— Попрошу вас не выражаться, инспектор, — опять вклинился адвокат.
— Она бросилась в драку, сеньор Родригеш? Стала бить вас, возможно пинать ногами? Вам пришлось применить силу?
— Нет, нет и еще раз нет! — вскричал Родригеш, понимая, что допрос начинает идти не туда, все больше отклоняясь от его версии.
— Ваш рассказ застопорился на этом месте, сеньор Родригеш. Сдвиньте его, пожалуйста, с мертвой точки, чтобы мы могли продолжать допрос.
— Я свернул в сосны в парке Монсанту. Я спросил, согласна ли она на секс со мной. Вы правы, инспектор, она несколько удивилась моему вопросу. Я сказал ей, что видел ее в пансионе, но не сказал, что видел, как она занимается сексом. Я предложил ей десять тысяч эскудо.
— За что?
— За секс, — с досадой ответил он.
— Это не первое ваше обращение к услугам проститутки, сеньор Родригеш?
— Нет, не первое.
— Думаю, что обычно в таких случаях сразу оговаривают, чего именно желает клиент за свои деньги.
— Я предложил ей десять тысяч эскудо за обычный половой акт.
— И каким образом вы осуществили этот акт?
Он перевел дыхание.
— Она встала на колени на кресле и стянула с себя белье.
— Полностью?
— Нет, кажется.
— И что сделали вы, сеньор Родригеш?
— Я расстегнул брюки и тоже встал на колени на кресле. Она поставила ноги на ручной тормоз.
— Тормоз был поднят или опущен?
— Опущен.
— Вы стояли на ровной поверхности?
— Да.
— Продолжайте.
— Я придвинулся к ней сзади и…
— Вы уже заплатили ей деньги?
Он запнулся.
— Да, — выдавил он.
— Так что она должна была рассердиться.
— Рассердиться? С чего бы?
— С того, что вы взяли ее в извращенной форме, сеньор Родригеш. Ведь об этом договоренности не было.
— Никакой извращенной формы я себе не позволил, инспектор, — тихо пробормотал Родригеш. — Это тот парень делал, в пансионе.
— Он говорит, что не делал этого.
— Он лжет.
— У меня есть то преимущество над вами, сеньор Родригеш, что я чуть ли не сотню раз проштудировал заключение экспертизы, а кроме того, очень внимательно слушаю ваши показания. И выходит…
— Извращенной формы не было, — тихо сказал он, кладя руку на стол, как на Библию.
— Я просто предупреждаю вас, что лучше рассказать все как было.
Он окинул меня внимательным взглядом, словно проверяя, не блефую ли я. И насмешливо прищурился:
— Извращенной формы не было, инспектор!
— Судебно-медицинская экспертиза, проведенная доктором Фернандой Рамалью, ясно говорит о том, что Катарина Оливейра подверглась извращенной форме секса. Был использован презерватив и лубрикант на водной основе. Исследование сфинктера показало, что он разорван. Это является доказательством непривычности подобной практики для потерпевшей. Что скажете на это, сеньор Родригеш?
— Не знаю… Я не…
— Это означает, что потерпевшая испытывала сильную боль, сеньор Родригеш. Она кричала?
— Извращенного акта я не совершал!
— Простите, сеньор Родригеш. Она, конечно, не кричала, если, цитирую вас: «Ничто в выражении ее лица не указывало на обратное». То есть удовольствия это ей не доставляло. Катарина Оливейра не кричала, занимаясь сексом в пансионе «Нуну» в пятницу в обеденное время, не так ли, сеньор Родригеш?
Молчание.
— Так или не так, сеньор Родригеш?
— Моему клиенту нечего добавить к сказанному, — поспешил на выручку адвокат.
— Нам желательно произвести обыск в обоих домах сеньора Родригеша, а также в машине его жены. Даете ли вы согласие на это?
— При наличии ордера, — сказал адвокат.
Допрос ничего нового не дал. Родригеш признал половой контакт с девушкой, но заявил, что после этого она вылезла из машины, а он не спеша поехал в Пасу-де-Аркуш, чтобы передать присутствующему на празднике мэру чек. Он отрицал, что нанес девушке удар в затылок, отрицал, что положил ее тело в багажник и позже сбросил на пляж в Пасу-де-Аркуш. Я завершил допрос и с отрядом полицейских отправился в Лапу, чтобы обыскать его дом.
В Лапе мы были встречены Родригешем и его адвокатом. Адвокат проверил ордер, после чего они с клиентом уединились в гостиной. Адвокат уже избегал встречаться взглядом со своим клиентом. После беглого осмотра дома я объявил своим помощникам, что платяной шкаф подозреваемого и его кабинет я осмотрю лично. В то время как четверо полицейских обыскивали остальные помещения, двойной гараж и сад, мы с Карлушем приступили к осмотру «мерседеса».
