— Он сказал, что это существенно подорвало бы его репутацию и могло бы серьезно повредить ему на перевыборах. Он считал, что дело о пеликанах само по себе не имело большого значения, но если бы оно стало предметом расследования, то об этом узнала бы пресса и тогда пострадала бы его политическая репутация.
Кротхэммер слушал с открытым ртом. Кин — уставясь в стол. Фельдман ловил каждое слово.
— Это достоверно? — спросил Грей.
— Я записал разговор на пленку. Она у меня с собой, но я не позволю ее прослушать, пока Президент не изменит своего мнения.
Наступило длительное молчание. Они восхищались этим коротышкой: подумать только — сделал запись у Президента!
Фельдман откашлялся.
— Вы только что видели статью. С того времени, как ФБР получило письмо и до начала расследования, была задержка. Этому в статье должно быть дано объяснение.
— У вас есть мое заявление. Этого достаточно.
— Кто убил Гэвина Верхика? — спросил Грей.
— Я не буду обсуждать детали расследования.
— Но вы знаете?
— Кое-какие предположения имеются. Но это все, что я могу сказать.
Грей оглядел сидящих за столом. Было ясно, что Войлс не скажет сейчас больше ничего, и все-таки у всех как-то спало напряжение. Редакторы переваривали услышанное.
Войлс распустил галстук и расслабился.
— Это не для записи, конечно, но все-таки, каким образом ваши парни докопались до Моргана, этого убитого юриста?
— Я не буду обсуждать детали расследования, — сказал Грей с плутовской усмешкой. Все рассмеялись.
— А что вы будете делать дальше? — спросил Войлса Кротхэммер.
— Завтра к полудню соберется суд присяжных. Незамедлительно будут предъявлены обвинения. Попытаемся найти Маттиса, хотя это будет нелегко. Не представляем даже, где он. Последние пять лет он, в основном, проводил на Багамских островах, но у него есть собственные дома в Мексике, Панаме, Парагвае.
Войлс опять взглянул на Дарби. Она стояла, прислонясь к стене около окна, и слушала.
— За какое время будет набран первый материал? — спросил Войлс.
— Они печатают всю ночь, начиная с половины одиннадцатого, — сказал Кин.
— В какое издание попадет статья?
— В «Лейт Сити», это самое объемистое издание. К полуночи будет готово.
— Фото Коула будет на первой странице? Кин посмотрел на Кротхэммера, а тот на Фельдмана.
— Полагаю, да. Мы сошлемся на вас, говоря, что дело было лично передано Флетчеру Коулу, на которого, в свою очередь, сошлемся, говоря, что Маттис заплатил Президенту четыре с лишним миллиона. Да, я думаю, мистер Коул заслужил увидеть свой портрет на первой странице со всеми остальными.
— Согласен, — сказал Войлс. — Если я пришлю человека в полночь, не дадите ли вы для меня несколько отпечатанных экземпляров?
— Разумеется, — ответил Фельдман. — А зачем?
— Да я хочу лично передать один Коулу. Постучаться в полночь в его дверь, лицезреть его в пижаме и швырнуть газету ему в лицо. А потом сказать, что вернусь с повесткой в суд на заседание присяжных, и вслед за тем явлюсь с обвинением. А затем приду с наручниками.
Он сказал это с таким наслаждением, что стало страшно.
— Я рад, что у вас нет ни капли зависти, — сказал Грей, но лишь Кин смог оценить эту шутку.
— Как вы думаете, его обвинят? — с невинным видом спросил Кротхэммер.
Войлс опять взглянул на Дарби.
— Он закроет собой Президента. Добровольцем встанет к стенке, чтобы спасти босса.
Фельдман проверил часы и вышел из-за стола.
— Можно попросить об одолжении? — спросил Войлс.
— Конечно, о чем именно?
— Мне бы хотелось на несколько минут остаться с мисс Шоу наедине. Если она, конечно, не возражает.
Все посмотрели на Дарби, которая пожала плечами в знак согласия. Редакторы и К. О. Льюис дружно встали и гуськом потянулись из комнаты. Дарби схватила Грея за руку и попросила его остаться. Они сели за стол напротив Войлса.
— Разговор будет конфиденциальный, — сказал Войлс, глядя на Грея.
— Он останется, — сказала Дарби. — Магнитофон выключен.
— Чудненько.
— Если вы собираетесь меня допрашивать, то я не стану говорить без адвоката.
Он покачал головой.
— Ничего подобного. Я лишь хотел поинтересоваться, что вы собираетесь делать дальше?
— Почему я должна вам говорить?
— Потому что мы можем помочь.
— А кто убил Гэвина?
Войлс заколебался, отвечать или нет.
— Только без записи.
— Без записи, — подтвердил Грей.
