Подбежал господин Дэме, поднял жену на руки, и печальное шествие двинулось к дому.
Белое как мел лицо Бернадетты, круги под глазами, то, как она впилась зубами в сжатый кулак, как внезапно лишилась чувств, – все это потрясло Антуана.
Как бы он хотел вернуть ей Реми!
И он заплакал. Слезы медленно катились по щекам. Его охватила глубокая печаль, ведь он-то знал, что Бернадетта никогда не увидит своего сыночка живым.
Скоро она увидит его мертвым.
Накрытым простыней, на алюминиевом столе. Она прижмется к мужу, тот обнимет ее за плечи. Служащий морга осторожно приподнимет белую ткань. Она увидит посиневшее, безучастное лицо Реми с огромной гематомой во всю правую половину головы. Она разрыдается, господин Дэме будет поддерживать ее, чтобы она не упала. Выходя, он знаком даст понять пришедшему с ними жандарму, что да, это он, это наш малыш Реми…
Через несколько минут прибыл пикап жандармерии.
Антуан увидел, как капитан в сопровождении двоих коллег пересек соседский сад и позвонил в дверь. Затем они прошли в обратном направлении, но на сей раз с господином Дэме, широко шагавшим между ними. Он кипел от ярости.
Все четверо направились к пикапу, вокруг которого тут же столпились все присутствующие.
Услышав крики, Антуан открыл окно.
– Куда вы его увозите?
– По какому праву?..
– Пропустите их! – кричал мэр, делавший все возможное и невозможное, чтобы помешать схватке горожан с блюстителями порядка.
– Значит, мэр нынче заодно с жандармами? Против простых людей?
Жандармы, терпеливые и сосредоточенные, довели Дэме до машины, приказали ему погрузиться и тут же отбыли.
Большинство присутствующих сразу бросились к своим автомобилям и пустились за пикапом…
Антуан не знал, что и думать.
Почему увели отца Реми? Его в чем-то подозревают?
Ах, если бы могли арестовать кого-то другого, а не его, Антуана. Лучше всего господина Дэме, которого Антуан так боится… Он вспомнил о Бернадетте, которая видела, как уводят ее мужа… Раздираемый столь противоречивыми соображениями, Антуан уже не знал, что и думать…
Клодина и госпожа Керневель ушли, госпожа Куртен принялась разогревать ужин.
Антуан молча продолжил сборы. Рюкзак у него был маленький, он не мог сложить туда все, что ему хотелось. Ну и ладно, деньги у него есть, по пути он купит все, что может понадобиться.
Около половины восьмого мать позвала его ужинать.
– Это ж надо, какие дела…
Она скорее обращалась к самой себе, чем к Антуану.
До сих пор она воспринимала пропажу Реми как факт из разряда происшествий, что-то случившееся где-то по соседству, о чем годы спустя все еще иногда вспоминают. Потому что была убеждена, что маленький Дэме вот-вот объявится. К тому же ее рассудок отказывался понимать, что мальчик действительно мог пропасть. Госпожа Куртен могла привести массу примеров, когда искали пропавших детей…
Накрывая на стол, она рассказывала Антуану:
– Представляешь, сын соседки твоей тети… Ему было четыре года. Уснул в комоде для белья, клянусь тебе! Его искали несколько часов, уже вызвали жандармов, и тут сноха обнаружила его…
Они одновременно увидели, как окна осветились полицейскими мигалками. Госпожа Куртен вскочила первая и открыла дверь.
Жандармский пикап затормозил не перед домом Дэме, а возле их калитки.
Госпожа Куртен торопливо сдернула фартук. У нее за спиной стоял Антуан.
К ним направлялся молодой жандарм.
Антуан думал, что сейчас умрет.
– Простите за беспокойство, госпожа Куртен. Но нам хотелось бы побеседовать с вашим сыном…
Говоря это, жандарм нагибался и оглядывался по сторонам, ища Антуана взглядом. Госпожа Куртен нахмурилась:
– Но зачем…
– Простая формальность, только и всего. Антуан?
На сей раз жандарм не стал садиться на корточки, чтобы стать одного с ним роста.
– Не прогуляешься ли со мной, дружок?
Антуан прошел с ним до соседского сада, к двум другим жандармам. Там уже ждал господин Дэме. Лицо его не предвещало ничего хорошего. Он не спускал с Антуана злого взгляда.
Жандарм повернулся к мальчику:
– Покажи мне точно то место, где ты в последний раз видел Реми.
Все смотрели на него. Позади стояла мать.
Что он ответил Бернадетте? Что сказал жандарму? Он уже толком не помнил и боялся запутаться. Он говорил о собаке. Антуан не шелохнулся. Жандарм повторил вопрос:
– Антуан, прошу тебя, покажи мне точно, где он находился.
