с первыми следами плесени.
Поколебавшись, девушка взяла с собой весь рюкзак.
Теперь она рылась в вещах Бастиана. Очки! Она осторожно достала их из платка, в который те были завернуты, и тотчас представила его лицо таким, каким оно было в момент их знакомства. Пай-мальчик.
Очки перекочевали в ее рюкзак. Похоже, они были единственным действительно нужным предметом среди его багажа.
Карина и Мона опустились на колени возле палатки; у каждой в руке была бутылочка со средством для дезинфекции ран. Они обрабатывали в первую очередь раны Арно, но заботились и о Георге, Натане и Пауле: царапины от ржавого меча — не очень-то приятная штука. Пауль лишь чуть вздрогнул, когда Карина щедро обработала его грудь йодом. Сам он в этот момент занимался тем, что пытался дозвониться кому-то по мобильному телефону.
— Доминик? О, хорошо, что я сразу тебя застал. Да. Я знаю, мы не были в том месте, где договорились встретиться, но сейчас мы уже здесь. Ты можешь приехать? У нас есть раненый, которого надо немедленно доставить в больницу, так что нам понадобится скорая. Да, я знаю, что прямо сюда она не подъедет, но пусть тогда хотя бы ждет нас там, где кончается дорога. Что? Ну ладно, но, пожалуйста, поторопись.
Он отключил телефон.
— Доминик приедет на джипе примерно через час. Правда, от оползня ему придется еще идти пешком. Но он возьмет с собой приятеля, и у них к тому же будут настоящие носилки.
Кто-то раздал сухие ржаные хлебцы, больше похожие на картон, посыпанный кунжутом, но они исчезли в считанные мгновения. В палатке организаторов хранились консервы — их тоже вскрыли. Холодный гуляш, охотничья колбаса, густой фасолевый суп. Они проглатывали всё, что могли найти.
— Мы же вернемся, да? — Айрис кивнула Паулю. — Я взяла с собой фонарик и очки Бастиана. Если у кого-то останется хлеб или что-нибудь такое, я с удовольствием ему отнесу.
— Нет, — сказал Пауль. — Пойду я, а ты проследишь, чтобы все добрались до ближайшей деревни.
— Ни за что. Я обещала ему вернуться.
Пауль усмехнулся.
— Думаю, он будет рад, если ты окажешься в безопасности. Оставайся с отрядом. Я возьму с собой Ларса и Карину, они люди выносливые.
— Это даже не обсуждается.
Девушка с трудом сдерживала ярость. Конечно, Пауль желал ей только хорошего, но, видимо, не понимал, насколько это было для нее важно.
— Теперь послушай меня! — От резкого голоса Пауля Айрис вздрогнула. — Я до безумия рад, что вывел всех вас оттуда живыми. А ты мне мешаешь, ты готова мчаться назад в подземелье, подвергать себя опасности только ради того, чтобы подержать Бастиана за ручку! Я вытащу его оттуда, а до того времени он потерпит. Он ничем не болен, у него же нет, скажем, диабета!
Пауль подал Георгу странный знак. Он что, хочет, чтобы Георг ее удержал?
Ну уж нет, со мной так не получится. Айрис молниеносно накинула рюкзак на плечи и не оглядываясь побежала назад, прямо по той дороге, по которой они пришли. Кустарник во многих местах был обломан, трава притоптана, так что обратный путь можно было найти без особых проблем.
Первый холм позади. За толстой елью спрыгнуть и оглянуться. Никто ее не преследует. Айрис отдышалась. Дальше.
Ей надо было найти хоть что-нибудь, с чем можно в одиночку сдвинуть решетку, закрывавшую яму. Палку, например, или еще что-то, что можно использовать как рычаг. Лопата! Ведь где-то была лопата, которой Бастиан копал выгребную яму. Наверное, она еще лежит на лугу. Если черенок достаточно крепкий, то, может быть, ей удастся приподнять решетку и освободить Бастиана. Без всякой помощи. И утереть Паулю его длинный нос!
Айрис бежала дальше и чувствовала себя невероятно легко, несмотря на то, что в боку снова начало покалывать. Уже немного осталось, скоро она будет на месте, еще до захода солнца. Чертовщина закончилась. Теперь всё будет хорошо.
