Она повернула голову и увидела молодого бледного парня с копной давно не мытых черных волос, который сидел у главного входа, прижавшись спиной к стене. На коленях он держал табличку, где было написано: «БЕЗДОМНЫЙ, БОЛЬНОЙ СПИДОМ. ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИТЕ».
— Может, у вас завалялась в кошельке лишняя мелочь? Не поможете несчастному? Вы ведь будете кататься на катере по озеру Саранак, когда меня уже не будет на свете.
Ее вдруг охватила странная слабость, она почувствовала себя на грани умственной и эмоциональной перегрузки. Здание вокзала начало расти перед глазами, пока не достигло размеров огромного кафедрального собора, в приливном движении людей в проходах и посадочных коридорах таилось нечто ужасающее. Мимо нее, наклонив голову, прошел мужчина, с шеи которого свисал огромный дрожащий мешок кожи. Он волочил за собой на ремне брезентовый рюкзак. Скользя по грязному полу, тот издавал змеиное шипение. Из расстегнутой горловины рюкзака торчала бессмысленно улыбающаяся голова Микки-Мауса. Оглушительный голос громкоговорителя сообщил собравшимся пассажирам, что экспресс компании «Трейл-уэйз» с конечным пунктом назначения в Омахе отправляется от семнадцатой платформы через двадцать минут.
«Я не смогу, — внезапно подумала она. — Не смогу существовать в этом мире. Не потому, что не знаю, где находятся пакетики с чаем или половая тряпка; дверь, за которой он бил меня, кроме всего прочего, отгораживала меня от всей этой безумной путаницы. И никогда не сумею снова пройти через нее».
На мгновение неожиданно яркий образ-воспоминание детских лет заполонил ее сознание — картинка из воскресной церковной школы с изображенными на ней Адамом и Евой, прикрывающими наготу фиговыми листками, на лицах двух библейских персонажей одинаковое выражение стыда и сожаления, они босиком идут по каменистой тропинке к горькому, стерильно пустому будущему. За ними виднеются врата в сочный от зелени и благоухающих цветов Эдем. Перед запертыми воротами стоит крылатый ангел, сжимая в руке меч, сияющий зловещим светом.
— Не смей думать об этом так! — вдруг воскликнула она, и сидевший у стены человек вздрогнул так сильно, что с его колен свалилось табличка. — Не смей, слышишь!
— Ради Христа, прошу прощения! — торопливо произнес он, вытаращив глаза. — Идите себе, я не думал, что это вас так…
— Нет-нет, я… это не про вас… я думала о своем… Затем до нее дошла вся абсурдность происходящего — она оправдывается перед нищим, попрошайничающим у входа в здание автобусной станции. Рози по-прежнему держала в руке два доллара — сдачу, которую вручил ей таксист. Швырнув их в коробку из-под сигар, стоящую у ног молодого человека с табличкой, она вошла в здание вокзала.
Еще один молодой человек — в этот раз с крошечными усиками в стиле Эррола Флинна на привлекательном, но не внушающем доверия лице — собрал вокруг себя несколько человек и устроил у дальней стены вокзала нечто вроде игры в наперсток, знакомой ей по телепередачам, только вместо наперстков он проворно двигал по крышке чемодана три карты.
— Не хотите найти пикового туза? — пригласил он ее. — Которая из них — пиковый туз, леди?
Она мгновенно увидела приближающийся к ней кулак. Увидела кольцо на среднем пальце, кольцо с выгравированными на нем словами «Служба, верность, общество».
— Нет, спасибо, — отказалась она, — С этим у меня трудностей никогда не было.
Появившееся на его физиономии выражение красноречиво свидетельствовало о том, что он счел ее слегка не в себе, но она не обратила на него внимания. Он для нее не представляет проблемы. Как и тот парень, что попрошайничает у главного входа, больной СПИДом или нет, как тот мужчина с огромной опухолью на шее и Микки-Маусом, торчащим из незастегнутого рюкзака. Ее проблема — это Рози Дэниэлс — какая Дэниэлс, черт возьми, Рози Макклендон — и это единственная ее проблема.
Она зашагала по центральному проходу, затем увидела мусорную корзину и остановилась. Через вздувшийся бок корзины проходила короткая повелительная фраза: «НЕ МУСОРИТЬ!». Она раскрыла сумочку, достала кредитную карточку мужа, подержала ее в руке, затем решительно сунула в отверстие в крышке корзины. Она расставалась с карточкой с огромным сожалением, однако одновременно испытывала не меньшее облегчение. Оставь она ее у себя, соблазн воспользоваться ею может оказаться слишком сильным… а Норман не дурак. Жестокий — да. Но только не глупый. Если она даст ему хоть одну ниточку, он обязательно размотает клубок до конца. Не надо забывать об этом.
