— Хорошо, — сказала она. — Возможно, в другой раз. Гений все еще живет с родителями… в Юнион-дистрикт,
вспомнила она. Возможно, какая-нибудь жалкая маленькая квартира. Какой контраст со здешними зелеными лужайками и роскошными деревьями. С ним носятся как с чудо-ребенком. Рабочий стол поставили в комнате детективов. У него нет причин торчать здесь допоздна.
— Сделайте для меня копию списка, — сказала она.
— Вы не отвергаете мою теорию?
— Я хочу о ней подумать. Лучезарнейшая улыбка.
— Хорошо. Приятного вечера, детектив Коннор.
— Вам тоже. «Профессор Гомес».
Он ушел, а Петра вернулась к размышлениям о бойне у «Парадизо».
Для совершения преступления выбрано огнестрельное оружие. По крайней мере, с этой точки зрения убийство выглядело обычным.
Неизвестно почему, но от сознания этого на душе стало еще тяжелее.
На следующий день на столе Петры лежала ксерокопия списка. В правом верхнем углу пометка: «Детективу К. С благодарностью. А. Г.».
Она отложила страницу в сторону и следующие два дня провела в общении с копами, расспрашивая их о пропавших людях на территории Калифорнии. Она разослала по факсу посмертные снимки девушки в розовых кроссовках. Получила несколько обратных звонков, но это ничего не дало. Внешне девица выглядела типичной латиноамериканкой, поэтому следовало запросить и Юго-Запад.
Весь следующий день она названивала в Аризону и Неваду, затем переключилась на Нью-Мексико. Детектив из Санта-Фе по имени Даррелл Две Луны сказал:
— Должно быть, это та девица, которой в прошлом году хватились в пуэбло Сан-Ильдефонсо.
— Нашей жертве сделали недавно аборт.
— Еще лучше, — обрадовался Две Луны. — Ходил слух о ее нежелательной беременности. Залетела от женатого, плохого парня. А мы-то дивились: если он от нее избавился, почему нет трупа? Это дело местной полиции, но спихнули на нас. Пришлите фотографию.
— А ее отец, — спросила Петра, — не из тех ли он парней, которые запросто могут примчаться в Лос-Анджелес, чтобы подстрелить дочурку?
— Уверен, морально готов. А вот стал бы так утруждаться? Сказать не могу.
Через двадцать минут звонок напарника Даррелла опроверг сказанное им. Человек по имени Стив Кац извинился:
— Я знаю, что Даррелл говорил с вами о Черил Руис. Прошу прощения, но на присланном фото не она. К тому же местная полиция не додумалась сообщить нам, что нашла Черил. Девчонка укатила в Миннесоту, родила ребенка и с тех пор живет в доме у тетки.
— Отличная координация действий. Это все новости? — поинтересовалась Петра.
— Да, — сказал Кац. — А как в Лос-Анджелесе? Я одно время служил в нью-йоркской полиции, на Манхэттене. Помню, что дел было выше крыши.
— Скучаете?
— Когда как.
— От чего это зависит?
— От того, как долго тянется ночь. От того, что еще в твоей жизни есть.
Еще один день работы с нулевым эффектом вконец испортил настроение. Лучшее в такой ситуации — заняться сексом, не повредил бы и чуток романтики, но прошла неделя, с тех пор как звонил Эрик, и она даже не знала, где он сейчас находится.
Пора домой. Подольше полежать в горячей душистой ванне, приготовить на ужин что-нибудь вкусненькое и легкое. Следовательно, придется завернуть в магазин за овощами и чем-нибудь еще. Нет, она не в состоянии бродить под холодным светом супермаркета с другими одинокими покупателями. Лучше уж сварганить ужин из того, что завалялось в холодильнике. Будет достаточно, чтобы хватило сил взяться за копию картины О'Киф.
Высоченные нью-йоркские небоскребы превращали город в темный лабиринт.
Здания, без людей. Картина написана задолго до того, как башни Нью-Йорка превратились в мишени. До чего докатился мир!
Только она заперла на ключ ящики стола, в сумке запиликал мобильник. Она пошарила — под руку попал пистолет, салфетки, косметика. Трубку взяла после третьего звонка.
— Привет, — голос когда-то казался ей механическим, лишенным эмоций.
Тон и тембр остались теми же, но теперь этот голос звучал для нее по-другому. Мы слышим мозгом, а не ушами.
— Привет. Куда они заслали тебя теперь?
— Я сам себя заслал. Я внизу, на стоянке.
Сердце подпрыгнуло. Неужели одна фраза может сотворить с ней такое?
— На стоянке? Где?
— Прямо здесь.
— Я спускаюсь, — сказала она.
