Собеседники Данфи нахмурились.
— Да, конечно… Уверен, все это было крайне неприятно, — пробормотал Райнгольд.
Эстергази отвернулся, и в комнате на какое-то время воцарилось молчание.
Наконец Данфи спросил:
— Ну и какая же связь?
— Связь?
— Между наблюдением и убийством?
— Нет никакой связи, — ответил Эстергази. — И почему вообще должна быть какая-то связь?
— В таком случае мы действительно имеем дело с очень странным совпадением. Да и кроме того, в наше время никто больше ничего серьезного по телефону не говорит! Прослушивание предназначалось, чтобы установить примерный распорядок дня этого субъекта. Держит ли он собаку или кошку? Если собаку, то когда выводит ее и куда ходит с ней гулять? Посещает ли он стоматолога? Или мануального терапевта? Есть ли у него любовница?
— Смею вас заверить, что вы избрали весьма непродуктивный способ ведения беседы, мистер Данфи, — мрачно заметил Райнгольд. Он выглядел несколько расстроенным.
Но Данфи уже невозможно было остановить, он говорил все быстрее и быстрее:
— Что он делает? Где он это делает? Когда делает? Так как — давайте все-таки смотреть правде в глаза — где-то на линии кто-то нашел способ подцепить нашего профессора в самом центре Лондона и проделать с ним операцию — операцию в хирургическом смысле слова, — пока от него не остался один торс, который они бросили…
— Мистер Данфи…
— …рядом с церковью, вы можете себе представить нечто подобное?..
— Джек…
— И что, я — подозреваемый?! Что значит не было никакой связи?!
Данфи злобно уставился на своих инквизиторов. Все трое молчали. Секунды текли невероятно медленно. Наконец Эстергази смущенно откашлялся.
— По правде говоря, — сказал он, — вы им не являетесь.
— Не являюсь кем?
— Подозреваемым.
— И почему вы так считаете? — спросил Данфи.
— До тех пор, пока не будет найден мистер Дэвис, вы не являетесь подозреваемым. Вы как бы… возможное звено в цепи.
— Именно поэтому нам так важно найти мистера Дэвиса, — объяснил Райнгольд.
— Совершенно верно, — добавил Эстергази. — Ведь ему может понадобиться наша помощь.
В комнате вдруг воцарилось тяжелое и страшное молчание. Никто из присутствующих даже не мигал.
Наконец Данфи поднял руки в жесте полной безнадежности, повернув их к ярким лампам под потолком.
— Извините, ребята. Я не знаю, где он.
Было уже семь часов вечера, и беседа все еще продолжалась, когда часы Райнгольда издали пронзительный чирикающий звук, напомнив хозяину, что его ждут в каком-то другом месте.
Собеседники Данфи отложили свои заметки, захлопнули дипломаты и поднялись.
— Полагаю, вам следовало бы подкрепиться в том отеле, в котором вы остановились, — сказал Райнгольд.
— Превосходная идея! — воскликнул Эстергази. — Закажите еду в номер! И отдохните получше!
— Мы вернемся к нашему разговору в восемь ноль-ноль, — добавил Райнгольд.
— Может быть, чуточку позже? — спросил Данфи. — Меня бы устроил полдень.
Эстергази и Райнгольд перевели на него ничего не выражающий взгляд своих тусклых глаз.
— Мне нужна одежда, — объяснил он. — Мне необходимо сменить носки. Магазины открываются только в десять.
То же непроницаемое выражение на лицах. Без тени улыбки.
Данфи тяжело вздохнул.
— Ладно. Никаких проблем. Я постираю их в чертовой ванне.
Именно так он и поступил. Купил бутылку «Вулита», вернулся к себе в номер и наполнил ванну водой. Раздевшись, встал на колени на пол ванной и, проклиная все на свете, выстирал рубашки, носки и нижнее белье. Затем вручную выжал постиранное и развесил его на стуле перед радиатором центрального отопления. Разделавшись с этим, заказал гамбургер в номер, уселся перед телевизором и стал смотреть какой-то фильм, да так с полотенцем на плечах и уснул через несколько минут.
Беседа возобновилась рано утром, и Данфи явился на нее в еще не высохшей после стирки рубашке. Разговор снова затянулся до сумерек, затем они сделали второй перерыв и продолжили во вторник, непрерывно возвращаясь к одним и тем же темам.
