Но при этом, даже пребывая в таком настроении, я отлично понимала, что мое представление отчасти иллюзорное и надуманное. Наша жизнь далеко не всегда была столь гармоничной. Долгой темной зимой, сразу после рождения близнецов, мы едва не развелись.
Кто был виноват? Может, я, а может, Энгус или секс как таковой. Конечно, я предполагала, что после появления детей наша личная жизнь ухудшится, но не насовсем же!.. Однако именно так и случилось. После того как я родила, Энгус отказался от секса. Он не хотел прикасаться ко мне, а если и делал это, то так, будто мое тело было не предметом желания, а чем-то неведомым и странным, чем-то, требующим пристального изучения. Однажды, глядя в зеркало, я заметила, что он смотрит на меня, оценивая мою новую, материнскую, наготу – целлюлит и подтекающие соски. И по его лицу тогда пробежала гримаса.
Мы не занимались любовью почти год.
Когда близняшки начали спать по ночам и я более-менее оправилась, то пыталась его соблазнить. Но всякий раз я встречала отказ под маловнятными предлогами: слишком устал, пьян, завален работой. Он практически перестал бывать дома.
И я вырвалась из одиночества на несколько кратких вечеров, я находила секс везде. Энгус работал тогда у «Кимберли и компании», он с головой окунулся в новый проект и постоянно заявлялся домой поздно, чуть не в открытую игнорируя меня. Чувствуя себя покинутой, я нырнула в черную дыру раннего материнства и пропала в бездне. Я одурела от того, что была вынуждена одна справляться с двумя орущими младенцами. Когда мне позвонил бывший парень и поздравил с рождением детей, я немного возбудилась. Вспомнила старые времена и тотчас бешено вцепилась в это чувство. «А ты не хочешь заскочить ко мне в гости? Поболтаем, выпьем, хоть на меня посмотришь».
Энгус бы сам, по своей воле, никогда бы не догадался, но я закончила легкую интрижку сама: взяла и просто выложила ему все – так сильно мучила меня совесть. Хотя в конечном счете я решила наказать мужа. Видишь, как мне было больно. По иронии судьбы именно мое горькое и трудное признание спасло нас и возобновило нашу половую жизнь.
Тогда-то Энгус и начал воспринимать меня по-другому. Я была в его глазах уже не вечно усталой, занудной и молчаливой мамашкой, донельзя его раздражающей, – о нет, теперь я снова превратилась в желанный объект. Я стала сексуальной женщиной, за которую стоит побороться. И Энгус вернул меня, отвоевал и крепко в меня вцепился. Трахнув меня, он простил меня. А потом была супружеская терапия, и в нашем не очень веселом цирке все вернулось на круги своя. Ведь мы действительно любили друг друга.
Но я всегда буду задумываться о том, что сделанного мной не исправить. Мы спрятали этот скелет в шкафу и скрывали его долгие годы. Мы оба – мастаки, когда надо что-нибудь прятать.
Наконец я очнулась от грез. Я находилась на чердаке, разглядывая коробки, в которых было заключено все движимое имущество нашей умершей дочери. В итоге ко мне пришло решение: вещи поедут на склад. Там им и место.
Конечно, это малодушие, полумера, но если я потащу за собой в Шотландию что-то, связанное с Лидией, я сломаюсь. Такого мне не вынести. Да и зачем мне себя терзать? Чтобы потакать странному поведению Кирсти, которое вроде бы проходит? Но и предать их забвению – жестоко и невозможно.
Когда-нибудь я их выкину, но не сейчас.
Поэтому они отправятся на склад.
Я приободрилась и с воодушевлением взялась за работу. Три часа я паковала, заклеивала коробки скотчем, перекладывала и опять паковала, спустилась вниз, наскоро поела супу со вчерашним хлебом и взяла мобильник. Результаты трудов меня обрадовали, оставалось сделать еще одно дело, разрешить маленькое сомнение, и со всеми глупостями будет покончено.
– Мисс Эмерсон?
– Слушаю вас.
– Эээ… здравствуйте, это Сара Муркрофт.
– Простите, Сара, не узнала сразу. И зовите меня, пожалуйста, Нуала!
– Да… – пробормотала я и запнулась.
Мисс Эмерсон – учительница Кирсти: красивая, увлеченная, аккуратная. Ей двадцать с чем-то лет, и весь последний ужасный год она являлась для меня источником успокоения. Ученики – и Кирсти тоже – звали ее «мисс Эмерсон», и мне казалось, что обращаться к ней по имени невежливо, по крайней мере, мне. Но мне нужно попробовать:
– Нуала…
– Да-да?
Судя по голосу, она спешит. Сейчас пять часов, Кирсти на продленке, но у учительницы всегда много работы.
– Эээ… вы можете уделить мне минутку? Я хочу кое-что спросить о Кирсти.
