Ознакомительная версия.
– Лично мне идея Москвы нравится, – сказал Максим. – Человек по природе хищник… ему более свойственно рвать зубами глотки, чем жевать сено.
– Почему хищник? – спросила Лиза.
– Клыки во рту.
Над городом верещали какие-то вечерние птицы. Совсем рядом, под крышей чердачной будки, топтался целый выводок голубей.
– Тогда это не для меня, – сказала Лиза. – Я не умею рвать глотки.
– И не придется. Это дело пиарщиков. Как бы эти говнюки меня не обгадили.
– Кто?
– Вон, голуби.
– А… Ну, если меня вообще примут на телевидение.
– Примут. Это же Москва.
«Вот оно», – вдруг подумал Дима. Машины едут по земле. А звук – будто в небе. – Извините, я выйду… – сказала Лиза. – Мне нужно в туалет.
Она выбралась из шезлонга и прошла к выходу, Почти твердо, едва косясь на открытое пространство.
Две минуты прошло в тишине.
– Макс?
– Я слушаю.
– Какие в Москве есть журналы? Или газеты?
– Гм. «Известия». «Форбс». «Ритм-н-блюз».
– О, а что это? Какая-то музыка? Мне нравится музыка.
– Поздравляю, – Максим отхлебнул мартини.
– Поможешь мне к ним попасть?
Макс поперхнулся.
– С какой стати?
– Лиза сегодня спросила про запрещенные поступки. Я не сказал, но я много раз выдавал себя за другого. За журналиста.
– Да ладно.
– Честное слово.
– И… ну хорошо, и что с того?
– Теперь мне нужно им стать. Иначе получится, что я врал.
– И думаешь, тебя так запросто возьмут?
– Ну… это же Москва.
В просвете между облаков мерцал реактивный самолет. Дима подобрал кусок проволоки и принялся выколачивать пыль из своей кроссовки.
Максим встал и прошагал к бортику. Выглянул наружу и отшатнулся.
М-да. А ведь однажды придется спрыгнуть.
– Зачем? – спросил Дима, и Макс понял, что сказал это вслух, и вдруг потерялся в одном из пьяных измерений, где уличные огни можно было читать как слова, где всё надувалось и опадало: то кисти рук росли, а голова становилась крошечной, то наоборот…
– Эй, осторожнее, – крикнул Дима, выпрыгнув из шезлонга.
Он ухватил Максима за ворот пиджака и дернул прочь от борта. Макс повалился на бок, мысленно отметив, что успел изрядно напиться.
– Уф, – он позволил отвести себя к шезлонгу, с размаху сел и закурил, хотя удержать сигарету было непросто.
– В расчете за люстру? – Дима осторожно улыбнулся.
– Б-блядь, ну я исполнил. Можно бутылку? – попросил Максим. Он решил не утруждаться и хлебнул прямо из нее.
– Вот так, – сообщил он пьяно. – Именно так я умру когда-нибудь.
И почти угадал.
...
– Ну что, Поттер? Как поживает ваш гость? Разобрались?
– Я вам так отвечу. Перед нами мошенник. Другой человек, и паспорт не его. И никакой мистики.
– Да что вы говорите!
– Я клянусь вам. Его бы назад, в отделение…
– Так наберите милицию, пускай забирают.
– Я бы с радостью, но какой у них номер?
– Ноль-два, Поттер. Ноль-два.
...
Всё меняется. Странности производят странности, и теперь всё развивается само по себе.
До сих пор я был уверен, что экстренные номера действуют безотказно.
Как наивен я был. И как беззащитен.
Мы с Эврикой летели вперед, пойманные между двух параллелей: слева вечерняя трасса, а справа чугунным колесом вертелась бесконечная ограда.
Десять гудков спустя в трубке раздался треск. Автоответчик сыграл «К Элизе» и буднично попросил дождаться оператора.
Над фонарями разгорался вечер. Каждый пятый штык заводской ограды венчала острая маленькая звезда.
– Скорее, – торопила меня Эвридика. – Ну пожалуйста, скорее.
В трубке снова раздался щелчок. Трель и хрип. И женский голос.
– К СОЖАЛЕНИЮ, – девушка в записи отчаянно пыталась изобразить сожаление. – На данный момент НИ ОДИН оператор НЕ МОЖЕТ принять ваш вызов.
Хрп! Нас отстрелили, и мобильник утих.
Я набрал их номер пять раз. И пять раз услышал это сообщение.
– Скорее же! – позвала Эвридика, успевшая отбежать далеко вперед.
Выходило совсем не смешно. За нами гналась шайка маньяков, и если мы попадемся, мне сожгут лицо дезодорантом, а как поступят с Эврикой – об этом вовсе тошно было думать. И вот, я снова набираю «02» и слышу…
– Милиция, – отозвалась девушка, на этот раз живая. У нее был голос человека, который только что отсмеялся и хочет вернуться к разговору, прерванному звонком.
