Громила удостоверился в исправности своей игрушки и резким движением повернулся к ним.
Ретт поднял глаза.
Эвелин дернулась.
Выстрел.
Выстрел.
Два простреленных тела.
Чёрная машина плыла по ночному городу. Накативший туман, окутывающий бока машины словно волны, напоминал реку мертвых из древнегреческой мифологии. Лучи уличных фонарей не доходили до дороги, освещая лишь верх пламенным цветом. Из-за тумана не слышалась ночная жизнь, полная боли, городка на западе континента. Машина завернула на повороте, и лишь одна вывеска, со светоотражающим покрытием, показалась из-за тумана.
3/7 Авеню
Машина держалась края обочины. Кафе, вывески, магазины и будки чередовались друг с другом в унисон. Возле одного здания машина резко остановилась. Открылась дверь, откуда вышла тень огромного человека. Подойдя к зданию, уже отчетливо была видна вывеска.
Мастерская Рейн
Что там с твоей машинкой? ;)
Водитель пришёл по адресу. Мастерская брата Эвелин. Огромный силуэт приближался к двери. Ворота для въезда машин были уже закрыты железным занавесом. Поднялась рука, очень медленно, словно мистический персонаж из ужасов.
Стук.
Стук.
И еще один, но уже громче.
– Иду-иду. Кто там в такое позднее время?
Огромный человек не отвечал, лишь стоял у входа в ожидании открытия двери. Эшли, брат Эвелин, покрутил замок изнутри и дверь отворилась.
То, что он увидел, потрясло его до глубины души. На пороге стоял не один огромный человек, а кто-то, кто держит на руках другого. Даже хуже, этот кто-то была его сестрой! И они в крови. Держал её уже незнакомый ему человек. Глаза показывали усталость, а руки дрожали.
– Я её немного испачкал.
Ретт видел, что кровь всё еще шла из его рук и изрядно окрасила спину девушки в алый оттенок.
– Что ты с ней сделал? Мерзавец.
Эшли был глубоко потрясен и зол, но даже в таком состоянии ему не тягаться с Реттом. Он это явно видел, но любовь к сестре, которая оступилась в жизни, была в разы сильнее.
Ретт не обратил на него внимание и просто вошёл в дом. Дом был небольшим, отчасти потому, что большая часть одноэтажного здания занимала мастерская. Диван на краю комнаты сразу дал направление для убийцы. Эвелин ещё была жива. Пуля попала ниже сердца, в каких-то двух сантиметрах от неминуемой гибели.
Эшли попытался позвонить куда-то, но пистолет, что был направлен на него резко сменил его намерения.
– Я должен позвонить медикам, ОНА МОЖЕТ УМЕРЕТЬ!
Крики отчаянного брата потрясли комнату.
– Она может умереть, но если ты позвонишь медикам, то те свяжутся с полицией и жить она будет куда меньше чем предполагалось.
– Что, чёрт возьми, происходит?– Слёзы текли и капали на пол. Эшли на вид не был эталоном мужества, но и хлюпиком назвать было трудно. Хотя и мужчине иногда дозволительно пустить слезу,—что с ней?ОТВЕЧАЙ!
На Ретта никак не действовали крики Эшли, но не рассказать он не мог. Сам ничуть не горевал по ней. Ретт присел у изголовья дивана и достал пачку сигарет.
– У-у м-меня не курят.
Ретт лишь посмотрел на него, но все же зажег сигарету. Горький дым наполнил его нутро, и он смог собраться с мыслями. Эвелин лежала перед ним, её брат плачет, а он сидит и курит. Смех, да и только, но убийца даже не улыбался. У него не осталось сил на это. Он мог лишь поднимать и опускать свою сигарету, всё больше и больше отравляя себя табаком.
– Мы были на задании, но оно оказалось подставным. Заказчик попытался убить нас, и как ты видишь, у него не вышло. Я успел выстрелить в него, но зараза уже держал палец на курке, я смог обеспечить лишь то, чтобы он на расстоянии вытянутой руки промахнулся. Нас было всего трое, но раз человек, который пытался отнять у нас жизнь не способен более связаться с начальством, то на нас открыта охота.
У Эшли тряслись ноги и он просто упал на пол. Он начал всхлипывать, но неожиданный удар прикладом оружия помог ему заснуть. Ретт устал. Ему и без того надо было сменить бинты на груди Эвелин, не хватало еще и того, кто будет суетиться и мешать. Глаза убийцы расплывались. Сигарета уже потухла. «В ванной должна быть аптечка».С такими мыслями он стал искать бинты. Оторванный рукав его рубашки обеспечил на какое-то время остановку крови, но рану нужно обеззаразить и хотя бы вытащить пулю с груди девушки.
Дом действительно был небольшим и поиски ванной комнаты не затянулись надолго. Как и все, Эшли держал аптечку за зеркалом над раковиной. Бинты, щипцы обезболивающие и прочее. Ретт не стал выбирать, что нужно брать, а что нет. Вернувшись в зал, он увидел то, чего не разглядел сразу. На столе перед диваном, стояла открытая бутылка водки. Эшли не казался пьяным, но половина выпитой бутылки говорили за себя.
Кровь на белоснежной рубашке Эвелин превратилась в багровое пятно. Пуговиц на них не было, так как Ретт уже сорвал их в первый раз, когда пытался закрыть рану своим платком и завязать рукавом. Пуговицы летели во все стороны и это скорее напоминало проявление страсти, нежели попытки спасти чью-то жизнь. Ретт развязал импровизированную перевязь. Крепкая и молодая грудь открылась во всей красе, но не этим были заняты мысли убийцы. Кровь перестала прорываться через отверстие на теле. Ретт не медик, и возможно его действия могут показаться вам чересчур грубыми, но выбора не было и время поджимало. Щипцы пригодились ему при вытаскивании пули из раны. Пуля не вошла глубоко, ребро ценой многих трещин остановило пулю. В аптечке так же лежали нитка и иголка, несколько швов, и рана перестала выглядеть устрашающе. Водка сменила медицинский спирт и Ретт благополучно обмазал края раны, приложил вату, а над ней уже её платок и обвязал все это дело бинтами.
Ноги убийцы страшно косились. Пережитое за сегодня вывело его из колеи и больше всего в тот момент убийца желал сна. Долгий глоток водки, и его туша оказалась на кресле до самого утра.
Улыбка. Темные волосы. И теплые объятия. Глаза нежно смотрят на него. Взгляд и звонкий смех. Она та самая, что хоть что-то значит в жизни Ретта. Она проводила кистью по холсту. Мягкие движения, и лист обретал жизнь. Пустой кусок, когда-то бывший деревом, постепенно обретает смысл. Рисунки, что появляются на холсте, оживляют белоснежные листы. Рост был чуть ниже Ретта, но это давало самые прекрасные объятия, когда её голова прижималась к его груди. Кому-то