Салон машины был вычищен тщательнейшим образом. Внутри машина была как новенькая и даже пахла, как пахнут новые машины. Я поручил Карлушу выяснить, в какой фирме произвели чистку, и встретиться с ее работниками, причем не с начальством, а с непосредственными исполнителями работы.
Обыск я начал с передних кресел. Под пассажирское сиденье были подсунуты аккуратно сложенные белые дамские трусики. Изготовитель — фирма «Слогги». Я сунул их в мешок для вещдоков, а Карлушу велел вызвать на допрос человека, обнаружившего в машине эти трусики. Больше интересных находок в машине не было.
Я позвал сеньора Родригеша к шкафу и попросил его показать мне одежду, которая была на нем в пятницу, 12 июня. Он указал на блейзер, пару серых брюк и галстук, изготовленный для него Оливией. Блейзер и брюки были из чистки. На изнаночной стороне галстука я обнаружил маленькое бурое пятнышко. Опустив в мешок с вещдоками и его, я отослал все это в лабораторию.
В кабинете за старым, восемнадцатого века, сундуком в нише помещался встроенный шкаф. В нем было штук пятнадцать видеокассет; в двух ящиках из-под вина хранились порнографические журналы, а за ними, у самой стенки, стояли туфли со стразами, и на них лежали аккуратно сложенные белая футболка и светло-синяя в желтую клетку мини-юбка. Одежда и туфли тоже были отправлены в мешок и доставлены в полицию.
Служащий фирмы, занимавшейся чисткой салона, сказал, что, найдя трусики, он не знал, как ему быть. Трусики были засунуты между бортом и сиденьем. Он решил, что эти трусики принадлежат дочери сеньора Родригеша, и хотел было оставить их там, где нашел, но потом подумал, что это будет не совсем удобно. Он спрятал их под сиденье и решил не лезть не в свое дело.
В тринадцать тридцать Мигелу да Кошта Родригешу, было официально предъявлено обвинение в убийстве Катарины Оливейры. Когда его попросили раздеться, на груди его обнаружились два больших синяка. Он был сфотографирован, после чего переодет в тюремную одежду и отведен в камеру.
Понедельник, 23 ноября 199…
Дворец правосудия Маркеш-да-Фронтейра, Лиссабон.
Я никогда не стремился к славе. В противном случае я не выбрал бы профессию полицейского. Слава всегда представлялась мне какой-то извращенной формой проституции. Ты как будто раздеваешься на публике. На мой взгляд, слава — это насильственное нарушение права на личную жизнь. Насилия я не выношу.
Но вот теперь я стал знаменитым, прославился. Маленький человек, рядовой следователь отдал свою бороду на благотворительность (даже такая чепуха имела теперь значение), не побоялся вступить в схватку с сильными мира сего и добился для них справедливого возмездия. Пресса воспевала меня. Мне приходилось щеголять в хорошем костюме и расточать улыбки.
Накал страстей достиг предельной точки. Река Тежу, казалось, порозовела от пролитой некогда крови. История Мигела да Кошта Родригеша, в действительности Мануэла Абрантеша, инспектора тайной полиции, лично пытавшего и мучившего узников тюрьмы Кашиаш, заставила содрогнуться всю страну. Программы новостей и различные ток-шоу посвящались событиям недавнего прошлого — гнету салазаровского режима, пыткам и преследованию инакомыслящих.
Но этот ажиотаж продержался недолго: вскоре на телевидении убедились, что рейтинг мыльных опер опять пошел в гору, и тогда мгновенно был извлечен на свет из своего веселого дома Жорже Рапозу. В получасовой, специально посвященной ему передаче он рассказал о том, как агенты МПЗГ просочились в окружение генерала Машаду, какую ловушку подстроили генералу на кладбище в Бадахос, рассказал об убийстве секретаря и самого генерала лично Мануэлом Абрантешем. Передача получилась захватывающей. Я не мог отвести глаз от преобразившегося Жорже Рапозу. Я пытался отыскать в нем сходство с так хорошо знакомой мне унылой фигурой старика, но телевизионный грим и новый двубортный костюм облегали Жорже, как рыцарская броня. А мне под новенькими лаковыми штиблетами виделись его заскорузлые пятки.
Следствием этой передачи явилось объявленное правительством Испании расследование по делу об убийстве генерала. Правительство сочло это необходимым, так как преступление произошло на испанской территории.
