– Где Блюм прячет слитки? – спросил он бледного начальника охраны, принимая от него личное оружие и по-хозяйски разваливаясь в его кожаном кресле.
– Под землей, в районе радиостанции. Хранилище где-то там! – Начальник личной охраны робко улыбнулся.
– А ты, выходит, ничего не знаешь? – усмехнулся Папа, взял из пепельницы обгорелую спичку и, расщепив, стал ковырять ею в зубах.
– Меня он не посвящал… Хранилищем занимались его телохранители. Я ничего не знаю.
– Не посвящал, не знаю… Верю! Но тогда, выходит, жить тебе незачем! – философски изрек Папа и, выплюнув спичку на ковер, застрелил начальника личной охраны.
Теперь обратного пути у Папы не было.
Пожалуй, и с Блюмом церемониться теперь не имело смысла. Важно было открыть хранилище и… И все же Папа желал, чтобы именно террористы ворвались к Илье Борисовичу первыми. Важен был сам факт вторжения, зафиксированный на пленку камерой наблюдения! А потом можно было предъявлять обывателям труп хозяина, якобы убитого террористами. Папа не хотел брать власть как кровавый диктатор. Он предпочитал демократический путь: пусть обыватели сами принесут ему эту власть на подносе…
Банда Папы кавалерийским наскоком овладела наиболее важными объектами Жемчужины. Зато на третьем этаже, где разместился Илья Борисович, стояла мертвая тишина, обеспечиваемая отличной звукоизоляцией стен, потолка и пола. Блюм любил тишину и недолюбливал людей в камуфляжной форме. Ему не нравились их грубость, звериные повадки и громкий смех. Поэтому вход им сюда был воспрещен. На этом островке тишины Илья Борисович терпел лишь своих телохранителей. Вышколенные и незаметные, как японские жены, они были как немые: никто не слышал от них ни слова.
Жили телохранители в смежных с апартаментами Блюма комнатах и появлялись на людях тогда, когда Илья Борисович «выходил в народ». Блюм любил пообщаться с народом, но делал это всегда в окружении своих широкоплечих ребят, вечно жующих резинку и смотрящих на окружающих, как на мебель…
– Блокируйте апартаменты! Можно пострелять для устрашения. Блюма не трогать. Сначала мне нужны ключи от хранилища и номера счетов в банках! Все, иду к вам!
Папа выключил рацию, вышел из диспетчерской и не спеша направился к апартаментам. По тактическим соображениям ему не хотелось появляться там прежде, чем его ребята закончат обрабатывать Блюма. Пусть потом Блюм приползет к нему на брюхе, прося защиты…
Папа взглянул на часы. Была половина десятого.
Дверь в квартиру Блюма оказалась не запертой на замок, и охранник влетел в комнату, с размаху грохнувшись на пол.
– Кто посмел! – раздался визгливый голос из-за двери.
Вслед за охранником в комнату проскочил подполковник с пистолетом в руках.
Он искал глазами маленького круглого человечка с живыми глазами. Таким описывали ему Блюма. Но маленького и кругленького хозяина он так и не нашел – его взгляд уперся в дуло автомата. Автомат не выстрелил, и Борис Алексеевич искренне удивился. Подняв глаза, подполковник увидел… Бармина. Тот опустил АКМ и усмехнулся.
– Зачем же двери ломать! – услышал подполковник голос Блюма и обернулся: за письменным столом на полу сидел Эдик и говорил голосом хозяина.
– А где… Блюм? – спросил Борис Алексеевич.
– Я за него! – ответил чревовещатель и вылез из-за стола, пялясь на Томилина – новое лицо в их компании. Потом он обратился к сидящему на полу охраннику: – Ну что, бо-бо головушка?
Бармин тронул за плечо Томилина. Тот обернулся и вскинул брови.
– Гена?! Значит, тебе не удалось вырваться отсюда!
– Почти удалось! – Бармин вздохнул. – Был уже на Материке, да только этот слиток чуть меня не угробил. Такая охота за ним началась!
– Значит, Слава Яковчук напрасно погиб. Это рентгенщик, мы с ним эту комбинацию с похищением вместе разрабатывали. Взяли сразу два слитка! Рассчитывали, что хотя бы один попадет на Материк. Корейцы помогли. Без их помощи у нас бы не получилось…
Внезапно из смежной комнаты выскочил толстяк и, захлебываясь от волнения, запричитал:
– Сюда! Скорей! Я же говорил! – Андрей Андреевич чуть ли не рвал на себе волосы. – Мы погибли!
Все бросились за толстяком. На столах была развернута радиостудия. Тут же стоял компьютер Блюма. Он был включен. Именно отсюда Илья Борисович выступал перед населением Объекта. Толстяк подскочил к бобинному магнитофону, рядом с которым были установлены микрофоны, и нажал клавишу.
После непродолжительного шипения раздался тревожный голос Блюма: «Сейчас двадцать два десять. Мне трудно говорить… – Он закашлялся. – Дым проник уже сюда, в аппаратную Жемчужины, и ест глаза. На первом и втором этажах бушует пламя. Я и те, кто здесь со мной, отрезаны огнем. Из соседних помещений доносится треск горящих панелей. Обращаюсь к тем, кто еще слышит меня. Коллеги, товарищи, братья! Только что нас постигло страшное несчастье. Произошло то, чего все мы не могли ожидать. Наш любимый город на краю гибели. Горят здания, гибнут люди – наши товарищи. Только что мне сообщили, что пылают жилые кварталы, горят нефтехранилище и ТЭЦ, взрываются цеха комбината. Уничтожена радиостанция! Смертельная опасность нависла над всеми нами, еще живыми. Чей-то злой гений задумал погубить нас! Но я верю, что еще не все кончено. Держитесь, братья! Рано или поздно помощь придет к нам, и мы вырвемся из этого ада. Мы еще восстанем, как Феникс из пепла… »
Андрей Андреевич выключил магнитофон и посмотрел на собравшихся в комнате людей.
Все невольно глянули на часы. Было без двадцати десять.
– Ну и что? – спросил Бармин.
– Погодите, сейчас двадцать один сорок. Значит, через полчаса…
– Или раньше, – пробурчал Богданов.
Все молча перевели взгляд на Андрея Андреевича, который, припав к стене, держался за сердце.
– Я вас предупреждал, – прошептал он.
– А кто же должен был включить магнитофон? – спросил Артист.
– Компьютер, – ответил Томилин. – Он включал и выключал магнитофонную запись точно по часам. Любимая зверюга Блюма.
– Стойте! – закричал вдруг Кротов. – Выходит, что Блюм…
В этот момент за их спинами раздался оглушительный свист, и кто-то закричал:
– Всем на пол! Руки на голову! Лежать, падлы!
Ворвавшиеся в комнату люди Папы принялись, отчаянно работая кулаками и прикладами, разоружать террористов. Пятнистым никто не сопротивлялся. Один из них хотел ткнуть прикладом в лоб толстяка, но узнал его:
– Тебя же убили, Андрей Андреевич?
Охранник имел в виду трупы консерваторов, обнаруженные на пустыре.
В этот момент в комнату вразвалку вошел ухмыляющийся начальник Службы безопасности. Порыскав глазами вокруг, он вскинул брови и спросил:
– А где Блюм?
– Нету, – сказал кто-то из пятнистых.
– Как нет? – Папа побагровел. – Он ведь только что вещал! Ищите его! Мне нужны ключи от хранилища.
– Ребята были во всех помещениях. Сейчас пошли по второму кругу. Ни его, ни бабы его, ни телохранителей. Никого нет!
– Пусть ищут! Как только найдут, доложить мне!
– Ильи Борисовича здесь нет! А мы, мы сейчас взорвемся! Я сам минировал Жемчужину по его заданию, но я не знал… – заблеял вдруг Андрей Андреевич, умоляюще глядя на Папу. – Все свои сегодняшние обращения он записал на пленку! Вот послушайте последнее!
Толстяк вдруг оттолкнул плечом пятнистого и подбежал к магнитофону. Пятнистый хотел было схватить его за шиворот, но Папа жестом остановил бойца.
Андрей Андреевич дрожащими руками щелкнул клавишу обратной перемотки, потом включил запись.
Все находящиеся в комнате в гробовой тишине прослушали рыдания Блюма. Папа оказался сообразительней своих подчиненных.
– У нас есть еще минут двадцать – двадцать пять… Ты, – Папа ткнул пальцем в охранника в тапочках, который лежал на полу вместе с террористами, – проводишь нас к радиостанции. Там должна быть дверь на лестницу!
– Да, но у меня нет ключей! – захлопал глазами охранник, встав навытяжку перед Папой.
– Двое остаются здесь. Остальные за мной! – крикнул он своим бойцам и вышел из комнаты.
Бойцы выбежали следом, не понимая, что надумал Папа.
В комнате осталось двое пятнистых. Один спросил другого:
– Куда это Папа?
– Ясно куда, – усмехнулся второй. – За слитками!
– Слитков там нет, ребята! – подал голос Кротов. Он поднял голову, потом осторожно сел на пол, положив руки на колени.
Пятнистые не возражали против такой вольности главного дружинника Поселка.
– А где ж они, Витя? – спросил один из пятнистых.
– У Блюма. А Блюм давно в тундре. Я ехал к нему, когда меня эти парни заарканили… Слушайте, Объект заминирован.
– Для начала надо бы связаться с Папой, – неуверенно начал один из пятнистых и вытащил из кармана портативную рацию.
– Надо драпать отсюда, а не связываться с Папой, козлы! – прохрипел Витек, сузив глаза.
Пятнистые переглянулись. Один из них передернул затвор автомата и направил дуло на террористов. Прежде чем бежать отсюда, он хотел уничтожить всех лежащих на полу. Правда, Папа на этот счет не отдавал никакого приказа. Но какие могут быть приказы, когда вот-вот все рухнет в тартарары?! Тащить же этих парней за собой или оставлять их здесь, рискуя получить вдогонку пулю, было неразумно. И еще: среди них были Витя Кротов, Томилин из лаборатории и толстяк Андрей Андреевич, которых, по-видимому, взяли в заложники. Что касается Вити, то пятнистый прекрасно знал, что Папа искал удобный случай, чтобы прихлопнуть начальника дружины Поселка. На Томилина ему было наплевать… А вот Андрей Андреевич, прославившийся своим хлебосольством, был ему люб. И потом, именно он минировал Объект, и, значит…