– Добрый вечер, – прохрипел я в ответ, и постарался коротко объяснить, что меня и одну девушку преследует группа ребят, которые используют предметы.
– Где вы находитесь… – она зажала микрофон ладонью и что-то крикнула в сторону.
– Здесь дорога, – сказал я. – И лес. И ограда… завод, наверное.
– Где вы находитесь? – повторила она чуть раздраженно.
– Да не знаю же! Вышли из метро… конечная станция.
– «Серп и молот»?
– Такая, подземная гробница…
– Краснооктябрьский. Звоните в райотдел.
Она продиктовала номер и повесила трубку.
«Подождите», – хотел сказать я, но было уже поздно.
– Быстрее, быстрее же! – звала Эвридика. Ее цветастое платьице мелькало далеко впереди.
– Стой! Дождись меня…
Прыгая между асфальтовых кочек, я подбежал к Эврике и выдавил несколько свистящих бессмысленных звуков, прежде чем смог заговорить.
– Бесполезно. Она не кончается.
– Кто?
– Ограда, – я обернулся и на шоссе увидел их.
Фары скутеров поднимались из-за горизонта чередой злых полумесяцев. Они дрожали в колеблющемся полумраке. Зуд моторов теперь был отчетливо слышен.
Мотороллеры шли неровным строем, один за другим. Пять… Семь… Целая армия.
Я обернулся к испуганной Эвридике, и она собиралась заговорить, но что-то отвлекло ее.
Между скутерами неспешно катился призрак.
Я сразу узнал автомобиль, даже не видя правительственный номер, состоявший из одних нолей. Только один человек в городе водит «Феррари». Тем более с такой раскраской.
Темные стекла, матовые диски и черный корпус: машина терялась на вечернем асфальте. Видна была только сетка из параллелей и меридианов, фосфорно сиявшая на бортах и капоте. К нам приближался не автомобиль, а его трехмерный каркас.
– Ты знаешь эту машину? – спросил я Эвридику.
Она покачала головой, сглотнула и попятилась.
Странно, что парень Эврики не покатал ее на своем «Феррари». Потому что за рулем сидел он – сумасшедший Фернандес. Сын губернатора. Глава психоделов. Мой старый друг.
– Стой ты, – я поймал Эвридику за тонкое плечо. Она рванулась прочь так сильно, что едва не порвала бретельку.
– Нет, пусти, отстань! – Эврика билась у меня в объятиях, пока я безуспешно пытался развернуть ее к себе. – Отс-тань!
Когда удалось заглянуть в ее глаза, я увидел, как Эвридика напугана. Моторы гудели уже совсем близко.
– Не туда! – заорал я в лицо Эврике. – Куда ты? Не туда!
Едва она перестала сопротивляться, я отпустил ее и выбежал на трассу.
Проскочил разделительную полосу и – пуф-ф! – опять провалился на дно.
Мир вокруг загустел. Рисунок асфальта, колесо ограды, кривая лесной кромки, созвездие лиловых фар, – всё распалось на простую алгебру. Если считать землю плоскостью, то ограда задавала ее границу. Стая воробьев, метавшихся в небе, образовывала тесный каркас. Черные точки птиц можно было соединить линиями. Трепетавшие фары образовывали на асфальте их перевернутый оттиск. Я подумал, что небо действует как зеркало, и засмеялся бы, если бы мог дышать.
Тонкие нити связывали действительность в единый механизм. Бесплотные огни смотрели мне в лицо, но я лишился чувства длин и направлений. Фары были повсюду, они кружили вокруг меня, сгущая вечер.
«Отсюда следует будущее», – подумал я. Сейчас меня кто-то дернет за руку. Крикнет: эй! Эй!
И я понял, что это уже произошло. Что Эврика стоит рядом и теребит меня. Я вернулся.
Резиновое дыхание мотороллеров поймало нас у самой опушки. Мы проломили частокол из высохших сорняков и прыгнули в сосновую гущу, сдобренную осиновым ароматом.
Сочные побеги одинаково цепко липли к одежде и коже. Но психоделы остались позади – хотя бы ненадолго. Мы с Эврикой запутались в клубке из хлещущих ветвей, душной зелени и паутины, но всё равно продирались напролом, едва разбирая дорогу, поочередно оказываясь то впереди, то сзади, задирая ноги и больно спотыкаясь. Я бежал с полузакрытыми глазами, и в сумраке мне порой казалось, что я лечу в прошлое, и любая сосна на пути означает конец.
Невидимое бревно крепко задело меня под голень, и я действительно взлетел. Подо мной был ковер из точеных листьев, и я вскинул руки, ожидая удара о землю, но листья охотно расступились, предъявив длинные стебли и гнилушную пустоту.
«А где земля», – подумал я и сразу встретил ее, шлепнувшись на дно оврага, на мягкую хвою и охапку сухих веток.
Ознакомительная версия.
