Кондрат Васильевич был в паровозной будке. Он вытирал ветошью стены.
Платайс остановился около паровоза и спросил у капитана:
— Вы довольны?
— Вполне! Надеюсь, что красные не попортят эту чудесную машину.
— Я уверен в этом! — сказал Платайс и снова оглядел депо.
Все были на своих местах.
— Не томите людей, господин барон! — произнёс капитан. — Их ожидаёт водка.
Платайс махнул рукой Кондрату Васильевичу, и могучий гудок заполнил депо.
Под этот густой паровозный рёв началось что-то невероятное. Рабочие, сидевшие у стен, набросились на часовых, выставленных у окон и дверей. На колчаковцев, находившихся рядом с бронепоездом, ремонтники прыгали сверху, с вагонов, сбивали с ног и обезоруживали.
Капитан прокричал какое-то ругательство и ухватился за кобуру. Платайс ребром ладони ударил его повыше локтя. Второй удар заставил капитана отлететь в сторону. Его подхватили рабочие, а Платайс побежал в хвост бронепоезда.
Засуетились пулемётчики у ворот депо. Против них были направлены брандспойты. Обжигающие струи кипятка оттеснили солдат от тупорылых «максимов». У задних ворот пулемётчики сдались, не сделав ни одного выстрела, а у передних произошла заминка.
Рабочий, поливавший колчаковцев кипятком, споткнулся и упал, сильно ударившись правой рукой о рельсу. Он быстро вскочил, хотел поднять брандспойт и не смог. Кипяток бесцельно лился на пропитанную мазутом землю. Окутанный паром рабочий беспомощно оглянулся, прижав к груди сломанную руку.
Кондрат Васильевич закрепил ручку гудка, выскочил из будки и побежал к рабочему.
Но колчаковцы уже опомнились. У пулемёта залёг солдат с тремя георгиевскими крестами. Рядом, у коробок с лентами, плюхнулся унтер-офицер.
«Не успеть!» — подумал Кондрат Васильевич.
Он бежал и видел дуло, прицельную рамку, голову солдата, прильнувшего к пулемёту. Сейчас заговорит «максим» и…
Унтер-офицер локтем ударил георгиевского кавалера, а тот оторвался от прицельной рамки и стал что-то поправлять в пулемёте. «Заело!» — мелькнула у Кондрата Васильевича радостная мысль. Он подхватил горячую кишку и хлестнул кипятком по колчаковцам.
Подоспели рабочие с винтовками. Унтер-офицер и солдат с крестами подняли руки.
Кондрат Васильевич вернулся в паровозную будку и освободил ручку гудка. Наступила звенящая тишина. Теперь гудок был не нужен. Он заглушил звуки короткой схватки, и наружная охрана не догадалась, что внутри депо произошёл переворот.
Рабочий, из-за которого чуть не сорвалась тщательно продуманная операция, виновато потупясь, стоял у паровоза.
— Ты бы левой! — укоризненно сказал ему Кондрат Васильевич.
Рабочий показал левую руку. Она была ошпарена. На пальцах и ладони бугрились пузыри.
Кондрат Васильевич охнул, словно ему самому стало нестерпимо больно.
— Прости, друг! — произнёс он. — Потерпи полчасика! Отправим бронепоезд — перевяжем.
— Потерплю, — отозвался рабочий, а Кондрат Васильевич пошёл к пулемету.
Он открыл крышку коробки, передёрнул ленту. «Максим» был в полном порядке. Нажми на спуск — и пулемёт заработает. Задумчиво посмотрел Кругов вслед георгиевскому кавалеру, которого уводили в помещение кладовой. Там уже толпились и другие обезоруженные колчаковцы.
Гудок паровоза слышал весь город. Полковника он обрадовал, Николая встревожил. Полковник вызвал адъютанта и приказал подать машину, чтобы ехать в депо. А Николай поторопил Трясогузку:
— Прибавь шагу!
Николай не знал, что означает этот гудок. Не стряслось ли что-нибудь в депо?
Впереди показались тёмные очертания пакгауза.
— Где они?
— Где-нибудь тут! — неопределённо ответил Трясогузка.
— Как же ты их найдёшь?
— Свистну!
Они подошли ещё ближе. Уже виднелась фигура часового, который медленно прохаживался вдоль пакгауза.
— Дальше нельзя! — сказал Николай. — Свисти!
— Что сейчас бу-удет! — загадочно произнёс Трясогузка и, сунув в рот два пальца, пронзительно засвистел.
Часовой остановился и прислушался.
— Тише не мог? — прошептал Николай. — Весь город всполошил!
— Тише нельзя, — спокойно ответил Трясогузка, не спуская глаз с пакгауза. — Не услышат.
— Ну? Где же они? — нетерпеливо спросил Николай.
— Подожди… Не сразу…
Над дверью пакгауза мелькнул огонёк. Глухо прозвучал выстрел. Часового качнуло вбок. Выронив винтовку, он повалился на землю.
