Ознакомительная версия.
Мне уже не хотелось умирать. Жизнь продолжалась, в ней появился маленький и никому, кроме меня, не видимый смысл. Наступила свобода выбора действий, и то, что я выбрал две недели назад – меня уже не устраивало. Я хотел жить дальше.
Успокоившись и немного придя в себя, я вытащил из-под ванны баксы. Отсчитал пятьсот пятьдесят для Димы – мой долг плюс десять процентов. Теперь я становился намного беднее, но и на эти деньги можно было какое-то время жить, не задумываясь о будущем.
На улице снова было солнечно и прохладно. По дороге на автобусную остановку я заметил, что на деревьях не осталось зеленых листьев.
В Димином киоске у прилавка стояла старушка в длинном сером пальто с облезлым воротником. Он ей показывал китайский водяной пистолет.
Увидев меня, Дима кивнул.
– У внучка день рождения… – бормотала старушка. – А что на пенсию купишь…
– Ну бери за двести пятьдесят тысяч, – сказал нетерпеливо Дима. – Пятьдесят тысяч я тебе уже скинул!
– Спасибо, спасибо, сынок.
Старушка достала из кармана пальто носовой платок, развернула его и, выложив на стекло прилавка пачку десятитысячных, стала медленно их перекладывать, считая.
Дима закатил глаза к потолку, потом глянул на меня.
– Двести тридцать… – сказала старушка и тут же спохватилась. – У меня еще по тысяче есть, тут, где-то в другом кармане…
– Не надо! – почти крикнул Дима. – Бери за двести тридцать!
И он вручил ей водяной пистолет, как раньше вручали советский паспорт достигшим совершеннолетия.
– Спасибо, спасибо, сынок, – бормотала старушка, выпятываясь из киоска.
– Ну достала! – вздохнул Дима. – Что у тебя?
Я вытащил пачку долларов и протянул ему почти так же, как он протягивал старушке водяной пистолет.
– Тут пятьсот пятьдесят. С процентами… – сказал я.
Дима снова вздохнул. Ему, видно, не понравился мой тон.
– Послушай, – сказал он. – Ты еще не в себе, что ли, после вчерашнего? Похмелиться тебе надо. А потом, ты мне должен меньше.
– Как меньше?
Дима покачал головой и нормально, по-человечески улыбнулся – мне из-за этой улыбки тут же стало неудобно, хотя я и не понимал, что я сделал неправильно.
– Смотри! – сказал Дима. – Четыреста пятьдесят – это долг.
Я кивнул.
– После этого у тебя остается пятьсот пятьдесят. Вот из этих денег десять процентов, понимаешь?
Я пожал плечами.
Дима хмыкнул.
– Я всегда был против двойного налогообложения, – сказал он.
Потом вытащил из-под прилавка початую бутылку венгерской «Палинки» и две хрустальные стопки. Разлил.
– Ты что, обижаешься на меня? – спросил он, глядя мне прямо в глаза.
– Нет. Со мной что-то не то в последнее время. Извини.
– Ну давай, – он поднял стопку. – Чтобы все у тебя было в порядке.
Мы выпили, и я почувствовал, как внутри у меня что-то стало налаживаться, что-то внутри приходило в порядок. Я никогда еще так явственно не ощущал внутренние перемены, как в этот день.
– Хочешь совет? – спросил Дима. – У тебя теперь есть баксы. Надо их раскручивать. Ты же не собираешься завтра умирать, а чтобы жить – всегда нужны бабки. Понимаешь? Есть несколько вариантов. Самый ленивый из них – отдавать баксы под месячные проценты. Только не во всякие там трасты и фонды – эти сбегут с твоими баксами через месяц. Есть люди, я тебя познакомлю, нормальные люди. Они берут у тебя баксы под десять процентов в месяц, а сами отдают лохам под залог недвижимости под пятнадцать процентов. Понимаешь? Если лох платит проценты, то тебе – десять, а им – пять. Если лох не платит, то его хату или гараж забирают и продают. И тогда тебе все равно десять, а им двести. Но это их работа, а ты ни хрена не делаешь. Сидишь только и книжки читаешь. А?
Я кивнул и пообещал подумать.
– Когда ты уже начнешь жить по-человечески? – вполне миролюбиво заметил Дима и налил по второй стопке.
Еще засветло я вернулся домой. Вытащил из кармана баксовую «сдачу», полученную от Димы, и оставил на кухонном столе. Потом уже разделся.
Мне теперь надо было бояться темноты. Это я уже понимал.
