– Вы сказали перезвонить утром насчет координат.
– Они у меня в кабинете. Подождите минуту.
Когда Кейвен поднялся наверх, Шон тоже велел своему «клиенту» подождать.
Координаты были записаны на листке бумаги, лежащем у компьютера.
– Вы слушаете, мистер Рансом?
– Да.
– Пятьдесят один градус сорок восемь минут пятьдесят секунд северной широты, один градус пятьдесят шесть минут восемьдесят одна секунда западной долготы.
– А попроще нельзя?
– Они где-то в Глостершире, в окрестностях Сайренчестера.
– Точнее вы сказать не можете?
– Как я вам и говорил, я установил местонахождение машины с точностью до пятидесяти метров. Вам необходимо свериться с топографической картой местности.
– Кажется, вчера я заплатил вам за то, чтобы вы их нашли.
– Да, заплатили, и я их нашел. А сейчас извините, у меня завтрак стынет. Всего доброго, мистер Рансом.
Нажав отбой, Хью Кейвен спустился вниз. Шон разговаривал по игрушечному мобильнику.
– За столом – никаких разговоров, – заявил отец и ухмыльнулся.
Малыш такой забавный! Он так гордился сынишкой, что иногда ему становилось больно.
Будешь ли ты гордиться мною, когда вырастешь? Будешь ли по-прежнему подражать мне во всем? Если да, позволь мне уже сейчас подать тебе хороший пример.
Он снова взял «Дейли мейл» и перечитал кусок статьи, посвященный Россу Рансому. Потом перечитал снова.
Он не сводил взгляда с газетной полосы в продолжение всего завтрака, время от времени бросая косые взгляды на Шона. Наверху, у него в бумажнике, лежит чек от клиента на шесть тысяч фунтов, которые ему очень нужны. Где проходит граница между порядочностью и предательством?
Ты убийца, Росс Рансом. Ты убил Барри Гатта; и ты почти наверняка прикончил ту леди Рейнс-Райли, а до нее – остальных. Не спрашивай, откуда я знаю; просто знаю, и все.
Когда они закончили завтракать, Хью Кейвен вернулся в кабинет, закрыл за собой дверь, набрал номер справочной и попросил дать ему номер коронерской службы Вестминстера.
Около семи утра Алек нашел телевизор. Сквозь сон Вера слышала, как сынишка украдкой вылез из кровати. Потом издали донеслись крики и смех.
Она продолжала спать; когда она проснулась, было уже половина десятого. Она вдохнула аромат бекона. Оливер стоял на пороге – в джинсах, кроссовках и розовой рубашке поло. Вид у него был усталый.
– Доброе утро, – сказал он, нежно целуя ее. – Раздвинуть шторы?
– Если тебе не трудно.
– Настоящий английский летний день. – По стеклу барабанили капли дождя. Он закрыл окно и повернулся к ней. Глаза их встретились.
– Спасибо, – сказала она, – за все, что ты сделал вчера ночью.
Ей показалось, что Оливер смутился.
– Мы справились. – Он сокрушенно развел руками. – Вот, пришлось позаимствовать кое-что из гардероба Джерри; кроме того костюма, в котором я приехал, у меня с собой ничего не было. – Он широко улыбнулся. – Ну, как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, – сказала Вера. – Вроде выспалась, но еще не до конца. А ты как?
– Поспал. Здесь я всегда сплю – всегда приезжаю сюда, когда нужно выспаться. Но в голове полный сумбур.
– А у меня сегодня все прояснилось. Мы беглецы, да?
– Ты нарушила Акт о психическом состоянии, а я тебе помогал. Нам не стоит попадаться.
– А что нас ждет сейчас?
– Завтрак. Алек проголодался. Я пожарил ему яичницу. Надеюсь, я правильно поступил?
– Я бы тоже с удовольствием съела яичницу.
– Проголодалась?
– Ужасно.
– Вот и хорошо. – Он просветлел. – Тебе нужно поесть.
Она села в большой, мягкой, прочной кровати; над головой у нее выступали деревянные потолочные балки. Комната была обставлена антикварной дубовой мебелью.
– А что после завтрака?
– Мне нужно в Лондон, повидаться со знакомым юристом. Нам придется действовать очень быстро. – Он достал из кармана пробирку и показал ей. На первый взгляд в пробирке была кровь; сверху был наклеен написанный от руки ярлык. – Вчера вечером медсестра из клиники «Роща» взяла у тебя кровь. Она пометила дату и время. Надеюсь, анализ покажет, что в твоей крови содержится масса кетамина. Надеюсь также, что та медсестра сделала то, что я ее просил, и посмотрела, что находится в кармане куртки твоего мужа. Она должна была обнаружить там пустой мешок для капельницы со следами кетамина на стенках.
