Ознакомительная версия.
Следующая ферма принадлежала толстому голландцу, который в эту самую минуту находился в критическом положении: поздний сенокос, слишком рано поспевший овёс, заросший сорной травой картофель, заблудившиеся где-то коровы и, наконец, предстоящее прибавление семейства… И вдруг в минуту такой страшной заботы в дверях дома его показываются два медно-красных ангела-избавителя.
— Умеете работать?
— Умею, я всегда жил на ферме, — сказал Рольф, показывая руки; грубые и большие для его лет.
— А можете найти моих коров? Они заблудились, нигде не могу найти.
— Найти коров? Отчего не попробовать!
— Я дам два доллара тому, кто их скоро найдёт.
Куонеб отправился в лес на поиски, а Рольф с мотыгой на картофельное поле, но тут же остановился, услыхав страшную суматоху, поднявшуюся среди кур. Оказалось, что Скукум снова принялся охотиться на мнимых куропаток. Спустя минуту он был самым постыдным образом посажен на цепь, с которой его не спускали в течение всего пребывания путешественников на ферме.
К вечеру вернулся с коровами Куонеб и когда рассказал Рольфу, что видел в лесу пять оленей, у того в глазах даже блеснул огонёк
Три дойные коровы, которых не доили два дня — дело серьёзное и требующее немедленного внимания в хозяйстве. Рольфу приходилось доить пять коров по два раза в день, пять лет подряд. Ван-Трёмперу достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться в его опытности.
— Хорошо, хорошо! Я пойду теперь кормить свиней.
Он уже подходил к хлеву, когда его догнала белокурая, краснощёкая девочка.
— Папа, папа! Мама говорит… — дальше не было слышно, что она сказала.
— Боже мой! Боже мой! Я не думал, что это так скоро, — воскликнул толстый голландец, следуя за девочкой. Спустя минуту он вышел из дому; весёлое, добродушное лицо его было теперь серьёзно и чем-то озабочено.
— Послушай, ты, большой индеец, умеешь ты грести на лодке?
Куонеб утвердительно кивнул головой.
— Ступай сюда! Аннета, приведи сюда Томаса и Хендрика!
Отец взял на руки двухлетнего Хендрика, а индеец шестилетнего Томаса; двенадцатилетняя Аннета, чувствовавшая какую-то смутную тревогу, следовала за ними. Когда они пришли к озеру, детей посадили в лодку; тут явилось некоторое затруднение: отец не мог оставить жену и ехать с ними. Надо было отправить детей с индейцем.
— Можешь ты отвезти детей в тот дом на другой стороне озера и привезти сюда миссис Каллан? Скажи ей, что Марта Ван-Трёмпер просит её приехать поскорее… очень нужно.
Индеец кивнул головой. Отец колебался с минуту, но, посмотрев внимательнее на индейца, успокоился. Какое-то внутреннее чувство подсказало ему, что этому человеку можно довериться и он, несмотря на плач детей, оттолкнул лодку от берега.
— Береги детей! — сказал он уходя.
15. Жизнь на ферме голландского поселенца
Ночлег для индейцев устроили в обширном бревенчатом сарае с крышей, где было много сена, и дали им одеяла. Они были более чем довольны, так как добрались до окраин дремучих лесов с их дикими обитателями. Не проходило ни одного дня и ни одной ночи без того, чтобы они не убеждались в присутствии этих обитателей.
Один конец сарая был отгорожен для кур; в первую ночь появления медно-красных людей они сладко спали. И вдруг не только куры, но и новые рабочие проснулись внезапно от громкого кудахтанья, которое скоро прекратилось. Можно было подумать, будто одной из кур приснился худой сон, и она упала с насеста, но, успокоившись, вернулась снова на прежнее место. На следующее утро в углу курятника нашли наполовину съеденное тело одной из этих высокоценимых поставщиц яиц. Куонеб внимательно осмотрел безголовое туловище, затем пол и произнёс одно только слово:
— Норка!
— Почему не вонючка? — спросил Рольф.
— Вонючка не может взобраться на насест.
— Тогда хорёк.
— Хорёк высасывает только кровь и убивает сразу трёх, четырёх.
— Енот?
— Енот унёс бы курицу с собой, также лисица и дикая кошка, а куница не забирается ни в какое строение ночью.
Не было, следовательно, сомнения в том, во-первых, что это норка, а во-вторых, что она скрывается где-нибудь поблизости, пока мучения голода не заставят её забраться в курятник. Куонеб прикрыл камнями курицу таким образом, чтобы к ней можно было подойти только с одной стороны, где он поместил капкан.
Ночью они проснулись от пронзительного визга и сочувственного клохтанья кур.
