в мыслях не держала, что ты на такое способна! Такой вялый ребенок, кто бы мог подумать! Тот вечер стал для всех нас огромным разочарованием, правда, Вирджиния?
– Замолчи! – требую я. – Пусть мать скажет, как все было. – Убираю руку, скрывающую ее лицо. – Что тогда произошло?
– Твой отец в то время закрутил с Ханной интрижку. Ты случайно наткнулась на них, когда шла из ванной. Помнишь? Тебе ведь пришлось принять душ после того, как ты погубила свое нарядное платье.
Я трясу головой. Поход в ванную помню, а дальше – пустота.
– Увидев отца с Ханной, ты жутко расстроилась и разозлилась. А потом пустила в ход руки, и она полетела с лестницы, но это и в самом деле был несчастный случай, дорогая. Ты не хотела причинить вред своей няне, просто пыталась оттолкнуть ее от папы.
– Тебя там не было, Вирджиния! – вновь перебивает Ханна. – Ты знала, что делала, Джослин. Хотела меня убить. В твоих жилах заговорила кровь Холтов. Ты считала, что я недостойна твоего папочки, вот и сшибла меня вниз, потому что желала мне смерти!
– Джослин было всего семь лет, – возражает мать. – Ни один ребенок в подобном возрасте не вынашивает планов кого-то убить.
– Ты не видела ее глаза! – обрывает мать Ханна.
Я сижу в полной прострации. Мне страшно, я сбита с толку и не знаю, во что верить. Пытаюсь вспомнить хоть что-то из рассказанной мне истории – и не могу. В голове пустота. Чувствую, как мать сжимает мне руку.
– Хотите знать, как я выжила? – не умолкает няня. – В сознание я пришла в угольном бункере, связанная по рукам и ногам, будто птичка, которую вот-вот положат в духовку. Голова распухла раза в два, не меньше, и болела жутко. Меня тошнило, в глазах все плыло. Пришлось постараться, чтобы ослабить веревки, правда, потом я обнаружила, что дверь в бункер заперта снаружи. Я кричала, звала на помощь, однако никто меня не услышал. Наконец заставила себя успокоиться и поискать выход из положения. Вы даже представить себе не можете, что я пережила! Не могла решить: стоит ли дождаться Вирджинию с Александером и уговорить их выпустить меня живой? Рискованно… Они вполне могли меня добить. Напасть на них? Я была слаба, все тело в синяках и в крови, голова жестоко разбита, а в бункере никакого подходящего оружия найти не удалось. Тем более с двоими я не справилась бы в любом случае. Тогда я надумала притвориться мертвой и закуталась в одеяло как можно тщательнее, затянув узлы только для видимости. Так что ночью они нашли меня в том же виде, в каком притащили в бункер. Я лежала неподвижно и ждала их решения. Конура, в которую они меня запихнули, была не лучшим местом для того, чтобы дать им бой. Все это время у меня в голове крутилась одна и та же мысль, которая поддерживала во мне жизненные силы. Я знала, что когда-нибудь обязательно отомщу испорченной маленькой девчонке, жалкому созданию, волею случая родившемуся в аристократической семье. У тебя в жизни было все, что только можно пожелать, но ты решила, что я недостаточно хороша для твоего папочки!
Вздохнув, Ханна продолжает:
– Твои родители страшно паниковали, потому и не заметили, что веревки ослаблены – тут уж я постаралась. Упав в воду посреди озера, я спокойно опустилась вглубь. Вирджиния с Александером додумались привязать к концам веревок грузы, чтобы мой труп навсегда остался на дне. Так и вышло бы, будь я по-прежнему без сознания. Вода была ледяная… Мне не удалось набрать достаточно воздуха, когда меня перевалили за борт, и все же я оставалась под водой как можно дольше. Свои узлы я распутала мигом и тихонько всплыла. К счастью, твоя мать меня не увидела, а ведь могла. Я глубоко вдохнула и долго, из последних сил, плыла к центру озера, стараясь держаться под водой. На островке затаилась. Долго сидела на песке, прежде чем решиться переплыть обратно. Кстати, Вирджиния, помнишь, что ты оставила тогда в одной из кладовок тюк со старыми шмотками для благотворительной распродажи? Я кое-что из него вытащила, а ты даже не обратила внимания. Лейк-Холл я покинула в сухой одежде. Твоей одежде! Мокрую забрала с собой. Вы с Александером не должны были заподозрить, что мне удалось выжить. Откуда мне было знать? Боялась, что вы будете преследовать меня по всей Англии, лишь бы завершить то, что начала Джослин.
– Так ты считала, что она погибла, пробив голову на лестнице? – спрашиваю я сидящую как изваяние мать.
– Вирджиния все это время покрывала тебя, считая, что ты – убийца. Кстати, о черепе в озере. От кого еще ты избавилась, Вирджиния? Похоже, я была не первой? Холты – прирожденные убийцы. Готовы покончить с любым человеком, который им не по душе. Люди для вас – пыль под ногами. Отвратительно!
Пытаюсь не слушать мерзости, что льются изо рта Ханны, и перевожу взгляд на мать. Хотелось бы услышать, что расскажет она.
– Ничего не помню, будто и не было того вечера…
– Мы дали тебе одну из моих психотропных пилюль, – объясняет мать. – Надеялись, что наркотик сотрет воспоминания. Так и получилось.
– Вы в моей власти, – злобствует Ханна. – Обе! Точно так же раньше зависела от вас я. Смиритесь с тем, что теперь я – часть вашей жизни, если не хотите, чтобы история была предана огласке. Если не готовы – обращусь в полицию!
– А потом выяснится, что ты нас шантажировала? – усмехается мать.
– Не такая уж великая цена за правосудие, которого я заслуживаю, а? Пусть меня обвинят в шантаже, зато вам обеим придется куда хуже моего. Впрочем, полагаю, до подобного исхода не дойдет. Уверена, что здравый смысл заставит вас согласиться на мое предложение. Представляете, как опозорена будет Руби, если полиция начнет расследование?
Ханна нажимает на кнопку плеера, и кассета выскакивает из кассетоприемника.
– Я сделала несколько копий, – бросает она. – На случай, если вы решите, что, уничтожив оригинал, одним махом решите свои проблемы.
Опустив кассету в карман, няня встает, оправляет юбку и забирает со стола каталог Холтов. Я слишком ошеломлена происходящим и, стоя на коленях, провожаю ее взглядом.
Ханна выходит из комнаты, и лишь в этот миг морок рассеивается. Мне становится не по себе оттого, что в кои-то веки мы с матерью едва ли не прижимаемся друг к другу. Высвобождаю ладонь из ее руки и, поднявшись, делаю шаг назад. Воздуха не хватает.
– Это не ложь? – спрашиваю я.
– Дорогая, мне так жаль… Мы не
