— Открой рот и высунь язык, — приказал Джо.
Букман изобразил зевоту и выкатил раздвоенный язык — бледно-розовый, за исключением красных остроконечных концов.
Джо и Макс поморщились.
— Убери, — с отвращением пробормотал Макс.
Он внимательно осмотрел Букмана, держа ствол ружья в нескольких дюймах от головы. Худой, долговязый… Вот только глаза, пристально смотрящие на Макса, свидетельствовали об огромной внутренней силе, воле и способности делать то, что не могут другие.
— Соломон Букман, ты арестован, сволочь, — проговорил Макс. — Ты имеешь право молчать. Все, что ты скажешь, может и будет использовано против тебя. Ты имеешь право на адвоката. Если нет денег, чтобы нанять адвоката, штат предоставит его тебе бесплатно.
Макс поискал стул, куда можно посадить Букмана, чтобы допросить о покровителе на самом верху. Но стульев не было. Только сейчас он сообразил, что на месте этого ритуального зала прежде располагались четыре отдельные квартиры. За окном в небо вздымались клубы черного дыма, низко над крышами пролетел полицейский вертолет. До окончания беспорядков выводить отсюда Букмана нельзя. Их автомобиль уже, наверное, сгорел.
— И ты также имеешь право…
Макс вспомнил, что ему пришлось испытать, когда парикмахер протыкал иглой губы, как он чуть не убил Элдона и Джо. Затем он подумал о Сандре, как Букман ее похитил.
— …написать на меня жалобу…
Хрупкая перегородка, отделяющая в нем человека от зверя, с треском сломалась.
— …за жестокое обращение.
Прикладом ружья Макс сильно ударил Букмана по лицу. Тот повалился, выплюнул кровь, попытался подняться, но Макс схватил его за плечи и швырнул о стену. А затем стал колотить, как боксерский мешок, бил кулаками по голове и торсу. Под градом ударов Букман обмяк, но Макс не остановился. Что-то выкрикивая и рыча, он продолжал избивать его, лежащего ничком.
Букман перестал шевелиться, но Макс, охваченный слепой мстительной яростью, не замечал этого. Ему все было безразлично.
Он схватил Букмана за голову и начал бить об пол.
Джо решил вмешаться. Он схватил Макса в свои медвежьи объятия и оттащил.
— С него достаточно, Макс! И с тебя тоже! Хватит!
Макс вырывался, но Джо держал его, прижав к стене, навалившись всем телом.
— Успокойся, Макс! Довольно! Уже довольно…
Джо не отпускал друга, пока не заметил в его глазах проблески рассудка.
— Давай все сделаем по правилам. Хорошо?
Макс глубоко дышал. Наконец посмотрел проясненным взглядом и кивнул.
Джо отошел, но тут Макс увидел, что Букман встал и смотрит на них, особенно на Макса. Распухшие глаза почти закрыты, нос и рот в крови, левая щека раздута, и все же в его облике был какой-то намек на веселье.
А затем случилось невероятное. Букман резко развернулся и рванул к окну с почти неестественной скоростью, точно увлекаемый невидимой рукой. Он прыгнул ногами вперед, разбил стекло, выбил раму и полетел вниз.
Макс и Джо подбежали к окну. Поразительно, но Букман был уже на ногах и мчался в сторону улицы. Они спешно спустились по пожарной лестнице. Там, где упал Букман, повсюду была кровь. И то направление, где он скрылся, тоже было отмечено следами крови.
По этим следам они и пошли. По тротуару, затем через улицу. В районе уже действовали подразделения спецназа. Предгрозовое небо бороздили вертолеты. Темные тучи смешивались со столбами черного дыма, поднимающегося от сожженных зданий и автомобилей. В лицо дул горячий грязный ветер, насыщенный парами бензина.
Они шарили слезящимися глазами по асфальту, выискивая следы, оставленные Букманом. Крови становилось все больше, похоже, у него была повреждена артерия. Чем быстрее он бежал, тем больше терял крови. У Букмана оставалось мало времени, и у них тоже, если хотели застать его живым.
Они двигались по улицам, наблюдая эпизоды беспорядков. На одной развернулось полномасштабное сражение полиции с погромщиками. Копы были в шлемах и с дубинками. На другой дымились два автомобиля, столкнувшиеся у прачечной-автомата. Дальше виднелся почти пустой разграбленный супермаркет. Улицу перебежал человек с аквариумом в руках, навстречу ему женщина толкала тележку с клюшками для гольфа. А прямо на тротуаре группа снаряжала бензиновые бомбы.
Следов крови стало меньше. Макс и Джо заметили отпечатки ладоней на стенах и на окнах, где еще не были выбиты стекла.