Поспешно вскочили они на ноги и с фонарём отправились в курятник. Рольф увидел там зрелище, от которого у него чуть волосы не встали дыбом. Норка, большой самец, попала в капкан одной передней лапой. Она билась, как бесноватая, терзала зубами то капкан, то мёртвую курицу, то свою собственную, попавшую в капкан лапу, то вдруг подымала пронзительные вопли, затем снова начинала бесноваться и бросалась на капкан, оскаливала острые белые зубы и принималась грызть металл ранеными и окровавленными челюстями, плевалась, шипела и ворчала. Увидя входящих врагов она повернула к ним свою морду с выражением неописанного страха и ненависти, злобы и ужаса. При свете фонаря глаза её сверкнули зеленоватым огнём, и она, удвоив усилия, сделала новую попытку освободиться. Весь курятник был пропитан присущим ей мускусным запахом. Куонеб взял палку и одним ударом положил конец этому зрелищу, которого Рольф не мог потом забыть и впоследствии всегда восставал против того, чтобы зверей ловили такими жестокими стальными капканами.
Спустя неделю кто-то унёс другую курицу, оставив дверь курятника открытою. После тщательного осмотра следов снаружи и внутри здания Куонеб сказал:
— Енот.
Поступок необычайный со стороны енота, так как он никогда не забирается в курятники. У этого енота был, следовательно, вкус извращённый, и можно было сказать с уверенностью, что он вернётся обратно. Индеец сказал, по крайней мере, что он придёт в следующую ночь, и на этом основании приготовил ловушку. Он протянул верёвку от дверной щеколды к дереву и повесил на ней тяжесть, чтобы дверь запиралась сама собой, и для той же цели приставил к ней палку и с внутренней стороны. Для того же, чтобы удержать её открытой, он подпёр её деревянной дощечкой, поставив её таким образом, чтобы енот непременно ступил на неё, когда будет входить в курятник, и освободил дверь. Трапперы[4] были уверены, что услышат, когда дверь захлопнется, но они так крепко спали, что ничего не слыхали до утра. Дверь оказалась закрытой, а в курятнике они нашли старого сердитого енота, который притаился в одном из ящиков, где неслись куры. Как ни странно, но он не тронул ни одной курицы. Почувствовав себя пленником, он сразу понял, что его ожидает, и, действительно, шкуру его скоро повесили в сарае, а мясо снесли в кладовую.
— Это куница? — спросила Аннета, дочь голландца, и очень огорчилась, когда узнала, что нет. Чтобы объяснить своё неудовольствие, она сообщила, что старый Уоррен, содержатель торгового склада, обещал ей сделать синее бумазейное платье в обмен на шкуру куницы.
— Я принесу тебе куницу, как только поймаю, — сказал Рольф.
Жизнь на ферме Ван-Трёмпера текла спокойным чередом. Мать поправилась ещё неделю тому назад; Аннета присматривала теперь за новорождённым малюткой и за двумя другими. Хендрик, сам хозяин, преодолел все препятствия благодаря неожиданной помощи, и всё затруднявшее его раньше казалось ему теперь лёгким. Недоверие его к индейцам прошло совершенно, особенно по отношению к Рольфу, который оказался очень общительным. Голландец, удивлённый сначала странным соединением тёмной кожи с голубыми глазами, решил под конец, что Рольф метис.
Рольф чувствовал себя одинаково хорошо и в августе, зато Куонеб начинал уже понемногу тосковать. Он мог так же усердно работать, как и всякий бледнолицый, только в течение одной недели верный своему племени, он не обладал способностью долго и терпеливо выносить неусыпный труд.
— Сколько денег у нас, Нибовака? — был один из его вопросе в середине августа, ясно указывавший на тревожное состояние его духа. Рольф стал считать: Куонебу за полмесяца пятнадцать долларов, ему десять долларов, за найденных коров два доллара, итог двадцать семь долларов. Недостаточно.
Три дня спустя Куонеб снова принялся считать. На следующий день он сказал:
— Нам нужно два месяца открытой воды, чтобы успеть найти подходящую местность и выстроить хижину.
Тогда Рольф поступил действительно мудро: он отправился к старику Хендрику и откровенно сказал ему, что они просят дать им лодку и все необходимые к ней принадлежности: они должны искать себе участок для охоты, который не имел бы никакого отношения к занятым уже ранее участкам, так как законы охоты суровы. Даже смертная казнь не считается слишком строгим наказанием в некоторых случаях нарушения права границ чужого участки и среди охотников к услугам обиженной стороны всегда готовы судьи, присяжные и исполнители приговора. Оказалось, что Ван Трёмпер мог им помочь в указании места жительства. Нечего и думать, сказал он, о Вермонте или об участках вблизи озера Чемплена и озера Джорджа; лучше всего идти на дальний север, как делают французы, смелые охотники. Графство Гамильтон — самое богатое дичью, но почти недоступное, ибо удалено от всех водяных путей и не имеет проезжих дорог. Недоступность его — главная причин того, что оно так мало известно.
Ознакомительная версия.