По каким-то причинам Фредрик не спешил представить Паулу своей матери. Когда Паула предложила съездить к ней, он, к своему собственному удивлению, сказал, что его мать не живет больше в городе, а уехала в родительскую усадьбу в Вестергётланде. Как он только до этого додумался?
Как и во всякой лжи, в этой тоже было зерно истины. Его мать родилась и выросла в Вестергётланде и, когда умерла бабушка, унаследовала ее дом. Фредрик с матерью провели одно чудесное лето в этом доме. Конечно, это была не настоящая усадьба, а простая деревенская хижина. Фредрик хорошо помнил простор волнующихся полей и леса, полные черники. В деревне мать стала неузнаваемой — беззаботной, изобретательной, словно на родине в ней проснулось детство, как в девочке, какой она была тогда. Они делили поровну работу по дому — разводить огонь в печке, выгонять на луг корову, — а потом вместе купались в лесном озере с кувшинками. Тогда у него было чувство, что они навсегда поселятся в сельском доме, как многие его друзья.
Но они пробыли там только одно лето. У матери не было ни способности, ни финансовой возможности поддерживать в порядке старый дом, да к тому же она не была единственной наследницей, так как наследство поделили между нею и четырьмя ее сестрами. Было понятно, что дом придется продать. Мать тогда ничего не сказала Фредрику, и тем большим было его разочарование, когда он понял, что дом, собственно говоря, никогда им и не принадлежал.
В своей наскоро придуманной лжи он отправил мать в свой детский рай. В его выдумке она снова жила в том доме, который, правда, в его рассказах стал немного современнее и напоминал скорее помещичью виллу, с большими угодьями, животными и слугами, которые следили за хозяйством, а мать, словно королева, восседала на троне этого «поместья в Вестергётланде». Конечно, они навестят ее, но туда довольно далеко ехать, к тому же летом там будет красивее.
Глупая и постыдная ложь!
Хуже того, когда летом Паула напомнила ему о том, что надо съездить к его матери, он сказал, что мать лежит в больнице и не может принимать посетителей.
В этой лжи тоже была крупица правды. К тому времени матери уже поставили диагноз рак, но она не лежала в больнице и, конечно, с радостью познакомилась бы с подругой сына.
Когда мать Паулы спросила Фредрика о его родителях, он ответил сдавленным голосом:
— У моей матери обнаружили рак.
— А твой отец?
— Мой отец? — озадаченно переспросил он. (Перед его глазами встала картина, которую он не видел воочию: мужской труп, болтающийся посреди комнаты, забитой чистыми простынями, как маятник настенных часов.) — Мой отец давно погиб в уличной аварии.
Биргитта Крейц положила ему руку на плечо и сочувственно покачала головой.
Только после того, как состояние матери стало действительно таким тяжелым, как он живописал Пауле, они смогли увидеться. В больничной рубашке, с зондом в носу, одурманенная морфием, эта женщина с равным успехом могла быть владелицей поместья в Вестергётланде и кассиршей супермаркета в рабочем предместье. Приближение смерти делает нас неузнаваемыми.
Вскоре после похорон матери Фредрик и Паула поженились. Пышную свадьбу устроили и оплатили родители Паулы. После свадьбы Фредрик не сомневался в цели своей жизни: создать красивый и уютный дом для семьи, где в любви и достатке могли бы расти дети, а Паула могла бы посвятить себя своему искусству.
После напряженного рабочего дня Паула была немного рассеянной от навалившейся на нее усталости. Она начинала работать раньше, чем Фредрик, и поэтому заканчивала тоже раньше и, если они не планировали ничего другого, готовила ужин. Обычно это были легкие и быстрые в приготовлении блюда: овощи, тушенные в горшке, куриные грудки, салаты. Фредрик предпочел бы что-нибудь более существенное — что-нибудь грубое и питательное. Например, настоящий шницель.
— Где Фабиан? Он что, не хочет есть? — спросил Фредрик, когда они сели за стол и взяли себе по доброй порции макарон с креветками.
— Я звала его уже два раза, — вздохнула Паула.
— Он опять перед телевизором?
Они все чаще обсуждали, что делать с увлечением Фабиана телевизором. У мальчика уже выработалась привычка: приходя домой, он сразу включал телевизор и смотрел все — от новостей на финском языке до рекламы женских прокладок. После просмотра всех этих программ у мальчика обычно бывал несколько оглушенный вид. Паула хотела вообще разрешить ребенку смотреть только детские программы государственного телевидения, это было ясно и Фредрику, но он сам регулярно смотрел вечерние программы.
