— Стало быть, вы думаете, что я умен? — сказал Жюль. — Вы правы. Я умен. И я бы оказался слишком умен для вас, если бы удача не обернулась против меня. Своей победой вы обязаны не своему умению, а везению.
— Это то что всегда говорят побежденные. При Ватерлоо англичанам, без сомнения, не слишком везло, и тем не менее это было Ватерлоо.
Жюль зевнул с тщательно разыгранной небрежностью.
— Что вы хотите узнать? — вежливо осведомился он.
— Прежде всего я хочу знать имена ваших сообщников в стенах отеля.
— Больше никого нет, — сказал Жюль. — Рокко был последним.
— Не начинайте со лжи. Если у вас не было сообщников, то как вы рассчитывали на то, что вполне определенная бутылка романеи-конти будет подана его высочеству князю Эугену?
— Стало быть, вы ее вовремя обнаружили, не так ли? — сказал Жюль. — Я опасался этого. Позвольте объяснить, что для этого не нужен был сообщник. Бутылка находилась на самом верху корзины, и естественно, что только она и могла быть взята. Более того, я поместил ее так, чтобы она выглядывала наружу чуть больше, чем остальные.
— Стало быть, это не вы устроили так, что Хаббард прошлой ночью оказался болен?
— Я даже и помыслить не мог, — сказал Жюль, — что замечательный Хаббард не наслаждается своим удивительным здоровьем.
— Скажите мне, — сказал Рэксоул, — кто или что стоит в начале вашей охоты не на жизнь, а на смерть за князем Эугеном?
— Я не вел охоты за князем Эугеном, — ответил Жюль. — По крайней мере, его смерть не была моей начальной целью. Я всего лишь добивался за вознаграждение того, чтобы князь Эуген не встретился с неким мистером Самсоном Леви прежде некой даты, вот и все. Все это достаточно просто. А до этого я уже был нанят для выполнения гораздо более запутанного дела. И я смог завершить его с помощью Рокко и… и мисс Спенсер.
— Эта женщина ваша жена?
— Хотела бы быть ею, — усмехнулся он. — Я выполнил свои обязательства, когда вы так неожиданно купили отель. Не хочется мне теперь признавать, что с того самого мига, когда вы встали на моем пути (вы помните, конечно, ночь в коридоре), — с этого мига я тайно опасался вас, хотя и не признавался себе в этом. Я подумал, что будет безопаснее перенести поле наших действий в Остенде. Прежде я рассчитывал провести операцию с князем Эугеном в «Гранд Вавилоне», но тут решил перехватить его на континенте и отправил туда мисс Спенсер с некоторыми инструкциями.
Но беда никогда не приходит в одиночку, и случилось так, что именно в это время глупый Диммок, который был заодно с нами, стал проявлять упрямство. Легчайший толчок мог разрушить все, и я был вынужден… убрать его со сцены. Он хотел отступить… Он испытывал приступы угрызений совести, и необходимы были решительные меры. Я сожалею о его безвременной кончине, но он сам виноват в этом. Итак, все шло благополучно, пока вы и ваша дражайшая дочь опять не набросились на нас, на этот раз уже в Остенде. Однако, несмотря на это, до того срока, который назначил мой наниматель, оставалось ждать всего лишь двадцать четыре часа. Так что вышло, что вначале я продержал бедного маленького Эугена почти до назначенного времени, а затем вы сами ухитрились задержать его. Я не отрицаю; в Остенде вы выиграли, но выиграли слишком поздно. Время прошло, и, таким образом, насколько мне известно, уже не имело значения, увидит ли князь Эуген мистера Самсона Леви или нет.
Но мои наниматели все еще были в тревоге. Они беспокоились даже после того, как маленький Эуген несколько недель пролежал больной в Остенде. Оказывается, они опасались, что даже эта запоздалая беседа между князем Эугеном и мистером Самсоном Леви может принести им вред. Итак, они опять обратились ко мне. На этот раз они хотели, чтобы князь Эуген был… чтобы с ним было покончено навсегда. Они предложили заманчивые условия.
— Какие именно?
— За первое задание я получил пятьдесят тысяч фунтов, из которых Рокко предназначалась половина. Рокко, кроме того, должен был стать членом некой известной европейской ложи, если все пойдет хорошо. Дело в том, что он тщеславный малый и жаждал гораздо большего, чем деньги. За второе дело мне предложили сто тысяч. Сумма довольно большая. Жаль, что я оказался не в состоянии заработать ее.
— Вы хотите сказать, — произнес Рэксоул, ужасно пораженный этими спокойными признаниями, — что вам предложили сто тысяч фунтов за то, что вы отравите князя Эугена?
