После этого он закинул руки за голову и стал ожидать телефонного звонка. Заряженный пистолет, прилипший к его влажной сорочке под пиджаком, был тяжелым и теплым, и это действовало на Томкина успокаивающе.
“В таких делах, — подумал он, — никогда не знаешь, как оно может обернуться”.
* * *
— Один человек хочет с тобой встретиться.
Несмотря на то, что этот звонок раздался уже после прихода Кроукера, когда был включен автоответчик, Гелда все-таки подошла к телефону.
Она слушала голос в трубке и смотрела на лейтенанта. Он стоял в тени, и только на его лицо падал яркий сноп желтого света из спальни.
— Джи, где ты?
— Я здесь, Груша.
— Мне показалось, ты куда-то пропала. Приняла что-нибудь?
— Нет. Сегодня нет.
Кроукера охватила усталость, за которой стояло нечто большее, чем просто недосыпание. Словно на него всей тяжестью обрушились бесконечные часы, проведенные в кабинете, на улицах и в судах.
— Чисто профессиональный вопрос, — сказала Груша, ошибочно принимая молчание Гелды за раздражение. — Слушай...
— Не сегодня.
— Я понимаю, что следовало предупредить тебя заранее. Но это сенатор.
— Подыщи ему кого-нибудь другого.
— Джи, — медленно и терпеливо начала Груша. — Ему нужна именно ты. Кроме тебя, никто не годится, и ты это прекрасно знаешь.
Кроукер стоял в полумраке будто какое-то ожившее сказочное животное в одежде человека. Казалось, он не обращал на нее внимания.
— Нет. — Гелда не могла отвести от него глаз.
— А как насчет Сорви-головы, когда она снова будет в городе? — Груша, конечно, расслышала необычный оттенок в голосе Гелды.
Внезапно Гелда поняла, что она ответила на этот звонок именно потому, что здесь был Кроукер.
— Нет. Даже для Сорви-головы. Все кончено. Я выхожу из игры.
— Понятно. — В голосе Груши не было ни обиды, ни упрека. Гелда ощутила приятное головокружение, будто только что осушила бутылку джина. Она никогда не чувствовала себя такой счастливой.
— Мы будем скучать по тебе, Джи. Мне будет тебя недоставать.
Это было похоже на Грушу — ни словом не обмолвиться о клиентах.
— Я никогда не забуду тебя, — прошептала Гелда. Мягкий печальный смех.
— Надеюсь. До свидания, Джи.
Гелда положила трубку и подошла к Кроукеру.
— Что случилось?
Она обняла его и провела в спальню. В теплом свете лампы она разглядела у него на руках засохшую кровь.
— Ты не хочешь мне рассказывать. — В ее голосе звучало спокойствие, которого на самом деле она не испытывала. — У тебя невеселый вид.
— Я только что был в двух семьях. Беременная жена и мать троих детей. — Его взгляд выражал отчаяние. — Тебе никогда не доводилось кому-нибудь говорить, что самого близкого для него человека уже нет в живых? — Кроукер вздохнул. — А мне случалось. Но сегодня впервые я это делал, зная, что эти смерти на моей совести.
Лейтенант смотрел на свои руки, покрытые бурой корочкой. Гелда тихонько подтолкнула его к ванной.
— Давай сначала смоем кровь.
— Я знал, что делал. Знал с самого начала Я знал, куда иду. В моем сердце есть радар...
* * *
Внутри дискотека была отделана сверкающим металлом и затемненным стеклом. Площадки располагались на нескольких уровнях, как висячие сады, и через прозрачный пол, в такт музыке, мигали цветные огни.
Воздух, насыщенный запахами духов и пота, дрожал от звуков электронной музыки.
Я чувствовал твое приближение.
Твоя звезда была на моей карте.
Я слышал гудение твоих моторов. Перед ним стояла темноглазая блондинка в бледно-лиловом платье, которое эффектно открывало ее полную грудь.
Я чувствую себя черным Пугалом.
Люди пялятся на меня.
Но я такой же, как ты, ты, ты...
— Не хочешь потанцевать? — Ее головка обольстительно наклонилась к Николасу. — Пойдем, пойдем.
— Нет, мне...
... пугалом
Я не причиню тебе вреда
Я просто хочу начистить твои туфли...
— ...козерог? Точно. Такой серьезный. Все козероги серьезные. Но...
— Я пришел сюда не танцевать. — Николас чувствовал себя глупо. — Мне нужно найти одного человека.
Ей-богу
Черт возьми
Не называй меня пугалом...
— ... сделать это вместе.
Не зови меня, не зови меня, не зови меня Я сам позову тебя, если захочу...
