Дарби отодвинула стул и подошла к окну. Было уже темно, но улица по-прежнему была запружена машинами. Хорошо, что эти тайны раскрылись, но от этого она почувствовала еще большую опасность. Ей так хотелось бы уйти! Она устала от бегства и травли, устала от этих игр. и репортеров с Греем, устала интересоваться, кто это сделал и почему; устала от своей вины, написав это проклятое письмо; наконец, устала покупать каждые три дня новую зубную щетку. Ей хотелось бы очутиться где-нибудь на пустынном берегу моря, в маленьком коттедже, где нет ни телефонов, ни людей, особенно тех, которые прячутся за фургонами и за ближайшим углом. Она хотела бы проспать три дня кряду без кошмарных сновидений и преследующих ее теней. Да, пора уходить.
Грей внимательно наблюдал за ней.
— Ее выслеживают от Нью-Йорка, а теперь здесь, — сказал он Войлсу. — Кто это?
— Вы уверены? — спросил Войлс.
— Они весь день торчали на улице, наблюдая за зданием, — заметила Дарби, кивая на окно.
— А мы следили за ними, — сказал Грей. — Они там и сейчас.
Войлс, казалось, был настроен скептически.
— Вы их видели раньше? — спросил он Дарби.
— Одного. Он был на похоронах Томаса в Новом Орлеане. Он гонится за мной от Французского квартала. Он почти нашел меня на Манхэттене, и я видела, как он разговаривал с другим типом часов пять тому назад. Я знаю, это он.
— Кто это? — опять спросил у Войлса Грей.
— Не думаю, чтобы за вами гонялось ЦРУ.
— О, именно они и гонятся за мной!
— Вы видите их сейчас?
— Нет. Они исчезли два часа назад. Но они были там.
Войлс встал и потер свои пухлые руки. Он медленно обошел стол, развертывая сигару.
— Не возражаете, если я закурю?
— Возражаю, — сказала она, не глядя на него.
Он положил сигару на стол.
— Мы поможем вам, — сказал он.
— Я не хочу вашей помощи, — сказала она, по-прежнему глядя в окно.
— Чего же вы хотите?
— Хочу уехать из страны, но, черт возьми, с уверенностью, что никто не отправится следом. Ни вы, ни они, ни Руперт и ни один из его дружков.
— Но вам придется вернуться, чтобы дать показания перед судом присяжных.
— Только в том случае, если они смогут меня найти. Я собираюсь в такое место, где на повестки в суд смотрят косо.
— Как же насчет судебного процесса? Ведь вы будете нужны. — Войлс сунул в рот сигару, но не зажег ее. Ему всегда лучше думалось с этой штукой в зубах. — У меня есть для вас деловое предложение.
— У меня нет настроения заключать какие бы то ни было соглашения. — Теперь она стояла, прислонись к стене, и смотрела то на Войлса, то на Грея.
— Это хорошее предложение. У меня есть самолеты и вертолеты и много ребят с пистолетами, не боящихся тех молодчиков, что играют в прятки. Во-первых, мы выведем вас из здания, и никто не будет об этом знать. Во-вторых, мы посадим вас в мой самолет и отправим куда вы скажете. В-третьих, вы можете исчезнуть. Даю слово, никто из нас не станет за вами следить. Но — и это будет в-четвертых — вы позволите мне поддерживать с вами связь через мистера Грентэма здесь, в том и только в том случае, если возникнет крайняя необходимость.
Она смотрела на Грея, пока делалось это предложение, и было очевидно, что он одобряет его. Она сохраняла бесстрастное выражение лица, но, черт возьми, звучало неплохо! Если бы она доверилась Гэвину после его первого телефонного звонка, он был бы жив и она бы никогда не взялась за руки с Хамелом. Если бы она просто уехала с ним из Нового Орлеана, как он предлагал, он не был бы убит. Она думала об этом каждые пять минут в последние семь дней.
Это было выше ее сил. Приходит время, когда вы сдаетесь и начинаете доверять людям. Ей не нравился этот человека но в последние десять минут он был в высшей степени честен с ней.
— Это ваш самолет и ваши пилоты?
— Да.
— Где они находятся?
— На базе Эндрюс.
— Тогда сделаем так. Я сяду в самолет, и он возьмет курс на Денвер. На борту не будет никого, кроме меня, Грея и пилотов. Через тридцать минут после взлета я скажу пилоту, куда лететь, скажем, в Чикаго. Он исполнит это?
— Он должен представить план полета перед тем, как вылетит.
— Я знаю. Но вы — директор ФБР и можете как-то это устроить.
— Хорошо. Что вы будете делать, когда прибудете в Чикаго?
— Я выйду из самолета одна, а он возвратится на Эндрюс с Греем на борту.
— А что вы будете делать в Чикаго?
