На этом месте падчерица встала, вытерла губы салфеткой с вышитым портретом Германа Мелвилла, направилась к шкафу в дальнем углу кают-компании и открыла дверцы. Внутри обнаружилось несколько полок, плотно уставленных книгами.
— Вчера я начала читать новое поступление в мою микологическую библиотеку. — Она привстала на цыпочки и потянулась к верхней полке. — И сейчас вспомнила кое-что, что может пригодиться. Так, посмотрим. — Фиона принялась листать толстый том под заглавием «Микологические миниатюры[13]», что означает здесь «сомнительные факты о грибах». — Так. Это было в оглавлении, больше я ничего прочитать не успела. Где-то на середине оглавления. — Фиона перенесла книгу на стол, и, пока она водила пальцем по строчкам, Бодлеры глядели ей через плечо, столпившись рядом. — Глава тридцать шесть «Дрожжевой гриб», глава тридцать семь «Поведение сморчков в свободном обществе», глава тридцать восемь «Грибковая плесень», глава тридцать девять «Посещаемые канавы с грибами», глава сорок «Грот Горгоны». Здесь!
— Грот? — повторила Солнышко.
— «Грот» то же самое, что «пещера», — объяснил Клаус.
Фиона стала быстро перелистывать страницы, ища сороковую главу.
— «Грот Горгоны, — прочла она. — Находится в водах, пограничных с „Ануистл Акватикс", наименование фантастическое, уходит корнями в греческую мифологию, поскольку эта конусообразная полость, иначе говоря, пещера, населена тем, что, возможно, является главным кошмаром всего микологического пантеона[14]».
— Так точно! Я же говорил, что книга слишком трудная! — воскликнул капитан Уиддершинс. — Ребёнку не под силу расшифровать подобный лексикон.
— Да, стиль тяжеловат, — согласился Клаус, — но, по-моему, понятно, о чем тут речь. Название грота идёт из греческой мифологии.
— От имени «Медуза Горгона», — подхватила Вайолет. — Это женщина, у которой на голове змеи вместо волос.
— Она превращала человека в камень, — добавила Фиона.
— Но если бы познакомиться с ней поближе, она могла оказаться вполне милой, — вмешался Фил.
— Так точно! По-моему, меня в детстве водила в школу именно такая! — вскричал капитан.
— Не думаю, что Горгона существовала в реальности, — сказал Клаус. — Она скорее всего сказочное существо. В книге говорится, что назвать Грот именем мифологического чудовища было уместно, поскольку в пещере обитает нечто кошмарное.
— Кошмар? — спросила Солнышко.
— Кошмарным можно назвать кого и что угодно противное и страшное, — пояснил Клаус. — Графа Олафа мы тоже могли бы назвать кошмарным, будь у нас такое желание.
— Мне бы вообще не хотелось о нем говорить, — заметила Вайолет.
— В книге под словами «главный кошмар» подразумевается своеобразный гриб. — И Фиона продолжила чтение: — «Медузообразный мицелий обладает уникальной и эффективной стратегией прибывания и убывания. Все начинается с короткого состояния покоя, когда мицелий почти невидим, затем происходит скоропалительный рост и выбрасывание пёстрых стеблей и шапочек крайней ядовитости. Счастье, что грот служит как бы местом карантина».
— Я не все научные термины понял, — проговорил Клаус.
— А я поняла, — сказала Фиона. — Грибы состоят из трёх основных частей: шапочки в форме зонтика и стебля, поддерживающего его зонтик. Эти части видны.
— И есть часть, которой мы не видим? — спросила Вайолет.
— Да, она называется мицелий. Мицелий похож на пучок ниток и разветвляется во все стороны под землёй. У некоторых грибов мицелий уходит под землёй на мили.
— Как пишется «мицелий»? — осведомился Клаус, опуская руку в водонепроницаемый карман. — Я хочу записать про грибы в ежедневник.
— «Медузообразный мицелий, — прочла вслух Фиона, — прибывает и убывает», то есть шапочки и стебли поднимаются кверху из мицелия, потом вянут, а потом снова вырастают. Пока они не вылезли из почвы, мы и не знаем, что под ногами у нас грибы.
Бодлерам представилось, как из-под ног у них внезапно выскакивают грибы, и им стало немного не по себе — они будто предчувствовали близкую встречу с этими смертоносными грибами.
— Звучит жутковато, — проговорила Вайолет.
— Дальше ещё хуже, — продолжала Фиона. — Грибы крайне ядовиты. Послушайте: «Как сказал поэт: „В их спорах яд ужасной силы. / Вдохнёшь — и через час в могилу!" Спора — то же, что семя. Если для неё найдётся подходящее место, она станет мицелием. Но если её съесть или даже вдохнуть её запах, то последует смерть».
— В течение часа? — повторил Клаус. — Быстродействующий яд.
— По большей части против грибных ядов имеются противоядия, — добавила Фиона. — Яд смертоносного гриба может быть одновременно источником чудодейственных лекарств. Я и сама занималась кое-какими из них. Но в этой книге говорится: хорошо, что Грот выполняет роль карантина.
— Карант? — переспросила Солнышко.
