Цыганская девочка, стоявшая рядом, громко заплакала.
— Двоюродная сестра Билли, — сказал Чарли. Лира спросила:
— Кто последний видел Билли?
— Я, — откликнулось полдюжины голосов. — Я видел, когда он держал старую лошадь Джонни Фьорелли… Я видел его возле продавца пастилы… Я видел, когда он качался на кране…
Сопоставив свидетельства, Лира решила, что в последний раз Билли видели не больше чем два часа назад.
— Значит, за эти два часа тут побывали Жрецы… — сказала она.
Они оглядывались вокруг и ежились, несмотря на то, что грело солнце, и набережная была запружена народом, и запахи стояли привычные — смолы, лошадей, курительного листа. Беда в том, что никто не знал, как эти Жрецы выглядят, и, по словам Лиры, которая определенно главенствовала теперь над всей перепуганной компанией — и колледжских, и цыганских, — Жрецом мог оказаться каждый, любой.
— Они должны выглядеть как обыкновенные люди, иначе бы их сразу увидели, — объяснила она. — Если бы они только ночью приходили, тогда могли выглядеть как угодно. Но раз приходят днем, должны выглядеть обыкновенно. Так что кто угодно из этих людей может оказаться Жрецом…
— Нет, — неуверенно возразил цыганенок. — Я их всех знаю.
— Ну, не эти, значит, кто-нибудь еще, — сказала Лира. — Пошли их искать! И белый грузовик!
Стала собираться стая. К первым следопытам присоединялись новые, и в скором времени тридцать с лишним цыганских детей носились взад и вперед по набережной, забегали в конюшни, карабкались на краны у причалов, прыгали за изгородь широкого луга, взбегали по пятнадцать человек разом на старый разводной мост над зеленой водой и опрометью неслись по узким улочкам Иерихона, между маленьких кирпичных домов с террасами к огромной квадратной башне — Часовне Святого Варнавы Фармацевта. Половина из них не знала, чего ищет, и думала, что это просто игра, но Лира и ее приятели испытывали настоящий страх всякий раз, когда замечали одинокую фигуру в переулке или полутемной Часовне — Жрец?
Но Жрецов, конечно, не было. В конце концов безуспешность поисков и настоящая тревога за пропавшего Билли погасили всякое веселье. Близилось время ужина, и, когда Лира и двое колледжских мальчиков уходили из Иерихона, они увидели, что на пристани, там, где стояла лодка семьи Коста, собираются цыгане. Некоторые женщины громко плакали, а рассерженные мужчины стояли кучками, и деймоны их взволнованно летали над головами или рычали на каждую тень.
— Сюда Жрецы не посмеют прийти, спорю, — сказала Лира Саймону Парслоу, переступив порог величественной Ложи Иордан-колледжа.
— Да, — неуверенно согласился он. — Но я знаю, что и с рынка исчез ребенок.
— Кто? — Лира знала почти всех ребят с рынка, но об этом не слышала.
— Джесси Рейнольдс, из шорной. Вчера, когда закрывались, ее не было, а вышла только за рыбой для отца. И не вернулась, и никто ее не видел. Весь рынок обыскали и все вокруг.
— Даже не слыхала об этом! — с негодованием сказала Лира. Она считала досадным упущением со стороны своих подданных, если они не рассказывали ей обо всем и сразу.
— Ну, это вчера было. Может, она уже нашлась.
— Пойду узнаю, — сказала Лира и повернулась к выходу.
Но не успела дойти до ворот, как ее окликнул Швейцар.
— Слушай, Лира! Сегодня вечером тебе нельзя уходить. Распоряжение Магистра.
— Почему нельзя?
— Говорю тебе, распоряжение Магистра. Он сказал: когда придешь, больше не уходи.
— Догоняй, — сказала она и выскочила вон раньше, чем старик успел шагнуть за дверь.
Она перебежала узкую улочку и углубилась в проулок, где фургоны разгружали товар для Крытого рынка. Торговля уже кончалась, и фургонов было мало, но у центральных ворот напротив высокой каменной стены Колледжа святого Михаила курили и разговаривали несколько молодых людей. Одного из них, шестнадцатилетнего парня, Лира знала и восхищалась им, потому что он мог плюнуть дальше любого человека — неслыханно далеко. Она подошла и смиренно дожидалась, когда он ее заметит.
— Ну? Что тебе надо? — сказал он наконец.
— Джесси Рейнольдс пропала?
— Да. А что?
— Потому что цыганенок сегодня пропал.
