— Дэйв, я хочу рассказать тебе про Рея Харриса, — произнес Джимми настолько тихим голосом, что Дэйв подался вперед, чтобы расслышать, что он говорит. — Рей Харрис был мне закадычным другом. Он навещал меня, когда я сидел в тюрьме. Он заботился о Марите, о Кейти, о моей матери, снабжал их всем необходимым. Да, он вел себя так, что я считал его своим другом, но действительной причиной этого было чувство вины, которое он испытывал по отношению ко мне. А виноват он был в том, что, когда ему прищемили яйца, он сразу же сдал меня полиции. Это не давало ему покоя, и после того, как он несколько месяцев отсидел в тюрьме, произошел странный случай. — Джимми вплотную приблизился к Дэйву, остановился и, слегка склонив голову на бок, уставился тяжелым взглядом в его лицо. — Я понял, что мне нравится Рей. Понимаешь, мне и вправду приятно было находиться рядом с ним. Мы говорили с ним о спорте, о Боге, о книгах, о наших женах и детях, о тогдашних политиках. Его интересовало все. А такого человека встретишь не часто. А потом умерла моя жена. Понимаешь? Она умерла, а они прислали нескольких охранников в мою камеру, чтобы объявить: «Очень сожалеем, заключенный, но ваша супруга скончалась вчера вечером в восемь часов пятнадцать минут. Ваша жена умерла». Такие вот дела. Это известие почти убило меня, понимаешь, Дэйв? Ведь она прошла через все мучения одна, и рядом с ней не было никого. Я знаю, о чем ты сейчас думаешь — мы все умрем в одиночку. Верно. В последние мгновения перед переходом из этого мира в другой ты один. Но у моей жены был рак кожи. Последние шесть месяцев своей жизни она медленно умирала. Я должен был быть все это время рядом с ней и облегчать ее страдания. Не саму смерть, а то, что было до нее. А меня рядом не было, понимаешь? Рей, человек, которого я любил, лишил этого и мою жену, и меня.
Дэйв посмотрел в глаза Джимми. В его зрачках он увидел чернильно-синюю полоску реки, освещенную огнями моста и световыми вспышками фар едущих по нему машин.
— Зачем ты рассказываешь мне об этом, Джимми? — спросил он.
Рука Джимми легла на левое плечо Дэйва.
— На этом самом месте я заставил Рея встать на колени и дважды выстрелил в него. Один раз в грудь, второй раз в горло.
Вэл тоже отошел от стены и направился к Дэйву, он шел прямо по высокой траве, приминая ее ногами, и ее стебли распрямлялись за его спиной. Дэйв почувствовал, как его пересохшее горло словно стянули петлей.
— Послушай, Джимми, — произнес Дэйв, — я не знаю, что…
— Рей умолял меня, — перебил его Джимми. — Он говорил, что мы были друзьями. Он вспомнил, что у него есть сын. Вспомнил, что у него есть жена. Сказал, что его жена в положении. Он говорил, что уедет прочь отсюда и я никогда не услышу о нем. Он умолял меня не лишать его жизни, чтобы он мог увидеть своего новорожденного ребенка. Он твердил, что знает меня; знает, что я добрый человек и что я не способен на такое дело. — Джимми поднял голову и посмотрел на мост. — Я тоже хотел кое-что сказать ему в ответ. Я хотел сказать ему, что любил свою жену, а она умерла, умерла из-за него. К тому же, так было и так будет: никогда нельзя предавать друзей, если хочешь жить долго. Но, Дэйв, я ничего не сказал ему. Я плакал, плакал горькими слезами. Настолько мне было тяжело. Мое лицо распухло от слез. Его лицо распухло от слез. Я едва мог его видеть.
— Так почему ты все-таки убил его? — спросил Дэйв с отчаянием в голосе.
— Да слушай же, — ответил Джимми тоном, каким делают внушение четырехгодовалому ребенку. — Из-за принципа. Мне было двадцать два года, я был вдовцом с пятилетним ребенком на руках. Я два года жил вдали от жены. А этот проклятый Рей? Ведь, черт возьми, он же отлично знал правило номер один в нашем деле — не предавать друзей.
— Джимми, но почему ты думаешь, что и я поступил так же, как Рей? — спросил Дэйв. — Скажи?
— Когда я убил Рея, — ответил Джимми, — я почувствовал себя, как бы это сказать, выпотрошенным. Я чувствовал себя так, как будто Бог смотрел на меня, когда я потащил его вниз и свалил его тело в воду. А Бог, видя это, только качал головой. Это, конечно, не было сумасшествием. Он чувствовал всего лишь отвращение, но это его не удивило. Я думаю, он воспринял это так, как воспринял бы то, что ты наказываешь щенка за кучу, оставленную на коврике. Я стоял как раз чуть позади того места, где ты стоишь сейчас и наблюдал за тем, как Рей тонул. Понимаешь? Его голова в последний раз показалось над водой, и я припомнил, как ребенком размышлял о том, что, если ты достигнешь дна некой толщи воды и сможешь пройти сквозь дно, твоя голова окажется в космическом пространстве. Так я представлял себе земной шар, понимаешь? Поэтому, где бы я ни оказался, моя голова проткнула бы земной шар и попала бы в космическое пространство с его звездами и чернотой ночи, а я бы просто падал, падал в космическое пространство, уплывая прочь от земли, и миллионы лет плавал бы в этой холодной бездне. И вот я снова подумал об этом, когда Рей скрылся под водой. Я подумал, что он будет опускаться все ниже и ниже, пока не пробьет дыру в нашей планете и не окажется в космосе, в плавании продолжительностью в миллионы лет.