— Вы выразили это довольно грубо, — сказал в ответ Жюль. — Я предпочитаю говорить, что мне предложили получить сто тысяч фунтов, если князь Эуген умрет в течение обозначенного времени.
— И кто же они, эти ваши проклятые наниматели?
— Этого, честно говоря, я не знаю.
— Но вы должны знать, полагаю, кто платил вам первые пятьдесят тысяч фунтов и кто обещал заплатить сто тысяч.
— Ну, я смутно представляю, — сказал Жюль. — Я знаю, что он приехал via Вена из… гм… Боснии. Я догадывался, что дело имело некоторое отношение, прямое или непрямое, к предполагаемой женитьбе короля Боснии. Это молодой монарх, далекий от политических интриг и, как это бывает, вне всякого сомнения, его министры решили, что будет лучше, если они сами устроят для него брак. Они пытались в прошлом году, но потерпели неудачу, потому что принцесса, которую они выбрали, обратила свои сверкающие глазки ка другого принца. Этим принцем и оказался как раз князь Эуген. Министры короля Боснии знали совершенно точно все денежные дела князя Эугена. Они знали, что он не мог жениться, не ликвидировав прежде свои долги, и они знали, что он мог ликвидировать свои долги только при помощи этого еврея, Самсона Леви. К несчастью для меня, они непременно хотели абсолютных гарантий. Они опасались, что князь Эуген может в конце концов все же уладить свой брак без помощи мистера Самсона Леви, и, таким образом… Ну, дальнейшее вы и сами знаете… Очень жаль, что бедный невинный король Боснии не может получить принцессу, которую выбрали ему его министры.
— Следовательно, вы думаете, что король Боснии не имеет отношения к этому отвратительному преступлению?
— Думаю, определенно не имеет.
— Меня это радует, — простодушно сказал Рэксоул. — А теперь — имя вашего непосредственного нанимателя?
— Он всего лишь агент. Он назвал себя Слесзак. Слес-зак. Но мне представляется, что это не настоящее имя. Его настоящего имени я не знаю. Это старик, и его можно было чаще всего найти в отеле «Ритц», в Париже.
— Я встречусь с мистером Слесзаком, — сказал Рэксоул.
— Только не в этом мире, — быстро сказал Жюль. — Он умер. Я услышал об этом только прошлой ночью, как раз перед нашей маленькой схваткой.
Наступило молчание.
— Но все кончилось хорошо, — сказал наконец Рэксоул. — Князь Эуген жив, несмотря на все заговоры. В конце концов справедливость восторжествовала.
— Мистер Рэксоул здесь, но он занят, мисс, — донеслось из-за двери, а голос принадлежал швейцару.
Рэксоул поднялся и двинулся к двери.
— Чушь! — прозвучал за дверью женский голос. — Немедленно отойдите в сторону.
Дверь открылась, и вошла Нелла. На ее глазах блестели слезы.
— Ах, папочка, — воскликнула она, — я только что услышала, что ты в отеле. Мы искали тебя повсюду. Пойдем немедленно, князь Эуген умирает…
Тут она увидела человека, сидящего на кровати, и остановилась.
Позже, когда Жюль остался один, он подумал про себя: «Я могу получить эти сто тысяч».
Глава XXVIII
Еще раз в королевской спальне
Когда сразу же после скандала с бутылкой романеи-конти в королевской столовой князь Эриберт и старый Ганс увидели, что князь Эуген поник без сознания в кресле, оба в первый момент подумали, что Эуген успел отведать отравленное вино. Но в следующий же миг они поняли, что это невозможно и что если его высочество князь Позенский все же умирал или был мертв, то причина была не в романее-конти.
Эриберт склонился над ним, и сильный запах, исходящий от губ племянника, открыл ему причину несчастья: это был запах настойки опия. Правда, зловоние этого рокового зелья теперь витало, казалось, над всем столом. И тогда Эриберта осенило: он понял, как все на самом деле произошло. Князь Эутен, заметив, что внимание Эриберта на время отвлечено, под влиянием внезапного приступа отчаяния решил отравиться тут же на месте. Настойка опия, должно быть, уже была спрятана у него в кармане, и это показывает, что несчастный князь заранее готовился к такому исходу, даже после своего твердого обещания.
Эриберт припомнил теперь с болезненной яркостью слова его племянника: «Я выполнил свое обещание. Обратите внимание, я выполнил его». Должно быть, Эуген попытался умертвить себя сразу же после того, как произнес эти слова.
— Это опий, Ганс, — беспомощно воскликнул Эриберт.
