За ночь в морг доставили с дюжину трупов. Случаями, в которых можно было подозревать убийство, например утопленника, выловленного из-под Вестминстерского моста, или зарезанного мужчину, обнаруженного в аллее недалеко от Оксфорд-стрит, занимался судмедэксперт министерства внутренних дел. Остальных передали Гарри Барроу, шестидесятисемилетнему патологоанатому на пенсии, который временно замещал штатного патологоанатома, пока тот отдыхал в отпуске на Капри.
– Хорошо устроился, да? – ворчал Гарри. – Загорает себе на солнышке, а на наши головы сваливают все трупы в Лондоне.
Гарри был выходцем с севера Англии; невысокого роста, крепкого телосложения, неизменно бодрый, в вечном галстуке-бабочке. Желтые от никотина усы были, пожалуй, великоваты для его лица, а очки в проволочной оправе – маловаты. Он любил жаловаться, что его постоянно умоляют, упрашивают выйти поработать, заменить отсутствующих сотрудников. Но, по правде говоря, на пенсии ему было скучно, и он пользовался любой возможностью, чтобы сбежать от зануды жены, Дорин, которая терпеть не могла его трубку и постоянно грызла за то, что он много пьет, а сама интересовалась только бриджем. Дорин могла играть в бридж сутки напролет – кроме часа по воскресеньям, когда она ходила в церковь. Гарри часто шутил: с мертвецами ему гораздо интереснее, чем с женой.
Облаченный в зеленый хирургический костюм, белые бахилы и резиновые перчатки, Гарри Барроу стоял над обнаженным трупом леди Джеральдины Рейнс-Райли и наговаривал текст отчета на диктофон.
При ярком свете флуоресцентных ламп ее тело отсвечивало нездоровой желтизной. Грудина была вскрыта сверху донизу – от шеи до лобка, кожа отвернута, внутренние органы открыты; из живота вываливались желтоватые кишки. Груди, искусно увеличенные и подтянутые Россом Рансомом, обвисли по обе стороны стальной поверхности анатомического стола. Распиленная черепная коробка была отложена в сторону, а мозг лежал рядом, на металлической тележке. С большого пальца правой ноги свисала бирка с фамилией и инвентарным номером.
«…Швы и шрамы на лице соответствуют проделанным пластическим операциям».
Гарри выключил диктофон, унес его в противоположную часть зала и положил на столик, выбрал нужный скальпель, вернулся к трупу леди Рейнс-Райли и взял ее мозг. Положил на белую пластиковую рабочую поверхность у головы и аккуратно отрезал кусочек. Затем бросил взгляд на помощницу патологоанатома, Энни Холлс, которая стояла за его спиной, и показал пальцем:
– Вот, видите, следы менингоэнцефалита здесь и…
Его речь прервало появление еще одной ассистентки, симпатичной, добродушной сорокалетней уроженки Индии по имени Зинат Хосейн.
– Доктор Барроу, вас к телефону. Сара из следственного отдела. Говорит, у нее срочное дело. – Кивком ассистентка указала на труп: – Касается этой дамы.
Судмедэксперт стянул перчатки и снял трубку настенного телефонного аппарата.
– Сара? Доброе утро.
– Доброе утро, Гарри. Мы знаем, что вы очень заняты, но к нам поступил очень странный звонок насчет леди Рейнс-Райли. Возможно, тревога ложная, но коронер просит вас повнимательнее осмотреть ее.
– Кто вам звонил? – спросил Гарри.
– Он не назвался, но заявляет, что он знакомый мистера Рансома, хирурга, который оперировал ее. Он полагает, что смерть леди Рейнс-Райли могла быть злонамеренной. Мы не восприняли звонок всерьез и не намерены на данной стадии открывать расследование дела об умышленном убийстве, но просим вас быть предельно внимательным.
Гарри Барроу вернулся к трупу в глубокой задумчивости. В глубине души он почти не сомневался в том, что покойная умерла от менингоэнцефалита – все было ясно, судя по состоянию мозга. Первым делом он решил проверить внутренность черепной коробки – нет ли там какой-то аномалии, которую можно связать с менингоэнцефалитом, хотя он сильно в том сомневался.
Заглянув в череп через распил, откуда были ясно видны полость носа и подбородок, патологоанатом заявил:
– Знаете, думаю, я бы и сам мог стать неплохим пластическим хирургом. К тому же я бы резал черепа значительно дешевле, чем этот жук Рансом.
Энни Холлс сдавленно хихикнула. Черный юмор – повсеместное явление в моргах.