— Они всегда пропадают, цыгане. После каждой Конской ярмарки пропадают.
— И лошади тоже, — добавил один из его друзей.
— Тут другое, — сказала Лира. — Это ребенок. Мы до вечера его искали, а другие ребята говорят, что его забрали Жрецы.
— Кто?
— Жрецы, — сказала она. — Ты про Жрецов не слышал?
Для остальных парней это тоже было новостью, и после нескольких грубых высказываний они внимательно выслушали ее рассказ.
— Жрецы, — сказал знакомый Лиры, которого звали Диком. — Глупости. У этих цыган полно всяких дурацких идей.
— Они говорят, две недели назад Жрецы были в Банбери, — настаивала Лира, — и забрали пять ребят. А теперь, наверное, пришли в Оксфорд и наших забирают. Наверное, это они похитили Джесси.
— В Каули пропал ребенок, — сказал один из парней. — Я вспомнил. Моя тетка была там вчера, она продает рыбу и чипсы из фургона, она слышала об этом… Какой-то маленький мальчик… Но насчет Жрецов не знаю. Выдумка это. Нет никаких Жрецов.
— Есть! — сказала Лира. — Цыгане их видели. Они думают, что они ловят детей и едят… и…
Она осеклась, потому что в голову ей внезапно пришла другая мысль. В тот странный вечер, когда она пряталась в Комнате Отдыха, лорд Азриэл показал снимок человека, поднявшего волшебную палочку, к которой устремлялись потоки света; а рядом с ним была фигурка поменьше, не притягивавшая света; он сказал, что это ребенок, и кто-то спросил, поврежденный ли это ребенок, а дядя ответил: нет, в том-то все и дело. Лира сообразила, что «поврежденный» означало «разрезанный».
И тут ее кольнуло в сердце: где Роджер?
Она не видела его с утра…
Ей вдруг стало страшно. Пантелеймон, миниатюрный лев, вспрыгнул ей на руки и зарычал. Она попрощалась с ребятами у ворот, тихо вышла на Тёрл-стрит, а потом со всех ног бросилась к Ложе Иордана и влетела в дверь на секунду раньше Пантелеймона, принявшего вид гепарда.
— Я вынужден был позвонить Магистру и доложить о тебе, — сказал ей Швейцар с видом святоши. — Он очень недоволен. Ни за какие деньги не захотел бы я оказаться на твоем месте.
— Где Роджер? — спросила она.
— Я его не видел. Ему тоже достанется. О-о, когда мистер Коусон его поймает…
Лира кинулась на Кухню, где в жаре и пару, гремя посудой, суетились люди.
— Где Роджер? — крикнула она.
— Уйди отсюда, Лира! Не до тебя!
— Где он? Он появился или нет? Никого это, оказалось, не интересовало.
— Да где он? Вы ведь должны знать! — крикнула Лира шеф-повару и, получив оплеуху, бросилась к двери. Кондитер Берни пытался ее утихомирить, но она была безутешна.
— Они украли его! Проклятые Жрецы, их надо поймать и всех поубивать! Ненавижу их! Вам плевать на Роджера…
— Лира, мы все заботимся о Роджере…
— Неправда, вы бы сразу бросили работу и пошли его искать! Ненавижу вас!
— Мало ли почему он не появился. Будь же разумной. Нам надо приготовить ужин и подать меньше чем через час: Магистр принимает в своем доме гостей, ужин будет там, а это значит, что шеф обязан доставить туда ужин быстро, чтобы не остыл. И как бы там ни было, Лира, жизнь должна продолжаться. Я уверен, что Роджер объявится…
Лира выбежала из кухни, опрокинув стопку серебряных крышек для блюд и не обращая внимания на гневные крики. Она промчалась вниз по ступенькам, через Квадратный Двор, между Церковью и Башней Пилигрима и во двор Яксли, окруженный самыми старыми зданиями Колледжа.
Пантелеймон бежал перед ней в виде маленького гепарда, и они взлетели по лестнице на самый верх, где была спальня Лиры. Лира распахнула дверь, подтащила к окну свое дряхлое кресло, открыла окно и выбралась наружу. Под окном проходил выложенный свинцом каменный сток шириной сантиметров в тридцать, она встала на него, повернулась и вскарабкалась по шершавой черепице на самый гребень крыши. Там она раскрыла рот и закричала что есть силы. Пантелеймон, на крыше всегда превращавшийся в птицу, летал вокруг и кричал вместе с ней, как грач.
