Глава 7
Антон осторожно встал с кровати — сначала опираясь на одну здоровую ногу и пробуя бережно, не спеша, «по граммульке», переносить свой вес и на больную ногу тоже. Получилось вполне твёрдо и устойчиво. Не больно даже. Попробовал присесть… Привстать… Да работала нога как надо! И швы держали. И кровь не сочилась. Мысленно поблагодарив и поздравив хирурга с профессиональным успехом, двинулся, прихрамывая всё-таки от неудобства повязки, в туалет: облегчиться, умыться, причесаться — оправиться, одним словом. Визит к доктору предполагался по полной форме! Встреча не больного с врачом, что означало бы доминирующее положение одного и подчинённое — второго, а переговоры двух равноценных партнёров, имеющих, что друг другу рассказать и в чём посоветоваться.
Порылся в принесённом матерью пакете, нашёл салфетки, зубную щётку с пастой, мыло, полотенце — больничное отвергалось не глядя, обул домашние тапочки и поковылял, пришаркивая и припадая на негнущуюся ногу, по коридору. Медсестра на посту улыбнулась, не отрывая от уха трубки телефона, кивнула белоснежным накрахмаленным колпаком и без лишних слов задала нужное направление указательным пальцем с ногтем красного медицинского цвета. Туалет оказался неожиданно чистым. Впрочем, Малой тут же поймал себя на предвзятости — больница же всё-таки! Ну, районная… Ну, бюджетная… Но больница. Сантехника — не супер, конечно, но чистая… И работает!
Ополаскиваясь, услышал скрип входной двери и, распрямившись от раковины, увидел в зеркале за своим отражением человека с наложенной под подбородком повязкой, хитро примотанной к голове и напоминавшей ремешок от шлема или фуражки.
Антона даже передёрнуло от узнавания… Вернее, интуитивной догадки вначале… Однако те глаза, чьё выражение не могло быть скрыто никакими больничными бинтами — даже если бы они полностью обматывали лицо — мгновенно подтвердило догадку: он! Вчерашний! И точно — похоже, с переломом челюсти… Хотя и не сильным, без смещения. Успев даже прочувствовать лёгкую досаду от нетяжести травмы, Антон плотно прикрыл входную дверь, задвинул засов и встал спиной вплотную к стене напротив кабинки, в которой журчал его враг.
Надо думать, что он теперь был без ножа… Да даже если и с ним! Малой подсогнул и сделал ноги пружинистыми, забыв про собственный порез, и быстро размышлял, «выключать» его сразу напрочь или только башкой в унитазе прополоскать. Главное, чтоб опомниться не успел, когда узнает… А узнать должен обязательно!
Открылась дверь, и Антон в готовности номер один сделал секундную паузу, чтобы тот смог проникнуться всей трагичной для себя торжественностью встречи. Зря, как оказалось… Хулиган понял всё даже не в секунду — быстрее! Он двумя руками толкнул Антона от себя, пытаясь проложить путь к отступлению и объявлению тревоги в коридоре. Но Антон, забранный весь внутрь себя, словно пружина, мгновенно отскочил от стены и преградил дорогу к входной двери. Сцепились. Начали кряхтеть. Малой чувствовал, что нога у него всё-таки есть. И она нездорова! Поэтому ею же, неспособной твёрдо держать усилие двух напряжённых тел и максимально согнутой в колене, он двинул противника куда попало, одновременно рывком склоняя его в поясе. Попало под рёбра. Дыхание-сопение прервалось. Усилие ослабло, и Антон оттолкнув врага руками посильнее и оттолкнувшись ногой для прыжка — снова той же, травмированной! — и приземляясь на здоровую, больной-рабочей ногой «ножницами» врубил тому в подставленную в сгибе морду.
Не успевая разогнуться, а только вскинув хрустнувшую голову и перебрасывая центр тяжести на задницу, хулиган словно бы приподнялся в воздух — а может и впрямь подлетел — такой удачный удар получился, и, перебирая в конце пути ногами, пытавшимися догнать собственное тело, въехал задницей в вымазанное белой краской окно с низким подоконником. Стекло не треснуло, а лопнуло под натиском уже всей падающей в него спины и посыпалось наружу, расцвечивая своими игривыми блёстками и осыпая раскидистым звоном рухнувшее на улицу тело. Третий этаж… Тело не двигалось. Антон успел испугаться — чересчур вышло… Вывалилось даже!
