– В пустыню! – решительно махнул рукой Лера. – Вода у нас есть, компасы тоже. Пойдём по азимуту[51] и к берегу океана выйдем.
Выверив по компасу направление, друзья пошли строго на юг. Путешествовать по пустыне было чрезвычайно сложно. Приходилось бесконечно долго то взбираться на барханы, то спускаться с них. Ноги постоянно увязали в сыпучем песке.
Песок был до того горячий, что жёг пятки, пропекая толстые подошвы ботинок. А сверху невыносимо жарило солнце. Мальчишкам вскоре стало казаться, что они жалкие карасики, выброшенные на раскалённую сковороду. Несмотря на все трудности, Шурка с Лерой не теряли присутствия духа. Шли без привалов. Останавливались только для того, чтобы сделать из фляжек глоток-другой воды. Так они преодолели километров пятнадцать, затем произошло непредвиденное.
– А что будем делать, когда ночь настанет? – спросил Лера, взбираясь на гребень очередного бархана.
Шурка, который шёл следом, не ответил. Лера обернулся и с изумлением обнаружил, что друг исчез.
– Шурик, ты где?
Неожиданно из-за соседнего бархана выплыл здоровущий кашалот[52]. Лера в страхе попятился. А кашалот открыл свою громадную пасть и…
– Мама! – сказал он, указывая плавником вдаль.
Лера присмотрелся и различил стремительно скользящее по воздуху существо. Существо походило на рыбу. Правда, нос этой рыбы напоминал стальное долото, а глаза были какими-то совсем не рыбьими. Когда существо приблизилось почти вплотную, видение задрожало и исчезло. Лера потёр глаза – вокруг по-прежнему плавилась в солнечном мареве безмолвная пустыня.
– Шурик! – закричал тогда он в отчаянье. – Захарьев!
И вдруг заметил его у подножия бархана. Шурка, видимо, потерял равновесие, упал и скатился по склону далеко вниз.
Сбежав по песчаному откосу, Лера увидел, что друг лежит на спине и смотрит в небо. Ни слова не говоря, он лёг рядом. Глянул ввысь, и тоска его охватила невероятная. На небе – ни облачка. Лера вдруг понял, что если сейчас что-нибудь не предпринять, то они просто умрут.
– Шурик, – попросил тогда он, – переделай нас в дромадеров. – Может, не так пить будет хотеться.
– Зачем? – пожал плечами Шурка. – Сейчас город будет.
Приподнялся на локте и показал в сторону: – Смотри.
Лера посмотрел и ничего не увидел. Впереди высились лишь песчаные барханы, обжигаемые беспощадным солнцем.
– Видишь, – продолжал Шурка, – дома высокие, как у нас в Кладочках. А там парк, как наш, и пруд.
– Гд е ты такое увидел? – удивлённо посмотрел на друга Лера и вдруг понял, что Шурка бредит.
Захарьев опять упал на песок. Закрыл глаза и стал шептать потрескавшимися губами о прохладной воде, о тенистом парке. «Ещё немного, и мне тоже станет плохо», – испугался Лера. И действительно, очень скоро в голове его помутилось и ему сделалось по-настоящему дурно. Какие-то белые пятна заходили в полутёмных комнатах. Понимая, что теряет сознание, Лера, как утопающий хватается за соломинку, отчаянно захотел стать выносливым, как верблюд, и стремительным, как белка. В следующий миг он без чувств упал на раскалённый песок.
Очнулся Лера от тихого говора.
– Своими размерами и шелковистой шерстью он напоминает большую плюшевую игрушку, – говорил мужской голос. – Очень похоже на породу Регдолл из Калифорнии.
– Редголл? Что это значит? – спросил другой, более женственный, голос.
– С английского так и переводится – тряпичная кукла. А вот широкие уши, как у летучей мыши, это верный признак Корнуэлльской или Девонширской породы Рекс. И смотрите-смотрите, он, как собака, машет хвостом. Это умеют делать только рексы немецкой линии, но никак не английской. Кисточки на его ушах напоминают Египетскую мау. А лапы с мощными когтями – Норвежскую лесную кошку. Вдобавок его лапы, подобно кошкам породы Бурмилла, окрашены в чёрный цвет.
– Извините, – возразил женский голос. – Но у Бурмилл есть белые носочки, а у этого нет. Зато на мордочке чёрные очки.
– М-да, – протянул мужской голос в задумчивости. – Меня смущает окрас хвоста, похожий на хвост енота-полоскуна[53]. Такого я не встречал.
– Ну, почему же. Такие хвосты имеются у американских Мейн-кунов[54], – подсказал басом другой мужской голос.
– У меня такое ощущение, – вмешался тут ещё один, совсем молоденький, голосок, – что перед нами какая-то ужасная смесь многих пород, что в итоге делает всякого кота беспородным.