— Ты не поняла. Я ищу здесь одну женщину.
— Да? — Блондинка взяла его за руку; ее темно-красные ногти сверкали в изменчивом свете. — Так давай танцевать, танцевать, пока мы ее не найдем.
Николас вырвался от нее.
— Ты не хочешь повеселиться? — крикнула она вслед.
... чувствую себя как, как, как пугало...
Николас поднялся на второй этаж; назойливый пульс музыки начал действовать, и его сердце уже билось в такт мелодии.
Наконец, на самом верхнем этаже, он увидел Жюстину. Николасу пришлось несколько минут пробиваться туда по лестнице. Легкие ограждения из темного стекла показались ему несообразно хрупкими. “А вдруг кто-нибудь оступится и упадет? “— подумал он.
Жюстина танцевала с широкоплечим мужчиной с прямыми черными волосами и желтоватым пуэрториканским лицом. Он был одет в безрукавку с разноцветными пуговицами и темно-красные брюки.
Разве я не слышал твой голос сегодня утром
Разве я не чувствовал, что ты плачешь
Слезы заливали меня
Как реки, врывались в мой сон...
— Жюстина.
Она молча повернулась и стада смотреть на него, пока партнер не закружил ее в танце.
— Жюстина.
— Что тебе надо, парень? Не трогай мою девочку, ладно?
Разве я не слышал твой голос сегодня утром?
Разве ты не звала меня?
Я слышал твой нежный шепот!
Но так и не разобрал слов...
— Жюстина. Посмотри на меня.
— Эй, парень! Да ты непослушный! Так не пойдет. Проваливай отсюда. Она не хочет тебя видеть.
Расширенные зрачки, покрасневшие ноздри.
— Почему бы тебе не пойти в туалет и не покурить травки.
Это странный способ признаваться в любви.
Когда я вижу только твою печаль.
Если тебе просто надо выплакаться.
Найди кого-нибудь другого...
— Ладно, хватит болтать.
Легкий щелчок утонул в громкой музыке, но Николас заметил предательский блеск стального лезвия.
— Жюстина.
— Оставь ее в покое. — Рука пуэрториканца опустилась. — Вот, получай.
Его движение было очень быстрым и ловким. Он научился этому на улице, где есть только одно правило: выжить любой ценой. Такие люди иногда опаснее профессионалов — в силу их непредсказуемости. Восьмидюймовое лезвие могло за какую-то долю секунды вспороть Николасу живот.
Он блокировал удар левой рукой, а правой ударил пуэрториканца в бок. Не было слышно ничего, кроме музыки; их яростные движения сливались с движениями танцующих в едином мощном потоке.
У пуэрториканца отвисла челюсть, и его голова откинулась назад, прямо как на картине Мунка “Крик”. Он попытался выпрямиться, но Николас ткнул его носком ботинка в подъем правой ноги. Пуэрториканец закачался на глазах изумленных соседей и, падая, задел кого-то вытянутой рукой.
Все это выглядело довольно комично, но Николасу было не до смеха.
И вот мы здесь Волшебный миг
Среди нитей, из которых ткутся мечты...
Жюстина посмотрела на человека, распростертого на полу; рядом с ним лежал нож.
— Жюстина...
— Как ты меня нашел? Что тебе надо?
— Жюстина.
— Я больше не могу. Прошу тебя, прошу. Неужели ты не понимаешь, я...
И вот ты
Несешься, как демон
От станции к станции...
— ... оплакивала тебя.
— Жюстина, я пришел сюда...
— Мне теперь все равно.
— ... чтобы сказать, что я люблю тебя.
Слезы катились из ее глаз. Воздух был насыщен музыкой: натужные голоса, вкрадчивый завораживающий ритм.
— Прошу тебя. — Слышит ли она его? — Я люблю тебя. — Жюстина вдруг прижалась к Николасу. — Жюстина, я...
Это не побочное действие кокаина
Должно быть, это любовь
Слишком поздно благодарить
Слишком поздно снова опаздывать
Слишком поздно ненавидеть
Слишком поздно...
Слишком поздно...
* * *
— Я плакал на песке перед твоим домом; такого со мной еще не бывало.
И Николас подумал, лежа на диване рядом с Жюстиной: “Ты не прав, Кроукер. Я тоже способен чувствовать”.
— Ты не должен этого стыдиться.
— Я и не стыжусь.
— Я счастлива. — Жюстина погладила его тонкими пальцами. — Оттого, что хоть чем-то тебе помогла. — Чулки на ее ногах шуршали как крылышки цикад. — Как ты помог мне.
