– Меня ножом резал!
– Ой, девки, хватит. – Стефания сморщилась, и горелая кожа, как черная сажа, посыпалась пылью со лба. – Вы еще легко отделались, меня он заживо сжег, так что не галдите. Не для того мы отгул взяли, чтобы тут жаловаться. Ты чего молчишь-то, Аркаша? Некрасиво как-то: к тебе гости пришли, а ты в молчанку играешь. Ты же мужик разговорчивый: как там, «моего слуха коснулось», да? Ну вот касаюсь я твоего слуха: Карину убей. Мы тебе и помощников нашли уже, вместе оно веселей будет. У каждого, Аркаша, в жизни свое дело. У нас вот свое было, за что и страдаем. А у тебя другое.
– Убей ведьму! – прошипела сквозь бинты Терция.
– Убей ее! – умоляюще проныла Оксана.
– Убей! Убей! – взвизгнула Лолита.
Визг и вопли смешались со стуком и топотом: Белладонна и молчаливая мотоциклистка присоединились к общему гомону, колотя руками по железной плите и стуча каблуками в пол.
– Нет.
Стефания злобно вытаращилась.
– Что значит нет? Или ты больше не Инквизитор?
– Я не знаю, кто я, – медленно ответил он, – но теперь уверен, что Карина больше вам не сестра.
– Почему это?! Глаза разуй, баран тупорылый: на ней наше клеймо!
– Потому что вы уговариваете ее убить.
Он помолчал, чуть нахмурился, вспоминая, и проговорил:
– «Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит. И если сатана сатану изгоняет, то он разделился сам с собой: как же устоит царство его?»[3]
– Что он несет? – прошипела Терция.
– Херню всякую, как обычно, – злобно отозвалась Стефания.
Аркадий Леонидович покачал головой.
– Вам пора возвращаться туда, откуда пришли, дамы. Прощайте.
И вышел из кухни.
– Импотент! – понеслось ему вслед.
– Неудачник поганый!
– Слабак!
– Чтоб ты сдох!
Аркадий Леонидович вошел в комнату, лег на диван, проснулся и открыл глаза.
За окном бушевало ненастье. Он протянул руку, взял телефон, посмотрел на экран: 20.57. Интересно, какого дня? Сколько он спал: два часа или, может быть, сутки?
В дверь постучали. Он вздрогнул и прислушался. Стук повторился: вначале отрывистый, осторожный, а потом все сильнее, пока входная дверь не затряслась от частых и сильных ударов.
– Ну, это уж слишком, – пробормотал он, вставая.
Открыл шкаф, достал из злополучной сумки с молотком, маской и скотчем мешочек с освященной травой и воском и надел на шею. За дверью кто-то продолжал отчаянно барабанить.
– Иду, иду! – крикнул он.
Стук стих.
Проходя мимо кухни, бросил быстрый взгляд в темноту: ничего, пусто, тихо, только чуть сдвинуты табуретки и витает слабый, но отчетливый запах гари и гнили – может быть, из-за испортившегося мяса. Аркадий Леонидович подошел к двери и прислушался. В тишине кто-то отчетливо шмыгнул носом. Он повернул ручку замка и удивленно воззрился на гостя: в темноте перед ним стоял Даниил Трок, весь облепленный снегом, который уже начал таять, и капли влаги дрожали на шерстяной шапке, шарфе, куртке и на мокрых стеклах очков. Даниил снова шмыгнул курносым носом, втягивая морозные сопли, шаркнул ногой и сказал:
– Добрый вечер.
«Сбор на Предпортовой, 11, в 22.00. Явка обязательна!»
Сообщение от Ромы пришло в восемь часов вечера. Даниил отвернулся от монитора и посмотрел за окно.
Там, в снежных вихрях, наступал конец света. Даниил вспоминал, что в мифологии какого-то северного народа Апокалипсис представлялся именно так: не гибель всего сущего в бушующем пламени, а постепенное, тихое умирание под бесконечным, усыпляющим снегопадом. Город как будто накрыл белым пологом какой-то дьявольский фокусник, бормочущий там, над тучами, слова заклинания; а потом он сдернет завесу – и под ней останется лишь пустота, голый берег серого моря, песчаные отмели, лес, как тысячи лет назад.