— Карантин — это когда изолируют что-то опасное, чтобы оно не распространялось вокруг, — объяснил Клаус. — Благодаря тому что медузообразный мицелий находится в неизведанных водах, им отравляются очень немногие. Если занести на сушу хоть одну спору, кто знает, каковы будут последствия.
— Мы и выяснять это не будем! — воскликнул капитан Уиддершинс. — Мы не возьмём с собой никаких спор! Так точно! Мы просто схватим сахарницу — и наутёк! Так точно! Иду ставить судно на курс!
Капитан вскочил на ноги и начал карабкаться по верёвочной лестнице к пульту управления.
— Ты уверен, что надо продолжать выполнять нашу миссию? — задала отчиму вопрос Фиона, захлопывая книгу. — Все это мне кажется очень опасным.
— Опасным? Так точно! Опасным и жутким! Так точно! Жутким и трудным! Так точно! Трудным и таинственным! Так точно! Таинственным и неуютным! Так точно! Неуютным и рискованным! Так точно! Рискованным и благородным! Так точно!
— Думаю, гриб не может нам повредить, пока мы в субмарине, — сказал Фил, стараясь сохранять всегдашний оптимизм.
— А если бы и мог! — прокричал капитан сверху, сопровождая свой пылкий риторический монолог (иначе говоря, «эмоциональную речь, показавшуюся Бодлерам вполне убедительной, хотя не с каждым словом они были согласны») эффектными взмахами руки. — Степень коварства в нашем мире огромна! — громогласно продолжал он. — Так точно! Подумайте о судах, которые мы видели на экранах гидролокатора! Подумайте о громадной субмарине Графа Олафа и другой, ещё более громадной лодке, которая её прогнала! Так точно! За нами всегда гонится по пятам что-то с каждым разом все более громадное и более устрашающее. Так точно! Потому и погибло столько благородных субмарин! Так точно! Думаете, водонепроницаемые комбинезоны с портретом Германа Мелвилла — единственная благородная форменная одежда на свете? Были волонтёры с портретами П. Г. Вудхауза[15] и Карла ван Вехтена[16] на скафандре. Встречались также изображения Коминз[17] и Клири[18], Арчи и Мехитабел[19]. Но сейчас волонтёры стали редкостью! И наше дело — совершить какой-нибудь один скромный благородный поступок! А именно забрать сахарницу из Грота Горгоны, каким бы он ни был угрюмым! Так точно! Не забывайте мою личную философию! Тот, кто колеблется, — пропал!
— Или та! — добавила Фиона.
— Или та, — подтвердил капитан. — Так точно!
— Так точно! — крикнула Вайолет.
— Так точно! — прокричал Клаус.
— Так точно! — взвизгнула Солнышко.
— Ура! — завопил Фил.
Капитан Уиддершинс бросил на Фила недовольный взгляд — он предпочёл бы услышать от него «Так точно!», как от всех остальных.
— Куки! — приказал он. — Мой посуду! Остальные — на боковую! Так точно!
— На боковую? — с недоумением проговорила Вайолет.
— Это значит «спать!», — объяснил капитан.
— Мы знаем, что значит «на боковую», — возразил Клаус. — Просто мы удивлены, что должны спать, вместо того чтобы выполнять нашу миссию.
— До пещеры не так близко! — отозвался капитан. — Я хочу, чтобы вы все четверо хорошо отдохнули до того, как понадобитесь! А теперь — в кубрик! Так точно!
Одна из самых горьких жизненных истин состоит в том, что время ложиться спать часто наступает именно тогда, когда начинается самое интересное. Бодлерам совершенно не хотелось ворочаться без сна в кубрике (слово, означающее здесь «тип спальни, как правило неуютной»), в то время как лодка все приближается к таинственному гроту и к столь неотъемлемо важному предмету (имеется в виду «сахарница, хотя дети и не знали, чем она так важна»). Однако, пока они шли за Фионой по коридору мимо таблички, извещающей о личной философии капитана, мимо двери в подсобку, мимо бессчётного числа капающих металлических трубок, Бодлеры и впрямь почувствовали усталость, а когда Фиона открыла дверь в небольшую, с зеленоватым освещением комнату, уставленную просевшими койками, дети уже зевали во весь рот. Возможно, причиной был долгий утомительный день, который начался на ледяной вершине Коварной Горы, но только Вайолет, против обыкновения, не пришло в голову ни одной механической идеи, когда она улеглась на койку. Клаус едва успел снять очки и положить их на ночной столик, как в ту же минуту отключился, что означает здесь «заснул, не успев поразмыслить над прочитанной за последнее время книжкой». А Солнышко свернулась калачиком на подушке и, ни секунды не потратив на мечты о каком-нибудь новом кулинарном рецепте — предпочтительно твёрдого, а не кашеобразного кушанья, поскольку ей по-прежнему, как и в младенчестве, нравилось кусать предметы, — погрузилась в сон. И даже Фиона, с чьими привычками перед сном я знаком не так хорошо, положила свои очки на столик рядом с очками Клауса и мгновенно уснула. Жужжание двигателей «Квиквега» действовало так усыпляюще, что дети проспали несколько часов и, вероятно, спали бы и дальше, если бы их не разбудил страшный — и страшно знакомый — звук.