Но тут же ментовская сущность, усугубленная уверенным знанием юридических основ, взяла в нём верх над испугом, и он быстро открыл засов и выбежал в коридор, состроив растерянное выражение лица.
— Помогите! Скорее! Человек выпал из окна…
Малой, не сильно — встревоженная травма уже опять начала проявляться — но всё-таки симулируя хромоту для предупреждения чужих подозрений, колченогим галопом заковылял по коридору мимо поста медсестры к лестнице.
— Скорее! Скорее! Беда!
Медики, подхваченные шумом и сопровождаемые взволнованными взглядами способных выглядывать из дверей пациентов травматологии, устремились за Малым по лестнице вниз.
Когда Антон добрался до места на углу здания больницы, там уже в суетливой и возбуждённой толпе гулявших свидетелей-больных, наперебой рассказывавших друг другу увиденное, какие-то белохалатные люди пытались реанимировать бездыханное тело пострадавшего.
Малой хотел было начать кудахтать о том, как всё произошло на его глазах: как человеку стало плохо в туалете, как он закачался, как его повело, он начал падать, а Антон, видя неизбежность, пытался его подхватить и даже почти успел схватить несчастного за одежду, но проклятая нога подвела — он не успел поймать бедолагу и вытащить его из пропасти третьего этажа… Но передумал. Паническое кудахтанье было бы тоже чересчур для полицейского, должного привыкнуть — а так и было! — к виду человеческих несчастий. Однако он пролез поближе к эпицентру событий.
Сохранившая повязку на бороде голова упавшего лежала боком на бордюре палисадника, как на подушке… Влажной от крови подушке… При этом череп, как аккуратно уполовиненный горшок, был очевидно расколот, и его верхняя часть кроме того, что была раздроблена, была ещё сбита и смещена ударом. Антон обошел место происшествия так, чтобы встать там, откуда открывался страшный в своей откровенности вид разбитой головы. С этой стороны никого не было — жутко было смотреть, и даже страдающие от скуки больные здесь не скопились. Малой подошёл совсем вплотную и заглянул внутрь «горшка». Черная пустота… Что-то ещё продолжало течь из него, мерзостное в своей тягучей сути, но никаких сгустков и близко не было — кровавая лужа и всё. «Пустой!» — подумал Антон с таким облегчением, словно бы убедился в оправданности своей шаткой гипотезы, столь долго лелеемой интуитивно, что не оправдайся она, то и вся жизнь псу под хвост.
— Что, простите?
Оказалось, что он не только подумал, но и проговорился-таки. Антон повернулся и увидел стоящего рядом с ним давешнего доктора из обхода, смотревшего немигающим взглядом даже не на, а внутрь Антона через его же глаза. Во взгляде доктора тоже виделось удовлетворение от подтверждения каких-то собственных мыслей.
— Понимаете, доктор… Я был в туалете… Умывался, — Малой заговорил так судорожно, опять же интуитивно чувствуя, что надо отвлечь доктора своим волнением, словно бы не слышал вопроса. — А тут он… Ну он и он… Я внимания не обратил… Слышал только, что дверь открывалась-закрывалась… А когда голову-то от раковины поднял, его уж назад клонило… Падал, значит! Прямо на окно! Я-то сообразил, что он не в себе… Мало ли?! Больница ведь… Ну я к нему… Да пока на своей ноге-то до него допрыгнул, он уж и вывалился… Кто только додумался в больнице — в травматологии! — такие низкие подоконники ставить?…
Врач стоял и кивал головой, то ли соглашаясь в понимании, то ли подбадривая Антона в его вранье… Скорее — второе! Потому что он так и не переставал смотреть ему прямо в глаза, сменив только выражение лица на неуловимо насмешливое.
— Это вы, батенька, сейчас коллегам своим рассказывать будете…
Эту фразу доктор проговаривал, уже меняя одновременно лицо на злобное от наступавшего понимания того, что и самому ему придется несладко — он тут за старшего, ЧП в его вотчине, с него и спросят… На него и навешают!
