— Мы уже можем прекратить говорить вокруг да около, — сказал Сол. — Те, кто атаковали деревню, — не просто партизаны. Несмотря на то, что их одежда была изорвана, на автоматах еще осталась смазка от упаковочных ящиков, а ботинки были совершенно новые. Это можно объяснить тем, что они недавно получили новое обмундирование. Но ногти. Они измазали грязью руки, но ее не было под ногтями. Глупая гордость. Неужели они считали, что никто из них не погибнет? Неужели они думали, что никто не заметит их двадцатидолларовый маникюр? Это не террористы. Это наемные убийцы. Их сюда прислали. Выбрали потому, что они арабы. Но их обычное место жительства не пустыня. Это Афины, Рим, Париж или Лондон.
Миша кивнул.
— Три года, проведенных здесь, не повлияли на твою квалификацию.
Сол указал на развалины у себя за спиной.
— И разве непонятно, что атака не была направлена против всей деревни? Больше всего пострадал наш дом. Целью были мы.
Эрика встала, подошла сзади к Мише и положила руки ему на плечи.
— Дружище, почему ты здесь? — Миша с грустью посмотрел на нее.
— Почему, что-нибудь случилось?
— Эрика, твой отец исчез.
Стабильность и трехлетний покой были нарушены. Ощущение мирной жизни безвозвратно утеряно, ее заполнили постоянные величины прошлого — напряжение, подозрительность. Сбежать, очевидно, было невозможно. Даже здесь мир настигал их, обстоятельства, в которых они раньше существовали, и которые он отчаянно пытался смягчить, возвращались и вновь набирали силу.
Вечером, когда Крис заснул у соседей, а Миша в машине, Сол и Эрика сидели у костра, напротив развалин своего дома.
— Если их цель — мы, — сказал он, — а я не думаю, что в этом можно сомневаться, — следует ожидать, что другая команда придет за нами. Эрика неспешно ворошила костер.
— Это несправедливо, если из-за нашего присутствия деревне будет угрожать опасность, — добавил он.
— И что же нам делать? Вывесить плакат: “Люди, которые вас интересу ют, больше здесь не живут”? — В глазах Эрики отсвечивал огонь.
— Они выяснят это так же, как узнали, что мы здесь.
— Но почему они вообще пришли? Сол покачал головой.
— Три года — долгий срок, чтобы прошлое могло настигнуть нас. Согласно моей договоренности с агентством, если я остаюсь в стороне, они делают вид, что я не существую.
— Ну, уж это условие мы выполнили, — с горечью сказала Эрика. — Мы оставались в стороне.
— Итак, я не думаю, что это имеет что-то общее с прошлым.
— Значит, какая бы ни была причина, она новая.
— Но это все равно ничего не объясняет.
— Ты думаешь, это совпадение?
Вопрос был неясный, но Сол понял, о чем говорила Эрика.
— Исчезновение твоего отца?
— Вчера.
— И сегодняшнее нападение?
— Плохие новости, кажется, всегда ходят парами или тройками, — сказала она, — но…
— Я не верю в то, что это совпадение. Нельзя игнорировать очевидное. Если факты смотрят тебе в лицо, не стоит отворачиваться.
— Ну что ж, не будем отворачиваться, — сказала Эрика.
— Ты понимаешь, что это значит. Она с силой ткнула палкой в костер.
— Это еще одна причина, по которой мы должны покинуть свой дом, вернее, то, что от него осталось.
Сол подумал об оросительной системе, которую он строил и улучшал три года.
— Меня это бесит.
— Отлично. Если так легко сдаваться, то за это просто не стоит браться.
— И у нас нет ни одного шанса, если — за кем бы мы ни охотились — мы будем преследовать их равнодушно.
— Яне равнодушна к исчезновению моего отца. Жить здесь и не видеть его — это была одна из жертв с моей стороны. Потрескивал костер. Эрика неожиданно встала.
— Нам лучше приготовиться. Те, кто напали на нас, оказали нам своего рода услугу. Все, что осталось от нашего имущества, мы можем легко унести в руках.
— Надо выяснить, что случилось с твоим отцом.
— И отплатить тому, кто заставил нас оставить дом.
— Прошло три года, — колебался Сол. — Невзирая на комплименты Миши, хороши ли мы по-прежнему?
— Хороши ли? Эй, последние три года я только и делала, что отдыхала. Люди, которые забрали моего отца, будут раскаиваться перед лицом Господа за то, что связались с нами, когда они действительно узнают, как мы хороши.
Местность к югу от Каира, к западу от Нила. Пустыня Нитриан. Египет.