– Нет проблем, хоть целых пять минуток. Что вы хотели узнать?
– Мы скоро переезжаем.
– На Гебриды? Я в курсе. Нашли себе другую школу?
– Да, нашли, она называется Килердэйл. Я читала бюллетени УСО – она двуязычная, преподавание ведется по-английски и по-гэльски. Естественно, со «Святым Лукой» не сравнить, но…
– Сара, вы, кажется, хотели задать вопрос?
В ее голосе не слышно нетерпения, но тон деловитый. Может, она параллельно еще чем-то занята.
– Извините. Разумеется, хотела.
Я уставилась в полуоткрытое окно гостиной.
Дождь прекратился, наползал ветреный осенний вечер. С деревьев на противоположной стороне улицы ворохом осыпались листья. Я сжала телефон в кулаке и произнесла:
– Нуала, – я напряглась, будто собиралась нырнуть в ледяную воду. – Вы не замечали в последнее время никаких странностей в поведении Кирсти?
Краткая пауза.
– Странностей?
– Ну да, странностей.
Жалкая попытка, но что я еще могу сказать? Ой, здрасте, мисс Эмерсон, а Кирсти в школе говорит, что она – не Кирсти, а Лидия – ее умершая сестра?
– Нет, ничего подобного я не заметила, – у мисс Эмерсон добрый голос. Специально, чтобы общаться со скорбящими родителями. – Конечно, Кирсти тоскует по сестре, но я могу точно утверждать, что, несмотря на обстоятельства, она у вас хорошо справляется. Не волнуйтесь.
– Спасибо, – произнесла я. – Можно еще вопрос?
– Не стесняйтесь.
Я вновь собрала волю в кулак. Я хотела узнать, как Кирсти читает. С некоторых пор у нее это стало получаться гораздо лучше, что меня, если честно, тоже напрягало.
– Нуала, а как у Кирсти с учебой? В последнее время не было каких-то особых изменений в ее развитии, в ее способностях?
Снова молчание. Долгое.
– Ну… – Нуала нарушила паузу.
– Что?
– Ничего страшного, но думаю, вам стоит обратить на это внимание.
Деревья гнулись и дрожали на ветру.
– Что случилось?
– Кирсти действительно стала очень бегло читать, причем за короткий период времени. Она совершила удивительный скачок. И еще – ей всегда хорошо давалась математика, а сейчас… уже не так хорошо, – я представила себе, как Нуала на другом конце линии неловко пожала плечами. – Полагаю, для вас это является сюрпризом.
Я решила озвучить опасения учительницы.
– У ее сестры чтение всегда шло хорошо, а математика не очень.
– Возможно, вы правы, – согласилась со мной Нуала.
– А еще что? Есть еще какие-нибудь… странности?
Последовала очередная тягостная пауза.
– Пожалуй, да, – произнесла Нуала спустя минуту. – Последние пять недель Кирсти стала больше общаться с Рори и Адели.
В воздухе кружились опавшие листья.
– Рори, – повторила я. – И Адели.
– Да, именно с ними, – чуть помедлив, продолжала Нуала. – Вы, вероятно, знаете, что именно с ними дружила Лидия. А со своими прежними приятелями Кирсти почти не разговаривает.
– С Золой и Тео?
– Да. Все произошло внезапно, но Кирсти всего семь, а в этом возрасте такие вещи часто случаются.
У меня пересохло в горле.
– Да, – выдавила я. – Я понимаю.
– Ради бога, не тревожьтесь. Я бы даже и не заметила, если бы вы не спросили о развитии Кирсти.
– Но…
– Сара, я, как педагог, считаю, что Кирсти старается как-то компенсировать отсутствие сестры, пытается чуть ли не сама стать Лидией, чтобы заменить ее и унять горе. Например, она стала лучше читать, дабы заполнить утрату. Я не детский психолог, но, похоже, в поведении Кирсти нет ничего необычного.
– А…
– Дети переносят потерю по-своему, и возможно, это просто часть восстановительного процесса. Кстати, когда вы уезжаете? Скоро?
– Да, – ответила я. – В ближайшие выходные.
Мобильник, зажатый в руке, показался мне чудовищно тяжелым.
Я посмотрела на элегантные домики, на припаркованные машины, блестящие в свете уличных фонарей. Уже совсем стемнело, но небо было чистым, и в нем мигали огоньки множества самолетов, кружащих над Лондоном, – они сияли, будто искорки над огромным невидимым костром.
Энгус Муркрофт припарковал возле отеля «Селки» взятую напрокат в аэропорту Инвернесса дешевую машину, выбрался наружу и посмотрел в ту сторону, где за грязевой отмелью и морем виднелся Торран. В солнечном небе не маячило ни единого облачка – настоящая редкость для пасмурной ноябрьской погоды. Воздух был чист, но Энгус едва различал дом, стоящий на покрытых водорослями скалах у подножия белого маяка.
