много еды и напитков. Лягушонку очень понравилось почтительное обращение с ним хозяина и то, как ему пытались услужить. Любая его прихоть мгновенно исполнялась, что льстило его самолюбию и поднимало самомнение.
Сытого рыцаря стало распирать любопытство, как работают игровые автоматы. Он взял у хозяина несколько жетонов, сунул один в щель и дёрнул за ручку. Заиграла весёлая музыка, замелькали яркие картинки. Когда всё замерло, в лоток со звоном посыпались позолоченные кругляшки.
— Квау, так это очень просто! — сделал вывод рыцарь и сунул в щель сразу два жетона.
Скоро все жетоны закончились, и Кван решил взять ещё немного, чтобы отыграться. Но Хрюкокрыс вдруг растерял всю свою любезность и ответил, что рыцарь уже должен ему немалую сумму за угощение и игровые жетоны. Однако, он может что-нибудь купить у иностранца, например, его чудесных жар-птиц.
— Кстати ваши птички съели сладких булочек не меньше, чем на полсотни жетонов. Но я готов отсыпать ещё сотню, если вы прибавите к ним свой шлем со сломанным пером, — нагло заявил хозяин игорного заведения.
— Ни за что! — гневно воскликнул Кван. — Птицы не продаются! А шлем я, пожалуй, могу обменять на десять… пять жетонов. Только поскорее!
Через три дня несчастный Кван пятьдесят первый сидел в мятой одежде с чужого плеча в глубоком подвале, вместе с другими проигравшимися должниками. Он рассеянно смотрел по сторонам и никак не мог понять, как такое могло с ним произойти.
Храбрый зелёный рыцарь, отправившийся за принцессой и решившийся на битву с могучим чародеем, никоим образом не мог попасть в долговую яму.
Это — недоразумение или страшный сон!
— На работу, живо! — проревел басом над самым ухом Квана усатый охранник и щелкнул огромной плетью.
Арестанты выстроились в шеренгу и потянулись в хлебный лес собирать урожай для крыс потребитов.
Огромные хлебные деревья плодоносили круглый год. Правда на них не росли батоны и калачи, но из перетёртых орешков получалась прекрасная мука.
Поскольку Кван не умел лазить по деревьям, ему поручили относить полные корзины к огромным жерновам, установленным под широкой кроной старого дерева. Несколько мышей, скованных одной цепью, крутили тяжелые колёса.
Бывший рыцарь с трудом доволок свою ношу до мельницы. К нему подошли две мускулистые мыши, прикованные друг к другу крепкой цепочкой.
Кван немного растерялся, так как решил, что это — опасные преступники, закованные в наручники за страшные злодеяния. Но мыши добродушно ему кивали и улыбались.
— Вы ведь пришелец?! — наполовину вопросительно, наполовину утвердительно воскликнул один из них.
— Зелёный рыцарь! — радостно заключил другой. — Ваш друг Дрёмыш о вас рассказывал. Мы с ним знакомы. Он — приятель нашей сестрёнки. Я — Бур, а это — мой брат Нор.
Кван чуть не зарыдал, услышав, что Дрёмыш жив, и кто-то ещё помнит, что он — рыцарь.
— Успокойтесь, вам помогут. Когда всех поведут с работы, будет уже темно. Сделайте вид, что хромаете и немного отстаньте от колонны.
— Это, что за беседы во время работы?!
Размахивая плетью, к ним спешил тучный охранник.
Братья подхватили корзинку и побежали к жерновам.
— А тебе — особое приглашение требуется? — взвизгнул, отдуваясь, толстяк.
— Простите, я не местный, — изобразив вежливую мину, произнёс Кван. — За что эти мыши закованы в наручники?
Жирная крыса презрительно посмотрела на невежу.
— Им не нравится существующий порядок! Они осмеливаются критиковать самого чародея… Это — страшное преступление!
К ночи Квану не нужно было изображать хромоту. От усталости он еле плёлся на полусогнутых, почти не видя и не слыша ничего вокруг.
Споткнувшись, он чуть было не упал, но его подхватили и оттащили в сторону от проходившей мимо колонны заключённых, освещаемой тусклыми факелами.
Под корнями старого пня было так темно, что лягушонок не мог видеть тех, кто его спас. Но это происшествие подарило ему надежду и вернуло, казалось, уже бесконечно далёкие воспоминания о родном доме под трухлявой корягой на Берёзовой поляне.
Не успел Кван расчувствоваться, как на него налетели новоприбывшие беглецы.
— Бур, Нор, это вы? — услышал Кван слабый писк.
— Нет, они в конце колонны, — ответили им тихим шёпотом.
В это время, снаружи раздались крики, свист и топот. Под корягу вскочило ещё несколько мышей и уже не скрываясь, закричали: — Скорее, за нами погоня!
Квана подхватили с двух сторон и понесли сначала вверх через толстый корень, потом вниз по тёмному лазу, затем опять вверх. Лягушонок увидел звёздное небо. Над головой замелькали ветви, по бокам хлестали узкие бархатные листья хлебных деревьев. Кван сидел на чьей-то спине и радовался, что на нём больше нет тяжелых доспехов, а сам он, вероятно, так исхудал после продолжительного трудового дня, что почти ничего не весит.
Вдруг мышь сделала большой прыжок и приземлилась на все четыре лапы. Лягушонок ойкнул, перелетел через голову и покатился кубарем по почти отвесному коридору глубоко под землю.
Кван с трудом разлепил глаза. Над ним, улыбаясь, склонился Дрёмыш.
— Квау! Как хорошо, что это был сон! — квакнул лягушонок, но вздрогнул, почувствовав, что лежит на холодном полу в слабо освещённом помещении с каменными сводами вместо потолка. Вокруг стоят мыши, ожидая, когда он придёт в себя. Двоих он узнал. Это были Бур и Нор, по-прежнему скованные цепью. Один из них держал над головой слегка чадящий факел.
Голова Квана лежала на коленях маленького мышонка, который зачем-то дул на его лоб. Кван потрогал большущую шишку, сморщился от боли и всё вспомнил.
— Познакомься Кванчик, это — наши друзья! А это — Тина, почему-то смущенно произнёс Дрёмыш, глядя на мышонка.
— Вставай, нам нужно спешить. Утром начнутся такие дела, которые мне не хотелось бы пропустить, — загадочно проговорил оруженосец.
Кван, поддерживаемый Дрёмышем и Тиной, поплёлся в арьергарде небольшого мышиного отряда, возглавляемого братьями, несущими по очереди единственный источник света.
В некоторых местах коридоры в скалах настолько сужались, что приходилось помогать друг другу и проталкивать самых крупных мышей.
Несколько раз беглецы проходили через такие огромные пещеры, что их высокие своды терялись в чёрной мгле.
Кван и Дрёмыш с удивлением рассматривали свисающие с потолка сосульки сталактитов и любовались причудливыми формами растущих вверх сталагмитов. Воображение рисовало диковинных зверей и страшных пещерных духов.
Пляшущие на влажных минералах отблески пламени, сырость и холод заставляли чаще биться сердца даже самых отчаянных храбрецов.
В одном из естественных гротов пришлось выстроиться в цепочку и, держась друг за друга, пройти по узкому покатому карнизу над бирюзовым зеркалом таинственно мерцающего подземного озера. Это был древний окаменевший водопад, гигантской бахромой нависший над холодной прозрачной