Посерьезнев, Гарри Барроу изучал внутреннюю полость черепа. Инфекция, вызвавшая менингоэнцефалит, могла проникнуть в организм многими способами. Судя по анализам, сделанным в лаборатории, когда женщина была еще жива, причиной стал штамм септицемии – возможно, внутрибольничное заражение, однако инфекция могла попасть и через кондиционер, воду или рану.
Вдруг его внимание приковала решетчатая пластинка на решетчатой кости, которая отделяет полость носа от черепа: крошечная точка на прямой линии. Неестественно. А еще он ясно увидел небольшое количество крови на окружающей ее ткани.
Гарри подошел к столу с инструментами, выбрал пинцет нужного размера и потянул за край толстой белой мембраны, выстилающей внутреннюю поверхность черепа. Отделив ее от кости, он четче увидел повреждение решетчатой пластинки. Возможно, скальпель хирурга во время операции ринопластики скользнул слишком далеко. Неуклюжая работа – особенно для хирурга с репутацией Рансома.
Однако для того, чтобы проделать такую ранку, требуется немалое усилие.
Он осторожно выпилил кусочек кости. В лаборатории он обработает образец, декальцинирует его и изучит поврежденный кусочек под микроскопом в поисках нагноения или воспаления. Понадобится несколько дней на то, чтобы кислота разъела известковое вещество, и тогда он сможет конкретнее говорить о причине заражения.
Чем больше он об этом думал, тем больше беспокоила его крошечная ранка. Решетчатая пластинка находится довольно далеко от операционного поля при пластике носа, когда резец проникает между кожей и внешними слоями костей носа. Что делал хирургический инструмент в полости носа, в самой слабой ее точке?
Гарри наговорил свои соображения на диктофон. И решил: когда он покончит с женщиной, он побеседует с Сарой из следственного отдела и поделится с ней своими сомнениями. Возможно, тревога действительно ложная, но по многолетнему опыту он знал: никогда ничего нельзя отбрасывать. Лучше всего руководствоваться инстинктом. А сейчас инстинкт внушал Гарри Барроу: здесь что-то не так.
Оливер решил, что поступил правильно, не согласившись сдать кровь Веры на анализ в местную лабораторию. Пока его нет, она в доме находится в безопасности, зато улика в виде ее крови является решающей; ему нужна такая лаборатория, которой он может всецело доверять, где анализ не перепутают и не потеряют. Кроме того, выбранная им лаборатория должна иметь солидную репутацию, чтобы свидетельские показания тамошних экспертов безоговорочно учитывались в любой комиссии или в суде.
Между Суиндоном и Лондоном регулярное железнодорожное сообщение; пару раз он возвращался домой в экспрессе. В машине, по пути на станцию, он пытался дозвониться до своего поверенного, Джулиана Блейка-Уитни, совладельца фирмы «Ормгассон, Орус и Садели». Блейк-Уитни в прошлом не раз отстаивал интересы Центра нетрадиционной медицины Кэбота, и Оливер очень рассчитывал на его поддержку. В свою очередь, Блейк-Уитни доверял Оливеру: они с женой привели в Центр своего двенадцатилетнего сына, страдающего хронической астмой, и за год у мальчика прошли все симптомы болезни.
Блейк-Уитни все утро был в суде, но его секретарша передала ему просьбу Оливера. Через несколько минут адвокат перезвонил ему на мобильный. Они договорились встретиться в обеденный перерыв, в час дня.
Оливер оставил джип на парковке у вокзала среди множества других машин и сел в поезд. Он приедет на вокзал Кингз-Кросс около половины двенадцатого. Если пересядет на метро, то успеет до встречи с адвокатом заехать в лабораторию.
В купе первого класса он был один. Достав мобильник, он набрал номер стационарного телефона «Эмпни-Нэйри-Фарм», не забыв об условном знаке: два звонка, отбой, повтор.
– Это я, – произнес он, как только Вера сняла трубку. – Как дела?
Голос у нее был напряженный.
– Нормально. Когда ты вернешься?
– Я еду в Лондон. Отвезу твою кровь на анализ в лабораторию, имеющую официальную аккредитацию, а потом я договорился о встрече с моим адвокатом – его фирма специализируется на делах о врачебных ошибках. Мне нужно каким-то образом приостановить или отменить действие акта о твоем принудительном лечении. Как Алек?
– Сидит перед широкоэкранным цифровым телевизором, смотрит канал «Скай» и ест мороженое с карамелью, которое я нашла в морозильнике. В дождливое утро пятницы для маленького мальчика нет занятия лучше.
Оливер рассмеялся:
– А ты?
– Я… все время думаю, но все выглядит как-то запутанно и трудно.
