— Я не помню, — ответил он.
— А если постараться.
— Наверное, в тысяча девятьсот шестьдесят первом или шестьдесят втором, — тихо произнес он. — Это было летом, я как раз начал служить в Марнессе. Тогда проникли в его ресторан в Лонгвике, и я туда поехал, мне надо было получить от Лунгера заявление. Мы начали разговаривать.
— О Нильсе Канте?
Леннарт кивнул. Он ни разу не посмотрел на Джулию.
— О нем тоже, — сказал он. — Лунгер знал… Он знал, что я сын убитого полицейского. Через несколько недель он мне позвонил и пригласил к себе. Он спросил, хочу ли я попробовать найти Канта, заманить его домой, чтобы рассчитаться за отца… Да так прямо и спросил, заинтересован я в этом или нет.
Леннарт замолчал.
— И что ты ему ответил?
— Я сказал, что заинтересован и что помогу, если он поможет мне. Такое вот было деловое соглашение.
Йерлоф медленно кивнул.
— И это соглашение ты разорвал несколько дней назад? — спросил он тихо. — В Марнесском полицейском участке? Ты что, боялся, что он в конце концов проговорится? У кого на самом деле был пистолет, Леннарт… тот самый, из которого был застрелен Лунгер?
Леннарт продолжал смотреть на свои руки.
— Это не имеет значения, — сказал он.
— Значит, деловое соглашение, — тихо повторила Джулия. На город упали сумерки, но она думала совсем о другом.
Она вспомнила о Мартине Мальме, раздобывшем деньги на новое судно. И о Гуннаре Лунгере, который за бесценок получил кучу земли. И про Леннарта Хенрикссона, в которого она совсем недавно была влюблена. Что получил он? Отомстил Нильсу Канту.
И все это ценой жизни ее сына.
— Такой был уговор, — оправдывался Леннарт. — Я помогу Лунгеру и Мартину Мальму, а они — мне.
— Значит, вы встретились тогда в тумане на пустоши… В тот день, — констатировал Йерлоф.
— Лунгер позвонил мне утром и сказал, что они пойдут к жертвенному камню, — сказал Леннарт. — Мы должны были встретиться там. Но я опоздал, и, когда приехал, там началась полная неразбериха… Мартин Мальм лежал на земле весь в крови, Кант ударил его лопатой. Мальм от этого так и не оправился. С ним через несколько дней первый инсульт случился.
— А Йенс? — тихо спросила Джулия.
— Это был несчастный случай. Я его вообще не видел, — пробормотал Леннарт срывающимся голосом, не глядя на нее. — Когда Нильс Кант был уже мертв, мы нашли… тело, маленькое, под машиной. Он… он не успел отскочить, когда я наехал на Канта.
Леннарт замолчал.
— Где вы его похоронили? — спросил Йерлоф.
— На кладбище, в могиле Канта, — ответил Леннарт. Он говорил, как будто бы кто-то заставлял его пересказывать кошмарные видения. — Мы в темноте перенесли туда мальчика и тело Канта. Мы еще колокольчик повесили на церковную калитку, чтобы услышать, если кто-нибудь придет. Сняли траву, отложили в сторону вместе с землей, а потом копали целую ночь. Было очень трудно.
Джулия прикрыла глаза. Она думала о том, что у стены кладбища в Марнессе похоронен Йенс, убитый человеком, переполненным ненавистью. В точности как сказал Ламберт.
— Но до того как вы похоронили Йенса, — произнесла Джулия слабым голосом, не открывая глаз, — ты же ведь тогда вечером приехал в Стэнвик и помогал его искать. Ты руководил поисками мальчика, которого сам и убил… моего сына. — Джулия тяжело и устало вздохнула. — А потом ты разъезжал по пустоши и делал вид, что ищешь Йенса, а на самом деле старался скрыть следы своей машины.
Леннарт молча кивнул.
— Это было совсем нелегко, — сказал он тихо, по-прежнему не глядя на Джулию. — Я только хочу сказать, Джулия, было очень трудно молчать. И сейчас, осенью, когда ты вернулась сюда, я действительно пытался тебе помочь. Я хотел забыть все, что случилось двадцать лет назад, и чтобы и ты забыла об этом тоже. — Потом он помолчал и добавил: — Я думал, что у меня получится.
— Значит, Нильс Кант действительно лежит в своем гробу? — спросил Йерлоф.
Леннарт опять кивнул и посмотрел на него.
— Я не разговаривал с Гуннаром Лунгером много лет, а что касается этого… Я понятия не имел о том, что он собирался с тобой сделать, Йерлоф.
Он отпустил спинку стула и медленно повернулся. Сейчас он выглядел таким же усталым, как и тогда в каменоломне, когда Джулия увидела его в первый раз, или, может, даже больше.