В самой ситуации, мною же созданной, был какой-то горький юмор. Из-за случайности я продолжаю жить, но за мной продолжается мною же организованная охота, которую я не знаю, как отменить. И можно ли отменить? Можно ли рассказать Диме обо всем? Тогда, может быть, он сам доплатит Косте или кому-нибудь, чтобы довели дело до конца, ведь выходит, что я его дурачил с любовником жены, дурачил Костю, играл с ними, как с шахматными фигурами. Нет, надо было находить другой выход или же просто затягивать игру и таким образом продлевать день за днем свою жизнь. Но и это мне не нравилось. Хотя теперь я дорожил каждым днем своей жизни.
На улице начинался вечер. Мне хотелось поехать на Крещатик, найти Лену и привезти ее домой. Но больше хотелось жить, и я просто сел в кресло у телефона и стал ждать ее звонка.
Она действительно позвонила примерно через полчаса. И даже согласилась приехать, только попросила встретить ее у выхода из метро. Я пообещал и только потом, когда уже трубка лежала на аппарате и до встречи оставалось полчаса, подумал о том, как легко я дал это обещание. Видно, продолжалась еще инерция ощущения безопасности жизни. И инерция эта была настолько сильна, что, даже одеваясь, я не чувствовал страха перед выходом на вечернюю улицу, где меня за любым деревом или углом мог поджидать молодой человек в черной кожаной куртке.
Но, уже идя к автобусной остановке, я чувствовал кожей этот страх. И уши мои улавливали самые обычные вечерние шумы с каким-то подчеркнутым подозрением к ним. Какие-то двести метров от парадного до автобусной остановки лишили меня энергии, и на лбу выступил пот, будто я не прошел это расстояние, а пробежал из последних сил. В автобусе я отдышался. До метро было десять минут езды.
Возвращаясь под ручку с Леной с автобусной остановки домой, я чувствовал себя увереннее. Идти вдвоем было не так страшно.
Всю ночь мы любили друг друга с перерывами на разговоры в темноте. В этой темноте мне было очень уютно, даже когда мы оба молча лежали, прижавшись друг к другу.
– А ты бы на мне женился? – спросила вдруг Лена с иронией в голосе.
– нет, – ответил я. – Я бы тебя лучше удочерил.
– Тогда бы тебя посадили, – засмеялась Лена.
И ее звонкий смех, чуть приглушенный темнотой, звучал сладко и успокаивающе.
Я долго думал уже под утро, когда она мирно спала, свернувшись по-детски калачиком, думал о причине возвращения ко мне самоуверенности в те моменты, когда Лена находилась рядом. Наверно, я воспринимал ее, как своеобразного ангела-хранителя, или же смесь этого ангела с телохранителем. Ее доброе чувство охраняло меня, создавало вокруг меня какой-то защитный невидимый слой. Словно она была моей биосферой. Видно, она чувствовала то же по отношению ко мне.
– Ангел-телохранитель… – прошептал я и улыбнулся. Это сочетание мне понравилось, оно несло в себе соединение добра и защиты, добра и силы.
Я протянул к ней руки, не обращая внимания на ее сонные протесты, повернул ее к себе и обнял. И заснул, чувствуя себя в полной безопасности.
Днем, оставшись один, я снова и уже всерьез задумался о своей безопасности. Чтобы мысли работали конкретнее – вышел и купил в киоске у гастронома свежую газету объявлений. Нашел раздел «Услуги». Там, среди десятков сантехников и укладчиков паркета, я нашел две охранные фирмы. Рука потянулась к телефонной трубке. Я набрал первый номер.
– Алло, фирма «Топсан», – пропел приятный женский голосок.
– Извините, – сбивчиво заговорил я. – Мне может понадобиться телохранитель… Что для этого надо?
– Вы можете подъехать к нам, и мы с вами заключим договор.
– А сколько это будет стоить?
– У нас разные расценки, в зависимости от конкретных охранных услуг. Начиная от пятидесяти долларов.
– В месяц?
– В день, – поправила меня женщина.
Я поблагодарил ее и опустил трубку на место. Платить пятьдесят долларов в день за собственную охрану не имело смысла – хватило бы на дней семь, а потом что?
Я вздохнул. Уселся в кресле поудобнее и стал просто просматривать газетные объявления. Объявления оказались хорошим успокоительным средством – когда я их читал, возникало ощущение совершенно нормальной жизни – кто-то строил дома и дачи, кто-то другой разводил нутрий, третий выращивал редкие сорта роз и предлагал их семена по почте всем желающим. И даже в разделе «Одинокие сердца» все были хорошие, непьющие и некурящие и искали себе таких же. Мир вырисовывался настолько идеальным, что хотелось быть его вечным жителем.
Ознакомившись с желаниями людей купить то, чего у них нет, или продать то, что есть, я внезапно набрел на объявление совершенно иного свойства, выбивавшееся из общего бюргеровского контекста.
«За крупное вознаграждение готов выполнять поручения, связанные с риском для жизни».
Ознакомительная версия.