Сделала глубокий вдох, задержала дыхание на секунду-другую, затем выдохнула и решительным шагом направилась к справочным автоматам расписания автобусов в центре зала. Она не оглядывалась. А если бы оглянулась, то увидела бы, как парень с усиками в стиле Эррола Флинна бросился к мусорной корзине и принялся копаться в ней, пытаясь отыскать предмет, который опустила туда чудаковатая леди в темных очках и с ярким красным шарфиком на шее. Молодому человеку показалось, что она выбросила кредитную карточку. Возможно, он ошибся, но в таких вопросах никогда нельзя знать наверняка, пока не проверишь. И иногда тебе везет. Иногда? Черт побери, часто! Недаром ведь они живут в стране благоприятных возможностей.
Следующий крупный город в западном направлении располагался всего в двухстах пятидесяти милях, и она решила, что это слишком близко. Вместо него остановила выбор на еще более крупном городе, на пятьсот пятьдесят миль дальше первого. Город раскинулся на берегу большого озера, как и этот, но в другом часовом поясе. Расписание подсказало ей, что автобус отправляется туда через полчаса. Она перешла к ряду кассовых окошек и встала в очередь. Сердце глухо колотилось о ребра, во рту пересохло. В тот самый момент, когда стоявший перед ней человек отошел от окошка с билетом, она прикрыла лот ладонью, чтобы скрыть отрыжку, прожегшую путь из желудка и отдававшую утренним кофе.
«Здесь ты не должна пользоваться ни тем, ни другим именем, — предупредила она себя. — Если они спросят, как тебя зовут, назови им вымышленное имя».
— Чем могу помочь, мадам? — обратился к ней клерк, глядя поверх бифокальных очков, опасно повисших на самом кончике носа.
— Анджела Флайт. — Так звали ее лучшую подругу в старшей школе, единственного человека, с которым она по-настоящему подружилась за всю жизнь. А потом в обрейвилльской школе Рози познакомилась с парнем, за которого вышла замуж через неделю после выпускного бала, и вдвоем они создали отдельное государство… государство, границы которого закрыты для туристов.
— Простите, мадам?
Она сообразила, что вместо названия намеченного пункта сообщила ему имя человека, и как странно (он, наверное, смотрит на мои запястья и старается разглядеть, не осталось ли на них следов от смирительной рубашки) оно, вероятно, прозвучало. Она вспыхнула от неловкости и растерянности и сделала отчаянную попытку собраться с мыслями, привести их хотя бы в приблизительный порядок.
— Извините, — выдавила она, и пугающее предчувствие овладело ею: что бы ни ожидало ее в будущем, это простое скорбное слово будет преследовать ее на пути, как консервная банка, привязанная к хвосту бродячей собаки. Четырнадцать лет провела она, отгороженная запертой дверью от остальной части мира, и потому чувствовала себя теперь, как перепуганная мышь, сунувшая нос в чужую норку.
Клерк все еще смотрел на нее поверх забавных бифокальных очков, и в глазах его мелькнуло сдержанное раздражение.
— Так я могу вам помочь, мадам, или нет?
— Да, конечно. Я хочу купить билет на рейс в одиннадцать ноль пять. На этот автобус еще есть свободные места?
— Не меньше сорока, мадам. Обратный или в один конец?
— В один конец, — ответила она и ощутила, что краска снова заливает ей щеки: слишком значимыми показались ей собственные слова. Она изобразила натянутую улыбку и повторила с усилием:
— В один конец, пожалуйста.
— С вас пятьдесят девять долларов, семьдесят центов, — объявил он, и у Рози подогнулись колени от облегчения. Она ожидала, что билет будет стоить гораздо дороже; собственно, она приготовилась к тому, что на билет уйдут практически все деньги и в результате она останется почти без гроша в кармане.
— Спасибо, — поблагодарила она, и клерк, должно быть, распознал интонации искренней благодарности в ее голосе, потому что оторвался от бланка, который заполнял, и посмотрел на нее. Следы прежнего сдержанного раздражения исчезли из его взгляда.
— Всегда рад помочь, — откликнулся он. — Багаж?..
— Я… у меня нет багажа, — произнесла она растерянно и неожиданно почувствовала, что боится его взгляда. Она попыталась с ходу придумать объяснение — видимо, это звучит чертовски подозрительно, одинокая женщина, без сопровождения, направляющаяся в дальний город без всякого багажа, с одной лишь дамской сумочкой в руках, — но ничего не шло на ум. К тому же она заметила, что объяснения и не требуется. Она не вызывала у него ни малейших подозрений, он не проявлял даже признаков любопытства. Он просто кивнул и принялся заполнять бланк билета. До нее вдруг дошло, в чем дело, и это не доставило удовольствия: для Портсайда подобное не внове. Этому юному клерку постоянно приходится обслуживать женщин вроде нее: прячущих лица за темными очками, покупающих билеты в другие часовые пояса, — женщин, которые выглядят так, словно где то на пути обронили память о самих себе, потеряли понимание того, что они делают и зачем.