— Нет, сидит на лестнице, — сказала Паула.
— Он, наверное, сильно устал.
Паула метнула на мужа быстрый взгляд, но ничего не сказала. Это они тоже уже не раз обсуждали. Фабиан каждый день допоздна находится в детском саду. Фредрик предложил, чтобы Паула забирала его в три часа. Есть автобус, он ходит довольно часто.
Но Паула не желала заканчивать работу так рано. Если все шло хорошо, то она хотела работать до самого возвращения Фредрика, то есть до половины шестого. То, что она свободная художница, не значит, что она должна бросить все и сидеть с ребенком. Если она допустит, что работой можно манкировать, то скоро повесит на гвоздь свой диплом и вообще забросит работу. На этом обжигались многие художницы. Плохо уже то, что ей приходится готовить. Фредрик мог бы почаще брать на себя эту обязанность…
Фредрик решил закончить ненужную дискуссию и, прежде чем Паула успела ответить, с готовностью встал.
— Пойду приведу его.
Он вышел в прихожую и увидел Фабиана, сидящего на лестнице. Мальчик не выглядел усталым. Напротив, вид у него был бодрый и сосредоточенный. Он не заметил Фредрика и легонько четыре раза стукнул костяшками пальцев по ступеньке.
— Фабиан, пора есть, — сказал Фредрик.
Фабиан резко обернулся, лицо его исказилось от раздражения. Он прижал палец к плотно сжатым губам.
— Тсс!
Фредрик изумленно замолчал.
Раздражение Фабиана мгновенно испарилось, на лице было написано ожидание, если не сказать благоговение. Он склонил голову набок, глаза его сияли.
Изнутри по ступеньке тоже постучали четыре раза.
Мальчик просто засветился от радости. Он тоже постучал. На этот раз очень быстро — трижды. Из-под лестницы прозвучал ответ — три удара в таком же темпе. Фабиан счастливо рассмеялся.
Фредрик бегом поднялся по лестнице.
— В чем дело? Чем ты тут занят? — задыхаясь, спросил он.
— Это человек под лестницей, — счастливо смеясь, ответил Фабиан. — Он отвечает, когда стучишь.
— Ах, вот оно что. Ну ладно, попрощайся с человеком под лестницей, потому что тебе пора ужинать.
Он спокойно склонился над Фабианом, взял его за руку, привел на кухню и усадил за стол.
— Что, снова человек под лестницей? — устало спросила Паула.
Фредрик вздрогнул.
— Ты знаешь? Я имею в виду… он что, и тебе об этом говорил? — спросил Фредрик.
— Да, да, — тихо ответила Паула. — Но не стоит придавать этому большое значение. Ему просто не с кем играть в доме.
— Так ты думаешь, что это выдуманный им товарищ по играм?
Паула кивнула и положила в тарелку Фабиана макароны.
Как он это делает, недоумевал Фредрик, закладывая после ужина грязные тарелки в посудомоечную машину. Из гостиной донеслась жуткая мелодия заставки детской программы. Как Фабиан это делает, откуда берется стук? Руки его не двигались. Может быть, он стучит ногами? Да, наверное, так и есть.
Наступило время отхода ко сну, время криков и ругани. Паула занялась более простым делом — начала кормить и баюкать Оливию, а Фредрику досталась задача посложнее — уложить спать упирающегося Фабиана.
В этот вечер Фредрику недоставало обычного терпения, и он дошел до того, что прибегнул к прямым угрозам:
— Мне придется вытащить этого человека из-под лестницы, чтобы он отправил тебя в кровать.
Угроза возымела удивительное действие. Фабиан торопливо схватил протянутую ему щетку и принялся чистить зубки с такой быстротой, какой Фредрик от него не ожидал. Покончив с этим, мальчик опрометью бросился в спальню, улегся в кровать, натянул одеяло до самого подбородка и застыл, как оловянный солдатик.
— Ты ведь не позовешь сюда человека из-под лестницы?
— Я думал, — пробормотал Фредрик, который не мог прийти в себя оттого, что укладывание в кровать завершилось с такой скоростью, — я думал, что ты его любишь. Ты так веселился, когда он стучал тебе.
Фабиан немного успокоился и задумался.
— Он веселый, — помолчав, сказал мальчик, — и милый. Но… — лобик его собрался в озабоченные складки, — но думаю, что он может быть и опасным.
Наконец, видимо поняв, как все связано в этом мире, он многозначительно кивнул и с видом старого мудреца изрек:
