Александр Ефимович Власов, Аркадий Маркович Млодик
Тайна девятки усачей
Александр Ефимович Власов и Аркадий Маркович Млодик пишут вдвоём. Почему? Когда им задают этот вопрос, они отвечают кратко: «Так у нас получается лучше».
Конечно, когда-то они писали порознь. А когда встретились и случилось так, что написали вместе обыкновенную газетную статью, показалось им — так лучше, чем если бы каждый писал эту статью сам.
В 1959 году появилась первая книжка А. Власова и А. Млодика — «Волшебное окно». И сразу стало ясно, что́ больше всего любят писатели — кино и ребят! Это была книжка о кино для ребят. Так и пошли писатели по избранному ими пути, книжка за книжкой: «Вейся над нами», «О вас, ребята», «Мандат» — для юного читателя: «Тихо, идёт съёмка», «Герои Шолохова на экране» — о кино. Потом книжка и кино слились воедино, и в этом году вышел фильм по сценарию А. Власова и А. Млодика — «Мандат».
Сейчас А. Власов и А. Млодик приготовили ребятам сразу два подарка: кинофильм и книгу. На Рижской киностудии закончены съёмки нового фильма по их сценарию «Армия Трясогузки». А мы начинаем печатать их новую приключенческую повесть «Тайна девятки усачей».
Высоко над головой висели жаворонки. На лугу пестрели цветы. Зелёными брызгами во все стороны разлетались кузнечики. Санька погонялся за ними, охваченный беспричинной радостью, перекувырнулся через голову раз, другой и оказался у давно заброшенной, заросшей по краям силосной ямы.
Она была наполнена дождевой водой. Санька присел на траву и осторожно опустил ноги в яму. Вода показалась ему очень тёплой. Он удивился и пригнулся, чтобы достать до неё рукой. В эту минуту кто-то схватил его за шиворот и щёлкнул пальцем по затылку.
— Ты чего тут шаришь? — раздалось над самым ухом.
Санька стремительно вскочил на ноги. Перед ним стоял мальчишка. Круглая стриженая голова с толстыми, будто надутыми щеками, покатые плечи, чуть кривые ноги придавали ему сходство с самоваром. Оно усиливалось ещё и тем, что забавный паренёк стоял подбоченясь, выкатив грудь колесом. Но как он ни старался придать себе воинственный вид, от его фигуры веяло миром и добродушием.
Сначала Санька сердито сжал кулаки, но, разглядев паренька, понял, что тот не из драчунов. И всё же неписаные мальчишеские законы заставили Саньку шагнуть вперёд. Презрительно оттопырив губу, он спросил для приличия:
— Что? Съесть захотел?
Паренёк не успел ответить. Из деревни долетел приглушённый топот. Вздымая пыль, по улице неудержимым галопом неслась лошадь. Из-за домов наперерез выскочил старик. Он кричал что-то, размахивал руками. Лошадь шарахнулась от него и продолжала мчаться к воротам. Она отчаянно ржала, бешено вскидывала задом, яростно мотала головой.
Когда до ворот осталось метров десять, мальчишки увидели жёлтые оскаленные зубы коня. С поджатых губ слетали клочья пены. Свернув с дороги, конь метнулся к забору, за которым была силосная яма.
— Взбесился! — крикнул Санька и бросился прочь, но оглянулся.
Паренёк не тронулся с места. Санька тоже остановился.
А лошадь на всём скаку перемахнула через изгородь и помчалась прямо на мальчишек.
Санька зажмурил глаза и втянул голову в плечи. Он не видел, как лошадь стремглав ринулась в яму. Над ней поднялась туча цветастых брызг. Одни упали вниз, а другие точно повисли в воздухе и закружились над водой. Крупная капелька с сердитым жужжанием долетела до Саньки. Он почувствовал жгучую боль, судорожно схватился за щеку и открыл глаза.
«Пчёлы!» — сообразил он и, отмахиваясь руками, посмотрел в яму.
Из воды торчала голова лошади. Уши были прижаты. Нежные ноздри дрожали мелко и жалобно. Глаза чуть виднелись из-под распухших век. Пчёлы тучей летали над водой.
Деревенский паренёк, прикрыв руками лицо, бегал вокруг ямы, не зная, как помочь попавшему в беду коню.
Подоспел старик.
— Тпру, Соколик! Тпру! — крикнул он и ловко прыгнул на покрытую водой лошадиную спину. Сдёрнув с себя фуфайку, старик обмотал голову Соколика.
Ещё одна пчела жиганула Саньку. Он присел и громко хлопнул по шее ладонью.
— Не бей! — крикнул старик.
— Да! Не бей! — огрызнулся Санька. — Вам хорошо! Деревенских не кусают, наверно!
Щека у него покраснела и стала припухать, шею жгло как огнём.
— А ты не торчи тут без толку. Не маши руками, как мельница, — ответил старик. — Пчёлы этого не любят… Вовка! — обратился он к деревенскому пареньку. — Слетай за ребятами! Да лопату прихвати. Соколика выручать надо! Сам отсюда не выберется.
— Я враз, дедушка Евсей!.. Ребята в штабе!
Кривые ноги Вовки переметнулись через изгородь и замелькали по обочине дороги.
Рой пчёл редел. Постепенно успокаиваясь, они летали вокруг пасечника, но не жалили его и одна за другой покидали поле боя.
— Набедокурил, проходимец! — ласково приговаривал старик, поглаживая голову Соколика. — Покупаешься, дуралей, до вечера — запомнишь, как пчёл дразнить!
Конь прихрапывал, будто понимал, что его ругают. Старик прихватил мокрую фуфайку, уперся рукой в край ямы и, оттолкнувшись от лошадиного крупа, выскочил наверх.
— Дедушка, а почему они набросились на него? — спросил Санька.
— Почему? — переспросил дед. — Дом свой охраняли — вот почему. На пасеке травка погуще. Она, поди, и приманила Соколика… Я-то отлучился… А изгородь старая — с прорехами… Он и пришагал в гости к пчёлам. А те духу лошадиного не терпят!.. Хорошо — догадался в воду сунуться, а то бы зажрали вконец!.. Животное, а понимает, в чём спасенье!.. Тебя как звать-то?
Санька ответил. Его голос звучал глухо и в нос. Распухшая щека мешала открывать рот, один глаз заплыл, но другой глядел бойко и задорно.
— Ты земельки приложи — полегчает, — посоветовал старик и усмехнулся в бороду. — Они, чертяки, знают кого жалить — не любят чужих людей, особо — дачников.
— Да никакой я не дачник! — выпалил Санька.
Дед удивлённо приподнял лохматые брови, хотел ещё спросить что-то, но к яме уже подбегали деревенские мальчишки. Четверым было, как и Саньке, лет двенадцать — тринадцать, остальным — не больше десяти.
На Саньку никто не обратил внимания. Мальчишки держались так, будто его и не было здесь вовсе. Только Вовка, проходя мимо, спросил:
— Больно?
— Ерунда! — беспечно ответил Санька.
— Вот что, гренадеры! — сказал старик. — Нужна уздечка, верёвка и толстые доски! Распорядись-ка, Мишук! А я пока спуск вырою.
— Вовка — за уздечкой и верёвками! Сёма Лапочкин и остальные за мной — за досками! Пошли! Бегом! — скомандовал черноволосый красивый мальчишка с серьёзным лицом.
— Айда с нами! — предложил Вовка.
Санька раздумывал недолго. Отбросив горсть земли, которую прижимал к щеке, он побежал за ребятами.
Когда они вернулись с досками, верёвками, уздечкой и топором, дед Евсей заканчивал рыть канаву. Она прорезала край ямы и круто спускалась к самой воде. Старик положил в канаву доску и стал толкать её под воду, пока один конец не упёрся в дно ямы у ног лошади.
Соколик нащупал копытом шаткую опору.
— Тпру! Рано! — одёрнул нетерпеливого коня пасечник и с помощью ребят стал спихивать вторую доску.
Санька выполнял все приказания Мишука Клевцова. Это получилось как-то само собой. Мальчишки безоговорочно слушались своего командира. Подчинился ему и Санька, не успев подумать, на каком основании Мишук вдруг стал командовать им. Было не до раздумий. Ребята соединили доски поперечными перекладинами — получилось что-то вроде узкого трапа, спускавшегося в яму. Соколика взнуздали, продёрнули под его брюхом верёвки…
— Давай! — сказал дед Евсей и взялся за узду.
Мальчишки потянули с двух сторон за верёвки, чтобы лошадь, ступив на сколоченные доски, не потеряла равновесия. Пасечник причмокнул губами — Соколик взгромоздился на трап и под громкие крики ребят сделал отчаянный рывок. Обдав всех водой, он выскочил наверх.
Дед Евсей повёл Соколика куда-то к лесу, а ребята сполоснули испачканные глиной руки и присели на траву. Санька почувствовал, что все восемь пар любопытных глаз уставились на него. «Сейчас начнут расспрашивать! — подумал он. — Кто да откуда, да зачем явился в деревню Усачи!» Но мальчишки не торопились с вопросами. Они дружелюбно пересмеивались, поглядывая на его заплывшую физиономию.
— В городе-то, небось, пчёл нету, — ни к кому не обращаясь, сказал Вовка.
— Откуда же им там быть! — подтвердил Санька.
— Теперь будешь их знать! — добавил Мишук. — Ты ещё терпеливый. Другой бы заныл на всю деревню. Городские — они все такие: чуть что — в слёзы. Был у нас тут в Усачах один дачник — к тётке приезжал…