Вера испуганно спросила:
– Тебе обязательно нужно уезжать? Нельзя ли все проделать по телефону, отсюда?
– Мне нужно отвезти кровь на анализ в лабораторию.
– Где мы, в Глостере?
– Угу.
– Здесь наверняка тоже есть лаборатории – в Челтнеме.
Он присел на край кровати и взял ее за руку.
– Сегодня пятница. Садовник и уборщица Джерри приходят по вторникам. Сюда никто не явится, кроме, может быть, рабочего, который чистит бассейн. Ближайшая дорога почти в двух километрах отсюда, до ближайшей деревни – километра три. Никто не знает, что ты здесь. Все, что тебе нужно, – сидеть тихо. Не звони по телефону, потому что звонки можно отследить. Верь мне, хорошо?
– Да, верю. Просто…
– Ты ведь понимаешь, что именно творил с тобой муж?
– Да. Ты все мне объяснил.
– Хочешь, я повторю все снова, поподробнее?
– Нет, я все понимаю. Просто… Что будет, если тебя схватят?
– У меня есть образчик крови – доказательство, улика. И я не знаю, где ты. Ну и что им останется делать? Пытать меня?
Она улыбнулась:
– А если ты не вернешься?
– Я вернусь. Через несколько часов. Если мне понадобится поговорить с тобой, я тебе позвоню. Два звонка, потом отбой, потом позвоню снова. Поняла?
Она кивнула, хотя и нехотя.
– Мобильный у тебя с собой? Ты захватила его вчера из дому, когда забирала вещи?
Вера вылезла из кровати и неуверенной походкой подошла к чемодану. Она извлекла трубку из вороха одежды.
– Включи его, но не звони по нему – я сам позвоню в случае необходимости или если не смогу дозвониться на здешний стационарный телефон. Условный знак тот же – два звонка, отбой, повтор. Но сама им не пользуйся. Любой твой принятый или сделанный вызов можно проследить до ближайшей передающей станции. Поняла?
– Включить, но не пользоваться, – повторила Вера. – Два звонка, отбой, повтор.
– Умница. Какую хочешь яичницу – из одного яйца или из двух?
– Из двух, пожалуйста.
– Глазунью или прожарить с обеих сторон?
– С обеих.
Яичница получилась какая надо, хорошо прожаренная; после того как Оливер уехал, она по-прежнему сидела перед теплой синей кухонной плитой «Эй-джи-эй» за длинным и узким обеденным столом, прислушиваясь к кваканью мультяшных персонажей в соседней комнате – широкоэкранный телевизор был настроен на спутниковый канал «Скай». Вера смотрела в окно – лил дождь; синий «джип-чероки» отъехал от дома. Ей стало страшно. Она задрожала. Слишком взволнованная для того, чтобы есть, она встала из-за стола, подошла к двери и проверила все замки и запоры.
Потом Вера обследовала дом. Здесь имелось множество дверей: одна вела из стеклянной оранжереи в окруженный стенами сад с бассейном, накрытым сейчас синей крышкой, дальше – во двор, где стояла цистерна с бензином и мусорные баки. Она проверила все двери – надежно ли заперты.
Потом она вернулась в кухню, с трудом заставила себя проглотить пару ложек, а остальное выкинула в мусор.
Из окна открывался прекрасный вид на подъездную аллею, которая убегала вниз и терялась среди бесконечных зелено-бежевых полей, зеленых пятен деревьев и кустарников и отдаленной линии опор, тянущихся под серым небом. Пара суровых с виду коров фризской породы щипала траву по ту сторону проволочной изгороди.
Видимо, недавно произошел перепад напряжения в сети. Часы на электрической духовке возле плиты показывали 00.00, как и таймер микроволновки. И часы на радио, стоявшем на рабочем столе. Три табло показывали сплошные нули – как будто время остановилось. Вера машинально кинула взгляд на левое запястье и вспомнила, что ее часы забрали в больнице. Интересно, зачем? Какой вред она могла нанести себе наручными часиками? Она позвонила по телефону в службу точного времени. Девять часов сорок пять минут двадцать секунд.
В шкафчике она обнаружила целую стопку буклетов, инструкций и руководств и довольно долго разбиралась, как настроить электронные часы и таймеры. Ей удалось справиться с часами на микроволновке и радиоприемнике, но электродуховка оказалась выше ее сил.
На кухню пришел Алек.
– Мы скоро поедем домой? – спросил он.
Вера посмотрела в окно. Небо темнело; дождь барабанил по стеклу с удвоенной силой. Из окна дуло; Веру передернуло от холода и страха. «Я больше не знаю, где мой дом», – подумала она.