Леннарт встал и направился к двери, но вдруг обернулся:
— Я могу сказать… мне стало лучше, когда я застрелил Лунгера. А насчет мести Нильсу Канту скорее наоборот.
Потом Леннарт ушел. В тишине палаты было отчетливо слышно, как Йерлоф вздохнул. Почему-то никто не аплодирует.
Он посмотрел на дочь.
— Я… мне… очень жаль, Джулия, — прошептал он, — очень, очень жаль.
Она кивнула и сквозь слезы посмотрела на отца. В эту минуту она отчетливо представила, как бы выглядел взрослый Йенс.
— Я люблю тебя, папа.
Она опустила ладонь на руку Йерлофа и крепко сжала.
Был первый по-настоящему весенний день, наполненный солнцем, теплом, цветами, птичьим щебетом. Небо над Эландом казалось голубым колышущимся от ветра пологом. В такой день жизнь как будто начинается заново и все самое интересное ждет впереди. Причем совсем неважно, сколько тебе лет.
Для местного репортера Бенгта Нюберга весна, когда она действительно приходила на остров, была приглашением к путешествиям по Эланду. И в такие дни, как сегодняшний, он старался не засиживаться дома.
Бенгт на несколько секунд прикрыл глаза, а потом посмотрел на Марнесскую церковь, окруженную каменной стеной.
Зимой, тогда, в четверг, когда вскрывали могилу, там собралась куча любопытных. Множество журналистов, зевак, которых никто не приглашал на кладбище, толпились за полицейским ограждением. У самой могилы находилось всего несколько человек. Остальных пастор попросил оставаться по другую сторону кладбищенской стены.
Сейчас, весной, все было по-другому. Бенгт со своим блокнотом был здесь единственным репортером, хотя и мыкался в отдалении. Рядом с ним топтался молодой фотограф. Его прислал из Боргхольма главный редактор, хотя Бенгт и упомянул, что справится один. Но речь шла о настоящей сенсации, которую можно будет продать крупным газетам. Здесь не годилась незатейливая камера Бенгта Нюберга.
Фотограф из Боргхольма оказался, что называется, новоиспеченный, проще говоря — салага. Сопливый мальчишка из Смоланда по имени Йенс. Его звали так же, как и того мальчика.
Терпения у Йенса не было ни на йоту. Как только кладбищенский сторож показал им место, он тут же поднял повыше камеру и забегал, выискивая подходящую точку. Потом подошел к Бенгту и сказал:
— Я, кажется, смогу пробраться туда, внутрь. — И с вожделением посмотрел на кладбищенскую стену. — Прокрадусь там, вдоль…
Бенгт покачал головой и отрезал:
— Не суйся. Здесь хорошее место.
Они остались стоять за стеной. Солнце светило вовсю. Ждать пришлось не очень долго. Из церкви вышла похоронная процессия. Моторизованная камера Йенса зажужжала и защелкала.
Впереди, по каменной дорожке, медленно шел пастор. Следом — Джулия Давидссон, мама. Рядом с ней — Йерлоф, дедушка. За ними какой-то высокий мужчина, примерно одного возраста с Джулией.
— А этот парень кто? — спросил Йенс, опустив камеру.
— Папа мальчика, — объяснил Бенгт.
Джулия Давидссон держала отца под руку. Они подошли к могиле недалеко от колокольни. Они стояли бок о бок, пока гроб не опустили в землю. Йерлоф склонил голову, а Джулия положила розу.
«Да, — подумал Бенгт, — можно сказать, местные знаменитости». Так много случилось в округе всего за каких-нибудь полгода. Осенью — трагическая гибель Эрнста Адольфссона в каменоломне. Месяц спустя дикая смерть Гуннара Лунгера в полицейском участке. А потом полиция нашла в Лонгвике в его гостинице вторую сандалию. Маленькую сандалию, точно такую, как та, которую чуть раньше покойный судовладелец Мартин Мальм прислал Йерлофу.
Казалось, что все закончилось. Но криминалисты воссоздали картину обстоятельств смерти Гуннара Лунгера. Леннарта Хенрикссона судили в Кальмаре. По двум обвинениям — убийство Гуннара Лунгера и непреднамеренное убийство Йенса Давидссона. Леннарта Хенрикссона признали виновным. И в довершение всего пасмурным зимним днем вскрыли могилу Нильса Канта.
При вскрытии могилы выяснилось, что там похоронен не только Нильс Кант. В его гробу обнаружили еще одно не поддающееся идентификации тело. Возможно, шведского матроса, много лет назад исчезнувшего в Южной Америке. Скорее всего, его убили.
И наконец под гробом Канта нашли третье тело. Намного меньше, чем два других. И только тогда дело было полностью раскрыто.
А сейчас вовсю жарило солнце, на Эланд пришел праздник — весна. И маленького мальчика, который пролежал запрятанным в земле двадцать лет, наконец нашли и похоронили по-человечески.
