Черепок покажи, но не говори, где мы нашли его.
— Почему?
— Чтоб не нашли здесь клад. Твой отец — ученый человек. Ему, наверно, ничего не стоит снять заклятье. Лучше мы сами еще раз придем сюда.
— Ладно, я ничего не скажу про клад.
Мальчики набрали полные карманы черепков с росписью и пошли назад. Теперь они шли быстрее, так как знали уже все ее повороты. Наконец они добрались до дому.
В воскресный вечер ребята, как всегда, собрались у Илы. Они услышали на этот раз историю о камне Валюлиса:
— В роще Алка у озера Каралишкяй лежит большой камень Валюлиса. Старые люди рассказывают, что под камнем Валюлиса была дыра. А из той дыры вылезал бесенок и, обратившись в сапожника, садился на камень и шил башмаки. Несчастливый был тот бесенок: только усядется на камень и начнет приколачивать подметки, как небо покроется тучами, дождь польет как из ведра. И сам Перкунас7 тут как тут — шлет на землю гром и молнии. Рассердится озорной бесенок, покажет Перкунасу зад. Перкунас, бывало, сам не свой от злости, метнет стрелу — тот едва успеет нырнуть под камень.
Часто метал Перкунас стрелы в бесенка, но попадал в камень. Большой кусок от камня отколол и много своих стрел около него на семь сажен в землю вогнал. Только через семь лет эти стрелы показываются на поверхности. Еще и теперь у камня Валюлиса люди частенько находят Перкунасовы стрелы. Такие занятные эти стрелы, совсем как топорики, только из камня сделаны. Их собирали люди, чтобы коров лечить — потрут припухшее вымя, и коровам легче становится.
Так вот, сидит бесенок на камне, скрюченный, горбатый, и шьет башмаки. Всем, кто ни проходит мимо, предлагает купить их, нахваливает, говорит, что износу им нет. Пошла однажды в ту рощу за грибами Мариона, Адомайтисова дочка. Бесенок и ей предложил башмаки. Такие красивые, желтые, глаз не отведешь! А бесенок знай нахваливает их: уж больно в них, мол, танцевать хорошо — три года танцевать будешь. «А сколько же ты за них хочешь?» — спрашивает девушка. А бесенок и говорит: «Да ты так бери, потом заплатишь». Не устояла девушка, взяла башмаки. Танцует она в тех башмаках один год — они как новые. Танцует второй, вот уже третий кончается, а башмаки будто еще крепче стали. Наступил последний вечер масленицы, веселятся парни и девушки, а Адомайтисова дочка пляшет, прямо беснуется, ногами топает, ни минуты не передохнет, хочет, чтобы башмаки поскорее развалились — тогда сапожнику за них не платить. А в полночь, когда прозвонили в костеле начало поста, парни и девушки разошлись по домам. Пошла домой и Адомайтисова дочка. Только смотрит — идет-то она не домой, а прямо к камню Валюлиса; сами башмаки несут ее туда. Хочет снять их, но не может. По* няла девушка, что башмаки бесовские, что пришло время расплачиваться за них... Ничего не поделаешь, идет девушка к Валюлису, а на камне уже бесенок ее дожидается. «Ну что, девушка, крепкие ли мои башмаки, хорошо ли повеселилась в них? Теперь плати мне». — «Что же ты хочешь за них?» — «Недорого прошу — душой своей заплатишь», — отвечает «сапожник».
Ждут родители свою дочку всю ночь—не идет она. Утро наступило, а дочки все нет. Сильно рассердились тогда мать с отцом. А в это время соседские дети прибежали, насмерть перепуганные, и кричат: «Дядя, дядя, Мариона у камня Валюлиса на суку повесилась, а башмаки ее на камне лежат».
Побежали туда мать с отцом, соседи, смотрят — и правда, дочку ветер раскачивает на суку, а ее совсем новые башмаки на камне лежат. Поняли тогда люди, что это не сапожник, а сам бес на камне сидел. Похоронили девушку, а к башмакам никто даже не притронулся, хотя и были они как новые. Не хотели люди за них своей душой расплачиваться. И долго еще лежали башмаки на том камне. Но чтобы они никого не ввели в соблазн, догадались люди высечь на камне крест. С тех пор исчезли бесовские башмаки, и бесенок больше не показывался.
— Вот так Мариона! За три года не сносила башмаков. А мне три пары на один год не хватает. Отец даже побранит иной раз, что на мне так и горит все. Я и заколдованные башмаки в один миг истрепал бы, — сказал Пятрас. Он-то никогда не ходил босиком!
— Вот если бы мне те башмаки! — сказал Владас, взглянув на свои босые, грязные, потрескавшиеся ноги.— Мне хватило бы их, наверно, на целых тридцать лет. Сапоги отца уже никуда не годятся, прошлой зимой доносил их. А крепкие были! Отец говорил, что их еще дед купил себе, а надевал только по праздникам.
— Не мечтайте о заколдованных башмаках, дети, — серьезно сказал Ила. — Пусть и красивые они и крепкие, а в соблазн вводят... Вот что рассказывают еще старые люди: под камнем Валюлиса будто большие деньги зарыты, и бесенку было наказано стеречь их. Об этом и подкова говорит — она на камне высечена. Люди рассказывают, что клад тот достать нетрудно. Нужно только выкопать из-под камня маленький камешек и три дня, не вымолвив ни слова, продержать его во рту. На третью ночь, когда еще петухи не пропоют, подойти к камню Валюлиса, вытащить изо рта камешек, трижды постучать им о камень и сказать: «Валюлис, Валюлис,
дай денег!» Тогда поднимется тяжелый камень, откроется крышка сундука — и бери золота сколько захочешь.
— А может, золота там уже давно нет? — спросил Пятрас.
— Как так нет? Есть, конечно! Но хоть и кажется, что легко достать его, а попробуй-ка продержи камешек три дня во рту и ни слова не скажи за это время! Много кто пробовал, но промолчать три дня никто не смог. И соседи, и жена, и дети за сумасшедшего тебя примут, дразнить начнут. Не выдержишь, рассердишься, а рассердившись, и не заметишь, как плюнешь на все и пошлешь всех к чертям. Ну, и пиши пропало! А второй раз ни за что не захочешь проделать эту штуку. Вот почему клад еще лежит под камнем Валюлиса, — закончил Ила.
На другой день на пастбище пришел Пятрас, и мальчики долго говорили о кладе, что зарыт под камнем Валюлиса.
— Знаешь что, Владас?