– Только не этого, – важно заявил бас. – Очевидно, что перед нами представитель самой что ни на есть кошачьей элиты[55], которая переняла все лучшие признаки других пород. Недаром старейшины избрали его царём. Взгляните. Кто-нибудь видел или хотя бы слышал о таком окрасе?
– Никогда! – признались хором несколько десятков голосов.
Лера к тому времени окончательно пришёл в себя, открыл глаза и приподнял голову. Лежал он на мягком коврике по центру роскошной залы. Вокруг сидело множество котов самых разных пород и мастей[56].
Увидев, что он очнулся, к Лере подошёл нахального вида котяра, у которого вместо хвоста торчал обрубок.
– Здравия желаю, ваше величество, – муркнул он сдержанно. – Как ваше самочувствие?
– Так себе, – признался Лера, садясь на коврике.
Глянул на себя и обомлел. Вместо ног у него торчали две кошачьи лапы. Поднёс к глазам растопыренную пятерню и увидел не ладонь, а розовую кошачью подушечку, из которой выглядывало пять острых когтей.
Бросившись к ближайшему зеркалу, Лера застыл, словно громом поражённый. Перед ним стоял здоровенный котище, размером со среднюю упитанную собаку. Короткошерстная его шуба, похожая на плюшевую, отливала золотистым металликом. Концы лап были чёрного цвета, как будто он бархатные тапочки надел. А на мордочке красовалась такая же чёрная маска, словно он на бал-маскарад собрался. Кот в зеркале, подобно собаке, дружелюбно помахивал пушистым хвостом, который, действительно, был как две капли воды похож на хвост енота. Конец хвоста украшал белый бант.
– Гд е я?! – хрипло мяукнул Лера.
К нему тотчас подбежала одна из придворных кошечек.
– Ваше величество, вы находитесь во дворце кошачьего города, – вежливо сообщила она. – Наш город называется Мурзиков Причал и расположен на берегу океана.
Лера взялся лапой за лоб, вспомнил, что едва не погиб вместе с Шуркой в пустыне, и ещё раз огляделся.
– Как же я сюда попал? – поинтересовался он.
Тут вновь подошёл котяра с обрубленным хвостом.
– Позвольте представиться, – шаркнул он лапой и представился: – Воевода вашего царства-государства Василий Петрович.
Сел напротив, послюнявил лапу и пригладил воинственно торчащую шерсть на загривке.
– Прибыли вы к нам, ваше величество, по воздуху, аки ангел, – доложил он.
– Как по воздуху? – не понял Лера. – Кто-то меня привёз?
– Сами прилетели, – ухмыльнулся воевода.
– Это невозможно, – не поверил Лера. – У меня крыльев нет.
– А вы лапку поднимите, – предложил Василий Петрович.
Лера поднял лапу и увидел, что между лапой и его туловищем натянулась широкая и прочная перепонка.
– Вот, – указал на неё удовлетворённый воевода, – у вас устройство, как у белки-летяги[57]. Таким образом, прилетели вы своим ходом и плюхнулись в центральный фонтан нашего… хмы, теперь вашего дворца.
– Моего дворца? – усомнился Лера, который, наконец, обратил внимание на то, что его постоянно называют «ваше величество».
– Ну, да. Пока вы отдыхали, наши старейшины избрали вас царём.
Изумлённый Лера в третий раз оглядел роскошную залу, в которой кроме них с воеводой находилось ещё с полсотни кошек и котов.
– Это ваши придворные, ваше величество, – пояснил куцый котяра.
– Слушай, как тебя?… – поморщился новоявленный царь, силясь вспомнить, как зовут воеводу.
– Василий Петрович, – напомнил тот.
– Слушай, Петрович, ты Шурку Захарьева не видел?
Петрович вновь послюнявил лапу.
– Вы, вероятно, спрашиваете про кота, который прилетел на хвосте вашего величества?
– Как на моём хвосте?
– Да так, вцепился мёртвой хваткой в кончик вашего великолепного хвоста и парил следом. Лекари ему едва челюсти разжали. Поэтому и хвост у вас забинтован.
«Ага, – оглянулся Лера на хвост, – значит, это бинт, а не бант».
– А где сейчас Захарьев?
– В морозильной камере лежит.
– Погиб! – ужаснулся Стопочкин. – Бедный Шурик!
В сопровождении придворной свиты расстроенный Лера прибежал на кухню. Воевода Петрович молча указал на большой белый шкаф. Подойдя ближе, Лера увидел за прозрачной дверью холодильника многочисленные ряды сосисок, сарделек и варёных колбас. В морозильной камере за приоткрытой дверцей спал толстенный косматый кот.