Эрик стоял в тени рядом с «аккордом» Петры. Руки опущены. Он смотрел на нее, замерев. Черная нейлоновая ветровка, молния наполовину расстегнута, под ветровкой белая футболка. Черные джинсы, туфли тоже черные, на каучуковой подошве, он надевал их, когда ходил в полицейские рейды.
Выглядит более худым, чем обычно. Бледный, щеки впалые, глаза так глубоки, что слились с вечерней мглой. Темные волосы подстрижены короче, чем прежде, — на военный манер.
Человек среднего роста, кожа да кости, бледнее семинариста. Никакого героизма, но в сознании Петры он вырастал до образа Джеймса Дина [7].
Как же она могла раньше думать, что в нем нет ничего, кроме сексуальности?
Она бросилась в его объятья. Он отстранился первым, погладил ее по щеке. Уткнулся лицом в ее волосы, крепко прижал к себе, как ребенка, нуждающегося в ласке.
— Ты в порядке?
— Сейчас да.
— Почему не поднялся наверх?
— Официально меня здесь нет.
Она взяла в ладони его лицо, поцеловала веки, отстранилась на расстояние вытянутой руки.
— А где ты сейчас должен быть?
— В Иерусалиме.
— Ты что, в самоволке?
— Формально — да.
— Что это значит?
— Израильтяне дали передышку, потому что сейчас озабочены обстановкой в Дженине. Подвернулась оказия, и я махнул сюда.
— Махнул.
Он едва заметно улыбнулся.
— Ну, ты знаешь. На самолете.
— Как долго здесь останешься?
— Я должен уехать завтра.
— Одна ночь, — сказала Петра.
— Разве не хорошо?
— Конечно. — Она поцеловала его в нос. — Ты на машине?
Он покачал головой.
— На такси.
Они сели в «аккорд». Петра завела двигатель и заметила темные тени под его глазами.
— Сколько времени добирался?
— Двадцать три часа.
— Ничего себе — автостоп.
— Часть пути действительно проехал автостопом. Летел коммерческим рейсом из «Хитроу». Старух в инвалидных колясках при досмотре тщательно шмонали, а вот парни, выглядевшие подельниками Усамы, прошли как ни в чем не бывало. Ты голодна?
Петра хотела бы оказаться радушной хозяйкой, но в холодильнике было шаром покати: пришлось пойти в ресторан.
Они зашли в итальянскую таверну на Третьей улице, неподалеку от Ла Бреа. Типичное заведение с претензией на старомодность: повсюду развешены бутылки кьянти. Заказали телятину и спагетти с моллюсками, а на десерт — торт из мороженого. Вино брать не стали: Эрик совсем не пил.
Она спросила его об Иерусалиме.
— Я был там несколько лет назад, проездом из Эр-Рияда. Тогда город показался мне красивым. Сейчас все сложнее. Полно подонков со взрывчаткой, губят невинных людей, разрушают здания.
Он намотал на вилку макароны и замер.
— Я встретил парня, который тебя знает. Суперинтендент [8] Шарави.
— Даниэл! — воскликнула Петра. — Мы работали вместе над одним делом. Он, Майло и я.
— Он мне сказал то же самое.
Эрик отложил вилку, коснулся ее ладони, стал нежно перебирать пальчики.
— Ты действительно должен завтра вернуться?
— Да, так планировал.
— Через Лондон?
Он помолчал. Инстинктивная скрытность.
Я заказал билет на рейс «Джет Блю» из аэропорта Лонг-Бич до Нью-Йорка.
— Одна ночь, — вздохнула она.
— Я хотел видеть тебя.
Вернувшись в квартиру Петры, они уселись на диван, поставили диск Дианы Кролл.
Начал Эрик осторожно, так он делал всегда, с самого первого их сближения. Обычно такая прелюдия возбуждала Петру — медленное томление, эротический балет. Сегодня она не нуждалась в разогреве, с трудом сдерживала себя. Наконец терпение иссякло. Она почти сорвала с него одежду, обнажив бледное худое тело. Сама разделась так быстро, что едва не запуталась в брюках.
«Ну ты даешь, детектив».
Эрик ничего не заметил. Глаза его были закрыты, грудь вздымалась. Обнаженный, он казался моложе, беззащитнее.
Она прильнула к нему. Он открыл глаза, взял ее за плечи, огладил бедра, положил ладони на ягодицы. Приподнял ее и посадил на себя. Взяв инициативу в свои руки, продвигал ее вверх-вниз, сначала медленно, потом быстрее. Целовал соски, легонько покусывал. Откинул голову и протяжно вздохнул.
— Давай, милый, — сказала она.
Он ждал. Тогда за дело взялась она. Когда достигла оргазма, тяжело задышала, волосы упали на лицо, он ответил ей, выдохнув «Боже!».
Позже, в постели, уютно устроившись под простынями, она ущипнула его за ягодицу и сказала:
— Не знала, что ты религиозен.
— Это не та религия, которую мне прививали.