Они вышли на Пятьдесят четвертую улицу, теперь совершенно пустую, усыпанную мусором и разными обломками. Здесь пятен крови вообще нигде не было. Они перебрались на противоположную сторону. Тоже ничего.
Макс увидел магазин на самом углу. Вход закрывала массивная стальная решетка. Рядом с магазином находилась парикмахерская. Их разделял узкий проход. У этого прохода они заметили отпечаток окровавленной ладони. Макс и Джо вошли в проход, согнулись. Задняя дверь магазина криво висела на петлях и была выпачкана свежей кровью. Они прокрались к ней и присели у стены.
Макс заглянул в магазин. Пусто.
Букман неподвижно лежал на боку. Макс осторожно приблизился. Ткнул его в бок ногой. Букман чуть пошевелил руками и ногами. Макс наклонился. Пульс слабый, неотчетливый.
Букман умирал. Возникло искушение позволить ему это сделать, тут, в грязи и темноте, у них на глазах. Такая смерть для этого изверга слишком хороша, но другую уже не придумаешь.
— Что будем с ним делать, Макс? — спросил Джо.
Макс пожал плечами. Он размышлял о том, как все будет. Полицию, конечно, обвинят в беспорядках на улицах, хотя она в этом не виновата. А Букман, не исключено, избежит наказания, если они передадут его в руки правосудия.
— Но он убил копа, Макс, и мы это видели, — произнес Джо, словно прочитав его мысли.
— Ну тогда давай заберем этого сукина сына, — отозвался Макс.
Он разрезал на Букмане брючину, открыл рану — длинный глубокий порез на бедре сбоку — и, сделав из своего пояса жгут, остановил кровотечение. Затем наклонился и увидел, что Букман смотрит на него. Смотрит и что-то шепчет. Он уловил лишь одно слово:
— Жить.
Макс подождал, не скажет ли Букман что-нибудь еще, но тот молчал.
Тогда он забросил Букмана на плечо и вынес из магазина на улицу.
В первый вторник октября Элдон Бернс поехал в тюрьму штата Флорида, в город Рейфорд, увидеть Соломона Букмана. По словам начальника тюрьмы, Букман полностью оправился после потери почти двух литров крови в день ареста, но ни с кем не разговаривает. На вопросы отвечает кивками или качает головой. Говорит лишь ночью, во сне, на языке, который никто в тюрьме не понимает. Даже на нескольких. В камеру поставили микрофоны, записали его бормотание на пленку, отправили экспертам. Те определили старофранцузский язык одиннадцатого века, гаитянский креольский и два западноафриканских диалекта. На всех этих языках Соломон повторял одну фразу: «Теперь у меня есть стимул, чтобы жить. Это ты».
— Твой адвокат отказался от тебя, — объявил Элдон после того, как охранники оставили его наедине с Букманом в комнате для допросов. — Заявил, что очень занят.
Он сидел за деревянным столом напротив Букмана и рассматривал его. Сильно исхудавший Соломон походил на хронически недоедающего тинейджера в тюремной одежде. Изможденное лицо, под глазами дряблые мешки. Но даже в таком виде этот человек наводил ужас на заключенных.
Букмана не предупредили о приезде Элдона, но, увидев его, он не удивился.
Элдон достал пухлый конверт, который принес с собой, и выложил содержимое на стол перед Букманом. Три аудиокассеты — черная, серая и прозрачная, — на каждой наклейка с датой. Букман безразлично посмотрел на кассеты и отвел взгляд.
— Думаешь, я не знал, что ты записывал наши разговоры? Две копии для себя, — Элдон показал на серую и прозрачную кассеты, — и одну для своего адвоката, Пруитта Магриви.
Элдон ждал, что скажет Букман. Тот молчал. Сидел, чуть откинувшись на спинку стула, сложив руки. Пуговицы на рубашке были застегнуты.
— Твой адвокат — человек с очень высокими принципами, — продолжил Элдон. — Бесплатно защищает черномазых, а ему всегда тоже бесплатно поставляют несовершеннолетних девочек. Так что скандал этому защитнику гражданских прав совершенно не нужен. Он струсил, слышишь? Испугался, что его лишат лицензии на адвокатскую практику. А это вполне вероятно.
Букман внимательно смотрел на Элдона. Впервые за многие годы они встречались при свете. Элдон почти забыл эти необыкновенные карие глаза состарившегося раньше времени молодого человека, потерявшего способность удивляться чему-либо в жизни, не важно, насколько это жутко и отвратительно. Лишь через многие годы что-то похожее вырабатывается у некоторых преступников, наиболее жестоких, — загадочная непостижимая холодность и отстраненность. Но никто из них даже не приблизился к тому, что было у Букмана.