— Я скажу вам, кто, по нашему мнению, убил его, но сначала вы скажете мне, сколько раз вы разговаривали с ним до его смерти.
— Несколько раз во время уик-эндов. И хотели встретиться в прошлый понедельник, а потом уехать из Нового Орлеана.
— А в последний раз когда говорили?
— В воскресенье вечером.
— И тле он был?
— В своей комнате в Хилтоне.
Войлс глубоко вздохнул и уставился в потолок.
— И обсуждали с ним встречу на понедельник?
— Да.
— Вы встречали его раньше?
— Нет.
— Человек, который убил его, это тот же самый, с которым вы держались за руки, когда ему вышибли мозги.
Она боялась спросить, кто. Грей сделал это за нее.
— Кто же это?
— Великий Хамел.
Она охнула и закрыла глаза. Попыталась что-то сказать, но слова не шли с языка.
— Это сбивает с толку, — сказал Грей, стараясь быть рациональным.
— В каком-то смысле, да. Человек, убивший Хамела, — работающий по контракту оперативник, независимо нанятый ЦРУ. Он был там, когда убили Каллахана, и я думаю, он вступил в контакт с Дарби.
— Это Руперт, — сказала она спокойно.
— Конечно же, это не настоящее его имя, но пусть будет Руперт. У него, возможно, двадцать имен. Если это тот, на кого я думаю, то он английский кореш, заслуживающий доверия.
— Вы можете представить, как это неприятно? — спросила она.
— Могу представить.
— Почему Руперт был в Новом Орлеане? И почему он за ней следил? — спросил Грей.
— Это долгая история, и я ее до конца не знаю. Я стараюсь держаться подальше от ЦРУ, уж вы мне поверьте. У меня и так хватает хлопот. Это ведет опять к Маттису. Несколько лет назад ему понадобились деньги, чтобы продвинуть его великий проект. Тогда он продал часть проекта ливийскому правительству. Я не уверен, было ли это законно, но попало в ЦРУ. Очевидно, они следили за Маттисом и за ливийцами с огромным интересом, и, когда заварилась вдруг эта тяжба, ЦРУ стало направлять процесс. Не думаю, чтобы они подозревали Маттиса в убийствах членов Верховного суда, но Боб Гмински держал в руках копию этого вашего письмеца уже несколько часов спустя после того, как мы передали одну копию в Белый дом. Ему дал ее Флетчер Коул. Понятия не имею, кто сказал о письме Гмински, но, как бы то ни было, не те слова попали не в те уши, и спустя сутки находят мертвого мистера Каллахана. А вам, милочка, очень повезло.
— Тогда почему я этого не чувствую? — спросила она.
— Но это никак не объясняет Руперта, — сказал Грей.
— Не скажу наверное, но подозреваю, что Гмински тотчас же послал Руперта следить за Дарби. Думаю, письмо поначалу напугало Гмински больше, чем кого бы то ни было. Вероятно, он послал Руперта выследить ее, отчасти для того, чтобы понаблюдать, а отчасти — чтобы защитить. Затем произошел взрыв автомобиля, и этим мистер Маттис как бы подтвердил письмо. Для чего еще нужно было бы убивать Каллахана и Дарби? У меня есть основания верить, что в Новом Орлеане было полно людей из ЦРУ уже через несколько часов после взрыва.
— Но почему? — спросил Грей.
— Стало ясно, что письмо достоверно, и Маттис начал убивать людей. Основной его бизнес в Новом Орлеане. И, полагаю, ЦРУ очень заинтересовалось Дарби. К счастью для нее. Когда было нужно, они были там.
— Но если ЦРУ зашло так далеко, то почему вы этим не занялись? — спросила она.
— Вопрос по существу. Мы не придавали делу столь большого значения и не знали и половины того, что знали в ЦРУ. Могу поклясться, что все это казалось так маловероятно, а у нас дюжина других подозреваемых. Мы недооценили его. Все казалось так просто и ясно. К тому же Президент попросил нас отступиться, и это легко было сделать, так как я никогда не слышал о Маттисе: не было оснований. Но тут мой приятель Гэвин покончил с собой, и я послал туда своих людей.
— Зачем Коул дал дело Гмински? — спросил Грей.
— Он испугался. Для того мы его и отправили. Ну что ж, Гмински есть Гмински, и иногда делает все по-своему, невзирая на такие маленькие препятствия, как закон и прочее. Коул захотел проверить дело и приказал Гмински сделать это по-тихому.
— Значит, Гмински не ровня Коулу.
— Он ненавидит Коула, что очень понятно. Гмински сотрудничал с Президентом, но не выходил на него. Все произошло так быстро. Помните, Гмински, Коул, Президент и я впервые увидели дело ровно две недели назад. Гмински, вероятно, выжидал, чтобы рассказать Президенту кое-какую историю, но упустил момент.