На этот раз он наблюдал не за мышкой, а за ящерицей, и ящерица не выделывала таких трюков, как Крошка Стюарт. Она не вытаскивала Дрю из раковины одиночества. Не заставляла его скучать о людях — друзьях или даже незнакомых. Ящерица только выползала из-под плиты и грелась на солнышке несколько часов после рассвета, а в сумерки нежилась на теплой каменной плите. На время жары она исчезала. Коренастая, сморщенная, немигающая, длиннолапая.
Сидя в темном конце пещеры, Дрю наблюдал, как это создание занимает свою неизменную позицию у входа в пещеру. Он ненавидел эту тварь и потому терпел, Дрю знал — Бог испытывает его. Ящерица — часть расплаты. Солнце поднялось выше и осветило внутренность пещеры. Дрю оглядел каменные своды, сравнивая аскетичную суровость своего теперешнего убежища с “роскошью” кельи в картезианском монастыре в Вермонте, где он провел шесть мирных лет. И снова он сравнил ящерицу, которую звали либо Люцифером, либо Квазимодо, с Крошкой Стюартом, с которым делил келью последние два года пребывания в монастыре. Но мышка погибла, наемные убийцы, чтобы добраться до Дрю, напали на монастырь, и он был вынужден покинуть свое убежище — грешник оказался лицом к лицу с грешным миром. Последующие события — его война со “Скальпелем”, встреча с Арлен, столкновение с Братством Камня — парадоксальным образом отпустили ему грехи, а потом прокляли опять и вынудили Дрю спрятаться в этой каменной норе — в местах, где когда-то были первые христианские монастыри и где теперь он снова через покаяние и молитву боролся за свое очищение.
Он был здесь уже год. Никаких смен сезона, каждый день точь-в-точь повторяет предыдущий, время словно растянуто и одновременно спрессовано. Год может оказаться вечностью, месяцем или неделей. Дрю мог судить о том, как долго он здесь находится, только наблюдая за тем, как растут его волосы и борода, и как иссякают запасы продуктов, Для пополнения которых он отправлялся в ближайшую деревню (день пути через пустыню). Жители деревни с уважением смотрели на высокого, худого человека с голодными глазами, в рваной одежде и сохраняли почтительную дистанцию — в деревне за ним закрепился статус святого, каковым Дрю себя не считал.
Кроме походов за продуктами, его рутинные занятия были неизменны — упражнения, медитация, молитва. Позднее, правда, он слишком ослаб, чтобы делать какие-либо упражнения, и просто лежал на спине в пещере, проводя про себя воображаемые мессы. Ему было интересно, что ящерица думает о латыни, когда вдруг поворачивает к нему свою страшную немигающую голову. И для чего вообще существует эта рептилия? Камень, хоть и бездушен, но, по крайней мере, красив. Ящерица могла и не принимать камень, от камня ей нужно было тепло, которое поглощала ее отвратительная желтая кожа. Но ни одно живое существо не приняло бы эту ящерицу.
Это испытание, думал Дрю. Если я смогу принять ящерицу, я спасу себя. Я смогу показать Господу, что мое сердце открыто Ему во всех Его проявлениях.
Его физические потребности мешали медитировать. Хотелось пить. Источник — одна из причин, почему он выбрал это место, — был недалеко. Как обычно, Дрю оттягивал утоление жажды, частично для усиления своего наказания, частично для увеличения удовольствия, которое он получал, когда наконец пил. Это балансирование между болью и удовольствием стало причиной серьезного стресса. В конце концов он справился с ним, придя к выводу, что удовольствие от питья воды послано Богом — как механизм выживания. Если бы он отказал себе в этом удовольствии, если бы не пил, он бы умер. А это уже самоубийство — величайший грех.
После этого умозаключения его мысли стали свободно парить от одной ассоциации к другой. Удовольствие, боль. Если бы все сложилось иначе, для него не было бы большей награды, чем остаться с Арлен до конца жизни. Но Братство Камня сделало это невозможным. Чтобы спасти жизнь Дрю, брат Арлен убил одного из членов Братства, а Дрю, чтобы уберечь своего спасителя, взял вину на себя, сбежал и спрятался. Страстная любовь… Дрю пожертвовал собой из-за любви.
Он попробовал передвигаться, чтобы добраться до источника, но не смог. Губы распухли и потрескались от жажды. Тело ослабло от недоедания. В голове все кружилось. Ящерица приподнялась и скатилась под камень, прячась от жары. Казалось, время летит очень быстро. У входа в пещеру появилась тень. Уже закат? Или это галлюцинация? — подумал Дрю. Тень приобретала силуэт человека. Впервые, с тех пор как он здесь поселился, Дрю видел такой силуэт. Не может быть.