Допрос становился все более утомительным, досадным и в конце концов превратился в чистейшую формальность. За исключением местонахождения Томми Дэвиса, которое Данфи решил ни при каких обстоятельствах не выдавать, на все остальные вопросы он отвечал с предельной откровенностью, но ответы тем не менее его собеседников не удовлетворяли. Во вторник в полдень Эстергази наклонился вперед в своем кресле, изогнул брови и сказал:
— Кажется, дальше нам продвигаться некуда.
Райнгольд кивнул:
— Согласен. Мы действительно finito.
Одновременно они поднялись, отложили ручки и блокноты, спички и сигареты. Эстергази взял со стола часы и надел их на руку.
С чувством невероятного облегчения, что его мука наконец завершилась, Данфи с радостной улыбкой вскочил, оттолкнув кресло.
Райнгольд уставился на него своим непроницаемым взглядом, щелкая замками на дипломате.
— Куда это вы собрались? — спросил он.
Данфи сделал жест, означавший «На выход».
— Но вы еще не закончили, — заметил Райнгольд. — Закончили мы.
Прошел почти целый час, прежде чем открылась дверь и в комнату вошел хромой узкоглазый мужик с парой дипломатов разной величины и формы. Молча кивнув Данфи, он положил дипломаты на стол, снял ветровку и аккуратно повесил ее на спинку стула. Один из дипломатов был кожаный, изящный и гладкий. Второй — толстый, из какого-то сверхпрочного материала, шлакобетонного цвета.
С демонстративной церемонностью пришедший извлек из дорожной сумки пару зловещих предметов и положил их на стол перед Данфи. Первый из них представлял собой книгу в бумажной обложке с рисунком, как будто выполненным детской рукой. На нем была изображена промокшая блондинка в шортах и блузке на бретельках, на коленях моющая пол кухни, а в нескольких шагах от нее громадный датский дог, скалящий зубы. Данфи разглядел и название книги — «Лучший друг мужчины».
Второй артефакт представлял собой небольшую икону в позолоченном окладе, изображавшую Христа в терновом венце, с каплями крови на челе и глазами, устремленными к небу. Данфи посмотрел на книгу, потом перевел взгляд на икону и раздраженно фыркнул, предчувствуя какую-нибудь психологическую дешевку.
Хромой никак не отреагировал на его пренебрежительный возглас, открыл дипломат из сверхпрочного пластика и вытащил оттуда провод, подсоединенный к устройству, находящемуся внутри. Повернувшись к Данфи, он оперся на стол обеими руками, кивнул на икону и прошептал:
— Я знаю то, что ты сделал, и я знаю то, что ты знаешь. Солжешь мне, подонок, значит, солжешь и Ему. А теперь закатай рукав.
Весь остаток вторника и вся среда слились для Данфи в сплошной мутный поток вопросов, охватывавших его жизнь и карьеру. Конечно, в таких расспросах не было ни малейшего смысла. Подобно всем работникам Управления у Данфи был отличный навык работы с детектором лжи, позволявший ему если и не обмануть машину, то уж по крайней мере добиться путаницы в результатах. Если тест занимал много времени, как на этот раз, чтобы взять верх над устройством, требовалось сильнейшее напряжение, предельная концентрация в течение нескольких часов, что, естественно, изматывало. Сложно, но вполне выполнимо. Да к тому же игра стоит свеч, если есть что скрывать.
Главное, правильно воспользоваться интервалом между вопросом и ответом, интервалом, который оператор детектора намеренно затягивал, чтобы более точно измерить степень реакции. Чтобы обмануть машину, вам необходимо задать ложный нижний уровень для правдивых ответов. Это достигается относительно несложным маневром. Каждый искренний ответ должен даваться с определенной мерой психологического напряжения. Таким образом правдивые ответы делались практически неотличимы от лживых.
Вызвать в себе напряжение не так уж и сложно. Необходимо проделать какую-нибудь относительно простую математическую операцию: перед тем как совершенно искренне отвечать на очередной вопрос, нужно, к примеру, четырнадцать помножить на одиннадцать. А когда возникает необходимость солгать, нужно просто лгать не думая, и результаты получаются примерно одинаковые. И психолог, анализирующий данные с детектора, придет к выводу, что вы либо постоянно лгали, либо постоянно говорили правду.
— Сегодня среда? — спросил оператор, считывая вопрос с веера компьютерной распечатки.
Данфи задумался. Девятью шестнадцать равняется… Девяносто плюс пятьдесят четыре — 144.
— Да, — ответил он.
Оператор поставил галочку рядом с вопросом.
— Вы бывали в Лондоне?
Четырнадцать умножить на двенадцать будет… сто сорок плюс двадцать восемь: 168!