— Я постараюсь затеряться в многолюдном аэропорту и возьму билет на первый попавшийся рейс.
— Ладно, но я уже дал слово, что мы не будем следить.
— Я верю. Извините меня за излишнюю подозрительность.
— Что ж, по рукам! Когда вы хотите уйти?
Она взглянула на Грея.
— Мне потребуется еще час, чтобы переработать статью и добавить замечания мистера Войлса.
— Тогда — через час, — сказала она Войлсу.
— Я подожду.
— Можно нам поговорить наедине? — спросила Дарби, кивая на Грея.
— Разумеется. — Войлс сгреб свой помятый плащ и остановился у двери. Он улыбнулся ей.
— Вы дьявольски восхитительная женщина, мисс Шоу. Ваша сообразительность и выдержка покорили одного из самых пресыщенных людей в этой стране. Я восхищаюсь вами. И обещаю, что буду всегда стараться быть достойным вас.
Он засунул сигару в рот, продолжая улыбаться, и вышел.
Они выждали, пока закрылась дверь.
— Как ты думаешь, я буду в безопасности? — спросила она.
— Да. Думаю, он искренний человек. К тому же у него есть вооруженные люди, которые вызволят тебя отсюда. Все в порядке, Дарби.
— Ты ведь сможешь поехать со мной?
— Конечно.
Она подошла к нему и обняла его за талию, а он крепко прижал ее к себе и закрыл глаза.
* * *
В семь редакторы собрались вокруг стола в последний раз этой ночью. Они быстро прочли раздел, который Грей добавил, чтобы включить комментарии Войлса. Позднее пришел Фельдман; его сухое лицо сияло необычной для него улыбкой.
— Вы не поверите, — сказал он, — мне сейчас дважды звонили. Звонил Людвиг из Китая. Президент нашел его там и умолял придержать статью на двадцать четыре часа. Людвиг говорит, что тот чуть не плакал. Людвиг же, будучи джентльменом, внимательно выслушал и вежливо отказал. Второй звонок был от судьи Роланда, моего старого приятеля. Похоже, что эти молодчики из «Уайт и Блазевич» вытащили его из-за обеденного стола и потребовали разрешения этим же вечером подать иск. Судья Роланд выслушал довольно непочтительно и крайне невежливо отказал.
— Давай дадим это в печать, старик! — воскликнул Кротхэммер.
Самолет плавно поднялся в воздух и взял курс на запад, предположительно на Денвер. Он был довольно комфортабельный, хотя и не шикарный, но чего же ждать, если он содержался за счет налогоплательщиков и принадлежал человеку, равнодушному к красивым вещам? Нет даже приличного виски, сразу понял Грей, когда открыл бар. Войлс был трезвенником, и в данный момент это поистине раздражало Грея, ведь он был здесь гостем и просто умирал от жажды. В холодильнике он обнаружил две банки полуохлажденного лимонада и подал одну Дарби. Она открыла банку.
Самолет, похоже, набрал высоту. В дверях их кабины появился второй пилот. Он был очень вежлив и представился.
— Вы говорили, что вскоре после взлета укажете новое направление.
— Да, — сказала Дарби.
— Отлично. Но нам хотелось бы знать об этом, скажем, через десять минут.
— Хорошо.
— Есть ли какое-нибудь питье на этой штуке? — спросил Грей.
— Извините. — Второй пилот улыбнулся и вернулся к себе в кабину.
Дарби с ее длинными ногами занимала почти весь маленький диванчик, но Грей решил пристроиться к ней. Он приподнял ее ступни и уселся в уголок дивана, положив ее ноги себе на колени. Красный педикюр. Он поглаживал ее щиколотки и думал только об этом — он держит ее ноги. Для него это было так волнующе, но, кажется, не для нее. Теперь она слегка улыбалась, успокаиваясь. Все было позади.
— Ты боялась? — спросил он.
— Да. А ты?
— Тоже, но я чувствовал себя в безопасности. Я имею в виду, что трудно чувствовать себя уязвимым с шестью вооруженными парнями, закрывающими тебя своим телом. И трудно представить, что за тобой наблюдают в фургоне без окон.
— Войлс это любит, не правда ли?
— Он как Наполеон, составляющий планы и направляющий полки. Тут он в своей стихии. Утром он нанесет удар. Единственный человек, который может его уволить, — Президент, но, я думаю, Войлс держит его сейчас под контролем.
— А убийцы расплачиваются. Он должен быть доволен.
— Думаю, мы добавили десяток лет к его карьере. Уж это-то мы сделали!
— Кажется, он сообразительный человек, — сказала Дарби. — Вначале он мне не понравился, но он принадлежит к тому типу людей, которые вырастают у тебя на глазах. И к тому же чувствительный: когда он упомянул Верхика, я заметила слезы у него на глазах.