Flexor carpi radialis. Flexor carpi ulnaris. Flexor digitorum superficialis. Palmaris longus. Pronator teres. Это поверхностный слой сгибающих мышц мускула туры предплечья. Теперь разгибающие мышцы. Extensor carpi ulnaris. Extensor digitorum. Extensor digiti minimi.[37]
Небольшой глоток из фляжки Айрис. Если бы только не эта тишина. Сандра говорила о каком-то голосе, и Бастиан буквально мечтал тоже его услышать, вообще слышать хоть что-нибудь, кроме звука собственного дыхания и ударов сердца, отдававшихся в ушах. Abductorpollicis longus…[38]
Там что-то шумит?
Он затаил дыхание. Нет. Нет, там ничего нет. Поначалу Бастиан думал, что будет слышать, что делают остальные. Однако довольно скоро он убедился, что заблуждается. Никаких шагов. Никаких голосов. Никакого света.
Снова и снова он раскрывал глаза как можно шире, но тьма вокруг была непроницаемой. Он мог только найти что-нибудь на ощупь. Мог осязать и чувствовать запахи.
Бастиану захотелось узнать, сколько прошло времени. По ощущениям — большая часть вечности. У остальных наверняка давно кончились дрова, а, когда будет выпита последняя капля воды, они ворвутся в темницу и отнимут у него то, что еще осталось.
Если, конечно, найдут в полной темноте.
Дзинь.
Какой-то отрывистый резкий звук справа от него. Бастиан напрягся. Так камень падает на камень. Первый звук за долгое время. Может, кто-то спускается по лестнице?
Я не слышу ничьих шагов.
Он попытался сосредоточиться. Если остальные всё еще наверху, то что они сейчас делают? Что делает Айрис? Интересно, придет ли сюда еще хоть кто-нибудь, прежде чем всё кончится?
Кончится. Он улегся и свернулся клубком. Было холодно, но не так холодно, чтобы замерзнуть. Всё, пожалуй, сведется к смерти от жажды. Когда обе фляжки, его и Айрис, будут пусты, у него в запасе останется еще четверо суток. Пять, если немножко не повезет. Безмерная, мучительная вечность.
Бастиан принялся обследовать свою тюрьму на ощупь. У Сандры в яме был какой-то кувшин, вспомнил он. Однако Бастиан не знал, оставила ли она его здесь или взяла с собой наверх. Если бы там, внутри, было хоть чуть-чуть воды…
Рука скользила по дну ямы. Бастиан двигался осторожно, чтобы только не опрокинуть то, что ищет. Нет, никакого кувшина нет. Ничего, кроме камня и земли. И…
Пальцы сомкнулись вокруг чего-то круглого, гладкого… Не камень. Не металл. И… цепочка.
Бастиан ощупал находку, повертел ее в пальцах. С одной стороны предмета был какой-то выступ, похожий на маленький металлический язычок. Он надавил на него и почувствовал, как находка дергается в руке. В тот же момент Бастиан понял, что именно нашел.
Медальон Лисбет. Он провел указательным пальцем по его внутренней стороне. Маленькие диски. Круглые и плоские.
Как он сюда попал?
Факты никак не желали связываться воедино. Или всё-таки… Может быть, всё было так: тот, кто посадил сюда Сандру, до этого обокрал Лисбет и спрятал медальон здесь, где никто никогда его больше не найдет?
Или… Или медальон был у Сандры, и она его здесь уронила. Но почему? Она полдня помогала Лисбет искать медальон и не промолчала бы, если бы нашла его. Но ведь уже выяснилось, что Сандра прекрасно умеет притворяться и лгать; он даже не думал, что она на такое способна.
В тот момент, когда у Лисбет начался приступ… Бастиан сощурился, напряг память. Сандра сидела напротив нее. Как же удачно она выбрала себе место! И она была единственной, кто знал, что Лисбет страдает от эпилепсии.
Неужели Сандра спровоцировала этот приступ? Секундочку! Да, там мелькали какие-то отблески, он сам их заметил. Это Сандра чем-то посверкивала? Намеренно? Но зачем?
Слишком глупо. Бастиан, видимо, уже никогда ничего не поймет, и почему-то это злило его больше всего. Он умрет, так и не узнав, что же здесь на самом деле происходило. Кто стоит за всей той средневековой грязью, в которую их толкнули?
— Тот, кто любит писать стихи, — пробормотал Бастиан, пораженный тем, как громко звучит его голос, хотя он старался говорить шепотом. — Тот, кто по жизни любит играть. Но для чего?
Может, лучше попробовать разобраться с этим проклятием. Всё было как минимум логично. Сломанные ноги и кожа, покрывшаяся волдырями. Разверстые могилы и люди, провалившиеся сквозь землю. Как я сейчас.
Что это за шум? Странное гудение. Затем снова тишина.