В «единице» после трагической смерти завуча занятия были официально отменены: не осталось ни тех, кто мог бы учить, ни тех, кто хотел бы учиться. Ходили слухи, что школу расформируют, а учащихся перераспределят по другим учебным заведениям. В другое время Даниил бы, наверное, радовался таким неожиданным каникулам, но не сейчас, потому что сидеть дома было еще тоскливее. Отец больше не ходил на работу и не засиживался допоздна с мамой в гостиной, проводя напряженные совещания и пытаясь справиться с навалившимися трудностями: похоже, что все его проблемы действительно кончились, как того и пожелал Даниил, вот только радостно от этого никому не было. Папа целыми днями бесцельно слонялся по дому, как пойманный в клетку лев, еще не смирившийся с неволей, но уже ощущающий собственную обреченность. Он то пропадал в спортзале, то молча сидел перед шахматной доской – не играл, не трогал фигуры, просто глядел на черно-белые клетки невидящим взглядом, а в последние пару дней даже стал смотреть телевизор, чего раньше за ним не водилось. Мама следовала за ним, как тень, бросая тревожные взгляды, словно в любой момент готовая отобрать у него бритву, заряженное ружье или самодельную петлю. Если и раньше Даниил не мог заставить себя подойти к родителям со своими проблемами, то теперь это казалось уже совсем неуместным. Вообще ему нравилось быть дома, он любил свою комнату, но с недавних пор отсюда ушло главное: ощущение защищенности, стабильности и покоя, поэтому Даниил чувствовал себя каким-то затворником поневоле. Даже на улицу было не выйти: сильный ветер и снегопад исключали возможность прогулок, да и идти стало, по сути, некуда. Более того, неизбежность того, что рано или поздно выйти из дома придется, пугала до тошноты. Даниил пытался не думать об этом, говорил себе, что до следующей пятницы еще есть время, что за четыре – три, два – дня все может перемениться: может быть, проклятую яму в земле наконец-таки закопают, или обнесут новым забором, таким, через который будет уже не пробраться, или произойдет нечто такое, что освободит их от необходимости выполнять требования того непостижимого и ужасного, что они так неосторожно вызвали к жизни. И кое-что действительно изменилось, правда, не в лучшую сторону.
После последнего ритуала Даниил не виделся с теми, кого раньше называл своими друзьями, благо подаренные технологической революцией средства коммуникации исключили необходимость не только встречаться, но даже и слышать друг друга. Они переписывались в социальной сети; первое сообщение, насторожившее Даниила, пришло в понедельник утром от Макса.
«Петрович, привет! У тебя сработало?»
Даниил поразмыслил немного и написал:
«Вроде да. А что?»
«Бля», – было ответом, и на этом беседа закончилась.
Ближе к обеду написал Зотов:
«Хай! Как дела? Норм?»
Даниил догадался, о чем хочет спросить Женя, и ответил:
«Все ОК. А у тебя что-то не так?»
«У меня не исполнилось. Сегодня отец звонил через спутник, в воскресенье вернется».
В конце сообщения красовалась огромная желтая рожа, печально блюющая зеленью. Даниил смутно помнил, что за желание было у Жени, но ради собственного спокойствия уточнять не стал. Интереснее было другое: неужели Мамочка не выполнила некоторых просьб? Значило ли это, что ее сила слабеет? И может быть, то, что происходит с отцом, тоже не ее рук дело?
Это внушало надежду и тревогу одновременно.
Видимо, Филин с Медведем обратились за разъяснениями к шаману, потому что вечером Волк создал беседу для всех четверых и сообщил: «Здесь будем обсуждать ситуацию. Насколько я понял, у двоих из нас не исполнились пожелания. Уточните еще раз».
Женя снова принялся что-то объяснять про отца, который вот-вот вернется, хотя вроде не должен был. Макс рассказал, что видел в Слободке Комбарова, живого, здорового, злого, хотя тому, видимо, уже полагалось кормить червей или рыб. Макс так растерялся, что даже забыл про пистолет за поясом и едва спасся бегством.
«Понятно. Я поговорю с Мамочкой. Ждите».
Ждать пришлось до утра. Всю ночь Даниил плохо спал, прислушивался к гулу ветра и вглядывался в черноту за окном, ожидая, что вот-вот – и прижмется снаружи к стеклу чье-то мертвое, злое лицо.
Утром разговор получил продолжение. Рома писал: «Мы пообщались. Мамочка говорит, что кто-то ей помешал. Подробности не важны. Она сказала, что мы должны быть готовы в любой момент помочь ей устранить помеху».
«Без проблем, пусть даст команду», – согласился Медведь.
«Поскорее бы», – добавил Филин.
Даниил хотел было спросить, кто же смог помешать Мамочке и как именно его придется устранять, но не стал, чтобы не получить ответ.
Не верилось, что такое может обсуждаться всерьез.
Однако в среду поверить пришлось.
«Мамочка говорит, что найдет нам помощника для усиления. В любом случае выдвигаемся сегодня. Проводим ритуал по стандартной схеме. Позже напишу про время и место встречи».
«Сегодня же не пятница?» – робко удивился Даниил.
«Мамочка сказала, что это не важно. Ждите».