— Я понимаю, — сказал Дэйв, — ты задумал что-то подобное и сейчас, но ты не прав Джимми. Ты думаешь, что я убил Кейти, так? Скажи, ты так думаешь?
— Лучше помолчи, Дэйв, — махнул рукой Джимми.
— Нет, нет, нет, — закричал Дэйв, замечая, что рука Вэла сжимает пистолет. — Я абсолютно ни при чем. Я не имею никакого отношения к смерти Кейти.
Они хотят убить меня, вдруг дошло до Дэйва. О, Господи, нет, только не это. Ведь смерть — это нечто такое, к чему надо подготовиться. Нельзя же просто выйти из бара, потому что тебя тошнит, а потом, оглянувшись, понять, что это, конец твоей жизни. Нет. Ведь мне надо идти домой. Мне надо уладить дела с Селестой. Мне надо хоть что-нибудь съесть.
Джимми сунул руку в карман и вытащил ее оттуда вместе с ножом. Его рука слегка дрожала, когда палец нажал на фиксатор и из рукоятки выскочило лезвие. Дэйв перевел взгляд на лицо Джимми — подбородок и нижняя губа тоже дрожали. А это сулило надежду. Только бы не опустить руки, только бы не впасть в апатию. Надежда есть.
— В ту ночь, когда убили Кейти, Дэйв, ты пришел домой весь в крови. Ты придумал две разные истории о том, как ты повредил руку; твою машину видели возле «Последней капли» как раз в то время, когда оттуда выходила Кейти. Ты наврал копам, да ты врал всем подряд.
— Послушай, Джимми. Пожалуйста, посмотри на меня.
Джимми стоял перед ним, опустив глаза и глядя в землю.
— Джимми, я действительно был в крови. Я бил кого-то, Джимми. Бил изо всех сил и покалечил.
— Ой, да ты никак собрался рассказать историю о том, как тебя пытались ограбить? — спросил Джимми.
— Нет. Это был растлитель детей. Он занимался в машине сексом с мальчиком. Он же был вампиром, Джим. Он же травил ядом этого ребенка.
— Так это не было ограблением. Это был кто-то, как я понимаю, кто совращал ребенка. Понятно, Дэйв. Все так. И ты убил этого человека?
— Да. Ну, я… я и тот Мальчик.
Дэйв и сам не мог понять, зачем он это сказал. Ведь он никогда не говорил о Мальчике. Да и нельзя было об этом говорить. Люди не поняли бы. Возможно, это снова был тот самый страх. Наверное, Джимми нужно было заглянуть в его голову, чтобы понять, о чем идет речь; да, в голове сейчас сумбур, но смотри, Джимми, смотри. Пойми же, я не тот, кто может убить невиновного.
— А тогда, ты и ребенок, которого совратили, пошли и…
— Нет, — резко прервал его Дэйв.
— Что нет? Ты же сказал, что ты и тот мальчик…
— Нет, нет. Забудь об этом. С моей головой иногда творится черт знает что. Я говорю…
— Ладно, хватит, — перебил его Джимми. — Значит, ты убил этого совратителя детей. Ты рассказываешь мне об этом, но своей-то жене ты этого почему-то не сказал? По-моему, ей-то ты должен был рассказать все в первую очередь. И рассказать прошлой ночью, когда она сказала, что не верит в твою сказку про ограбление. Не понимаю, почему не рассказать ей? Дэйв, ведь многих людей совершенно не колышет, если растлителя детей кто-то пришьет. Твоя жена думает, что ты убил мою дочь. И ты хочешь, чтобы я поверил в то, что тебе выгоднее? А если бы она поверила твоему первому рассказу, а не тому, что ты пришил какого-то педофила. Объясни мне это, Дэйв.
Дэйв готов был сказать: я убил его, потому что боялся, что сам становлюсь таким же. Если бы я съел его сердце, я бы стал таким, как он, и его дух перешел бы в меня. Но я не могу сказать об этом вслух. Я не могу говорить им такую правду. И я помню, как поклялся, что с сегодняшнего дня больше не будет никаких тайн. Но сейчас я понял, что это должно остаться тайной, и не важно, сколько раз мне придется солгать, чтобы сохранить эту тайну.
— Ну так давай же, Дэйв. Скажи мне, наконец, почему. Почему ты не смог сказать своей жене правду, ну?