Антуан догадался, что жандарм специально встал так, чтобы закрыть от него груду мусора. Вдруг все показалось ему не таким ужасным. Он шагнул вперед, протянул руку:
– Там.
– Встань туда, где стоял он.
Антуан дошел до мусорных мешков. Представил себе сцену. Он увидел, как идет по улице, замечает возле мешка плачущего Реми…
Он сделал еще шаг. Здесь.
Подошел жандарм, ухватил первый мешок, открыл его и заглянул внутрь. Господин Дэме, сложа руки, наблюдал за происходящим.
В светящемся проеме двери вырисовывался силуэт Бернадетты в накинутом на плечи пальто. Она обеими руками прижимала к горлу воротник.
– Так что же делал Реми? – спросил жандарм.
Слишком долго. Несколько минут Антуан еще мог бы выдержать, но тут, в этом саду, где с темнотой боролся только фонарь над воротами и слабое уличное освещение, ощущать, что тебя внимательно изучают глаза Бернадетты, господина Дэме, жандарма, матери, которая силится понять, к чему все это… Да еще люди, что останавливались за забором, чтобы поглазеть на необычное зрелище.
Антуан расплакался.
– Все наладится, малыш, – сказал жандарм, взяв его за плечо.
И тут все услышали глухой шум, словно далекий звук больших птичьих крыльев. Над лесом, со стороны Сент-Эсташа, летел вертолет, и дрожащий луч его прожектора упирался в землю.
Сердце Антуана билось в том же ритме, что невидимые лопасти пропеллера вертолета, выписывающего круги в ночном небе.
Жандарм повернулся к господину Дэме и приложил указательный палец к козырьку:
– Спасибо за сотрудничество… Объявлен розыск, мы будем держать вас в курсе, если появятся новости, разумеется…
Вместе с коллегами он сел в пикап и уехал.
Все разошлись по домам.
– Они пытаются разобраться, как это произошло… – сказала госпожа Куртен.
Она закрыла дверь на ключ и вернулась в гостиную.
Антуан стоял у входа, не сводя глаз с телевизора, где во весь экран показывали лицо Реми: улыбающегося, с приглаженными волосами. Его сфотографировали в прошлом году в школе. Антуан знал эту желтую футболку с голубым слоником.
Комментатор давал описание ребенка: что на нем было надето, когда он пропал; куда он предположительно мог направиться. Рост метр пятнадцать.
Поди знай почему, но эта цифра разбила Антуану сердце.
Было зачитано обращение к возможным свидетелям, бегущая строка внизу экрана сообщала номер телефона для экстренной связи. Предполагалось задействовать водолазов, чтобы обследовать пруд. Антуан представил себе расставленные на ведущей к пруду дороге пожарные машины с мигалками, сидящих на бортиках резиновых лодок аквалангистов, стремительным и точным движением опрокидывающихся назад…
Журналистке было лет сорок, Антуан часто видел ее на телеэкране, но сегодня он смотрел на нее другими глазами, потому что она говорила значительно, почти торжественно: «Первые поиски результатов не дали…»
Показали несколько видов Боваля, немного устаревших, наверное из архива. И несколько планов с жандармскими автомобилями, патрулирующими окрестности.
«Темнота вынудила следователей отложить продолжение своих поисков на завтра».
Антуан не мог оторваться от экрана. Он испытывал поразительное ощущение дежавю, он часто слышал сообщения о трагических происшествиях, но на сей раз оно касалось его непосредственно, потому что он был убийцей.
«…судебной информации для расследования причин исчезновения прокуратурой города Вильнёв».
– Антуан, ты идешь за стол? – спросила госпожа Крутен. Повернувшись к сыну, она заметила, что он неестественно бледен. – Не удивлюсь, если ты там что-то замышляешь…
Антуан поужинал очень легко, то есть вообще ничего не съел. Не хочу.
– Ну еще бы! – сказала мать. – После всего того, что случилось…
Антуан помог ей убрать со стола, а потом, как всегда по вечерам, подошел к матери, подставил щеку для поцелуя и поднялся в свою комнату.
Надо было подготовиться, дособрать рюкзак… Во сколько ему уходить, чтобы никто не увидел? В темноте…
Он вытащил из-под кровати свои вещи, и внезапно его охватило сомнение: а как он получит деньги с книжки?
Когда мать в виде исключения соглашалась на то, чтобы снять какую-то часть – например, чтобы купить часы, – она всегда сама ходила на почту: ты не можешь пойти один, надо быть совершеннолетним… А он, значит, подойдет к окошку, у него попросят удостоверение личности, да нет, зачем? Просто посмотрят на него, этого достаточно… Нет, мальчик, так нельзя… ты должен прийти с мамой или папой…