Трясогузка хотел броситься к пакгаузу, но Николай успел схватить его за плечо.
— Открывайте! — во все горло завопил мальчишка.
Растерявшийся Николай зажал ему рот ладонью и зло сказал:
— Никак спятил ты, парень?
Трясогузка барахтался в его руках и что-то мычал, указывая на пакгауз. Николай увидел две тени, склонившиеся над лежащим без движения часовым. Секунда — и тени скользнули к двери. Лязгнула металлическая накладка. Двери распахнулись. Цыган весело прокричал:
— Тикайте!
В голове Николая стало проясняться. Он выпустил Трясогузку, и командир тотчас воспользовался этим.
— Армия! Ко мне! — крикнул он.
Николай увесисто шлёпнул его пониже спины.
— Это тебе за обман! А завтра вместо благодарности получишь настоящего перцу, анархист!
Подбежали Цыган и Мика, шарахнулись в сторону, увидев Николая.
— Вольно! — захлёбываясь от восторга, крикнул им Трясогузка. — Без паники! — Он повернулся к Николаю: — Куда прикажете вести армию?
— В мастерскую! — все ещё сердито сказал Николай. — Бегом, шалопаи!
— За мной! — скомандовал Трясогузка.
И мальчишки побежали.
— Не бойтесь его! — Трясогузка оглянулся на Николая, хромавшего сзади, и объяснил: — Он настоящий большевик-ленинец!..
Машина остановилась у депо. Караульные из внешней охраны почтительно вытянулись.
В мелочах полковник был честен. Бутылки с водкой поблёскивали в ящиках, поставленных на заднем сиденье автомобиля.
Адъютант подбежал к воротам, предупредительно раскрыл небольшую дверцу. Полковника встретил начальник депо.
— Бронепоезд готов к боевым действиям! — отрапортовал он.
Это было видно и без рапорта. Закованные в броню паровоз и три вагона блестели чисто вымытыми боками. Насторожённо глядели вперёд пушки и пулемёты. Бронепоезд приковывал внимание.
— Я вас представлю к награде! — сказал полковник начальнику депо.
— Благодарю вас! — ответил Платайс и напомнил: — Работа завершена досрочно, господин полковник!
Тот понял намёк.
— Водка со мной! Созывайте рабочих.
— Боюсь, что они водкой не удовлетворятся! — улыбнулся Платайс.
Полковник удивился, а Платайс крикнул:
— Кондрат Васильевич!
Открылась бронированная дверь. Показался Крутов.
— Полковник готов выслушать ваши требования! — сказал ему Платайс.
— Сдайте город, господин полковник! — ровным голосом произнёс Крутов.А водку мы разопьём после окончательного разгрома Колчака.
— Глупая и неуместная шутка!воскликнул полковник. — Я…
— Какая там шутка! — оборвал его Крутов. — Смотрите!
Пулемёт переднего вагона развернулся и уставился прямо в грудь полковника.
— Измена? — с ледяным спокойствием спросил он у начальника депо.
— Вы — интеллигентный человек и сможете отличить измену от военной хитрости, — сказал Платайс. — И, чтобы не было никаких эксцессов, убедительно прошу сдать пистолеты.
Под чёрным внимательным глазком пулемёта полковник и адъютант отдали оружие. Двое рабочих отвели их в сторону, и здесь им предоставили полную возможность наблюдать за подготовкой к отходу бронепоезда.
Платайс и Кондрат Васильевич проверили боевые расчёты. Команда бронепоезда, целиком укомплектованная из ремонтников, заняла вагоны. Только один пулемёт остался без наводчика. Рабочий, который повредил руки в схватке с колчаковцами, не мог стрелять. Заменить его было некому.
— Жаль, но придётся обойтись без хвостового пулемёта, — сказал Платайс.
Кондрат Васильевич посмотрел на часы. Стрелки показывали половину двенадцатого.
— У нас ещё четверть часа. Попробуем найти пулемётчика.
— Где? — спросил Платайс.
— Есть у меня одна мыслишка!..
Они подошли к кладовой и через рабочего, дежурившего у двери, вызвали солдата с крестами.
Георгиевский кавалер вытянул руки по швам и хмуро уставился в землю.
— Пулемёт хорошо знаешь? — спросил Кондрат Васильевич.
Солдат молчал.
— Может, новичок в пулемётном деле? — снова спросил Кондрат Васильевич.
Солдат гордо тряхнул крестами.
— На германском фронте с «максимом» заработал!
— Что ж сегодня сплоховал?
— А ты заметил? — усмехнулся солдат. — Я думал, ты от страха и света божьего не видел!
— Верно! Боялся! — признался Кондрат Васильевич. — Боялся, что этакая украшенная крестами дубина полоснёт по людям — и прощай бронепоезд! Сколько бед произошло бы из-за того, что один упал не вовремя, а другой умом в детстве не запасся!
