Он вышел на освещённый участок дороги, положил голыш на асфальт и исчез в темноте. Через мгновение к камню подскочил монах, схватил его, изумился, возмутился всей душой таким подлым обманом, но сделать ничего не успел. Откуда-то сверху на него быстро, но плавно упала дьявольская, невесомая, но очевидно, очень крепкая, почти паучья сеть, запутала его, стянула так, что он не смог двинуть даже пальцем и поднялась с ним наверх. Единственное, что объятый ужасом отец Дионисий смог увидеть скошенным глазом, так это круглые от вяжущего страха глаза какой-то бабули в одном из окон старенькой пятиэтажки и тёмный люк бесшумно висящего над ним непонятного шара. И тут сознание оставило его.
Очнулся он от ощущения пристального взгляда на него в упор. Вокруг было тихо, только ощущался слабый свист и очень тонкая вибрация помещения, в котором он находился. В небольшом округлом помещении никого не было, но взгляд точно ощущался. Он был внимателен, пытлив, назойлив и явно недобр. Ошеломлённый богослов лежал совершенно свободно на каком-то топчане у тёмно-серой с металлическим отливом стены и пытался понять, где он и что с ним. Дионисий покрутил головой, пытаясь поймать непонятный изучающий взгляд или хотя бы определить, откуда он следует, но, не достигнув цели, медленно сел на топчан, спустив ноги.
– Есть тут кто-нибудь? – с опаской хрипло произнёс он в пустоту. И сразу ощутил непонятное движение. Оно было везде и нигде. Что-то зашуршало вокруг, стало потрескивать и поскрипывать. Изумлённый «богослов» увидел, как со слабо светящихся, фосфоресцирующих стен этого помещения стало стекать вниз «нечто». Оно не имело плотности и видимости, не имело запаха и ощущения материальности, но оно было. «Нечто» стекало со всех стен и собиралось в центральной части помещения небольшим призрачным скоплением.
Когда это скопление стало заметным, в нём обозначилось слабое вращение. Сгусток непонятно чего стал медленно расти вверх, явно пытаясь принять человекоподобный облик. Наконец из бесформенной массы возникло что-то вроде головы, на которой прорезалось мёртвое маскоподобное лицо. Лицо повернулось к застывшему в ужасе «Дионисию», взглянуло белыми застывшими очами ему прямо в глаза и произнесло неприятным механическим голосом:
– Как ты посмел обмануть меня?
Богослов опешил, его охватила леденящая жуть от непонимания происходящего. Ни в каких божественных книгах, даже в самых жутких американских триллерах он не встречал ничего подобного. Но что было для него самое обидное – он ведь никого пока не успел вроде бы обмануть. Но вопрос был задан, и на него надо было отреагировать. Ибо, кто знает, что последует за этим грозным вопросом. Дионисий собрал всю свою волю, осенил себя по привычке поспешным крестом и спросил севшим голосом:
– А, простите, вы, собственно, о чём?
Маска, в процессе формирования уже принявшая более гуманный облик, однако, тем же мрачным голосом вновь произнесла:
– Как ты посмел подменить столь необходимый мне божественный спасительный Камень на самый обыкновенный придорожный булыжник? Я Эборг, посланец далёкой Эболы, терпящей бедствие в холодном космосе, прибыл за ним через всю галактику. Отдай мне спасительный талисман, и я скажу тебе, где можно взять много-много золота, так любимого на вашей планете.
Ошеломлённый натиском, отец Дионисий начал уже кое-что понимать. И в его изощрённой придворными интригами голове стали возникать необыкновенно заманчивые планы. Неплохой психолог, он сразу понял, что с этим наивным инопланетянином вполне можно договориться и направить его в ту сторону, где будет выгодно только ему.
Дионисий изобразил на лице скорбную мину, негодующе покачал своей седой шевелюрой с обширной проплешью на макушке и занудно изложил своему похитителю такую версию событий.
– Достопочтенный космический странник Эборг! – начал он. – По поручению святейшего конклава католической церкви я откомандирован в данную местность с целью отслеживания и контроля использования необыкновенного святого камня. Дело в том, что в очень давние времена этот камень принадлежал нашему представителю в этих краях миссионеру Алквиллу. Но в давние времена в результате нападения некоего дикого племени Белого Леопарда волшебный камень был утерян в этих скалах, где мы безуспешно пытались его разыскать в течение очень многих лет.
Однако совсем недавно местная подростковая банда обнаружила его и стала с его помощью совершать мелкие преступления. Я пытался их вразумить, но они избегают разговора со мной. Это двое очень хитрых мальчишек и одна вредная девчонка. Этот камень сегодня вечером пытался похитить у них некий приезжий немец, но хитрющие подростки сумели обмануть его, а с ним – и меня. Вот почему у меня оказался этот простой грубый камень, досточтимый Эборг. Я был бы очень рад с вашей помощью изъять волшебный талисман у подростков и, если вы сможете предложить достойную альтернативу этому камню, мы сможем договориться. Мы, как его истинные хозяева, сможем передать его вам на вполне законных основаниях.
Мёртвый механический голос Эборга, тем не менее дрогнул, выдав его волнение:
– Я согласен на справедливый и законный обмен. Я могу предложить вам за этот священный Камень сто двадцать три килограмма и пятьсот двадцать граммов чистого золота. Если вы согласны, то с этого времени вы будете помогать мне в обнаружении камня. А когда я его обрету с вашей помощью, вы получите своё золото в условленном месте.
Хитрющий Дионисий возликовал от подобной сделки. Он понимал, что в случае приобретения этого камня и передачи его в фонды Ватикана он получит от своих святых начальников скромную благодарность и не более того, а вот центнер золота обеспечит его состоянием на всю оставшуюся жизнь. И он согласно кивнул головой, заключив сделку не только со своей совестью, но и с неземным непонятным, никому не ведомым разумом, забыв о святом кресте на своей шее. Еще затемно он высадился с корабля Эборга на сопку в районе улицы Пограничной, переоделся в гостинице в новую парадную сутану и стал ожидать появления своих молодых соперников.
Остаток ночи прошёл спокойно. Утро оказалось пасмурным, прохладным, с полной неопределённостью в погоде, обычной для Находки – ни дождь, ни вёдро, а сыпало с неба какой-то мелкой моросью, отчего июль уже казался маем или, в лучшем случае, ранним июнем. Едва проснувшись, Пашка сунул камень в карман и побежал на встречу с друзьями. Встретились они все трое почти одновременно на площади Совершеннолетия возле автобусной остановки.
Недалеко от них под небольшим деревцем посреди сквера продолжал сидеть, удивляя горожан, странный представитель африканского континента старый мудрый шаман Тимбукту. С приходом ночи он обычно расстилал под деревом циновку и смиренно ложился на неё спать, а рядом пристраивался его юный охранник Симба. Удивлённые горожане уже привыкли к странным гостям, угощали их домашней стряпнёй, тащили им старые ненужные вещи, а когда чернокожим африканцам стало прохладно, сердобольные жители улицы Пограничной немного приодели их.
После этого необычный караул – старик негр в болоньевом плаще шестидесятых годов и мальчик-негр в стареньком джинсовом костюме и с копьём в правой руке стали выглядеть ещё более странно. Один чудак принёс им даже старенький транзисторный приёмник, настроил его на какую-то африканскую волну, и временами в сквере на оживлённом перекрёстке негромко постукивали десятки тамтамов и слышались заунывные, но полные скрытой энергии хоровые песни древних зулусов.
Нередко к ним подходили любознательные люди в милицейской форме и даже без всякой формы, и спрашивали документы. Старый негр доставал из потрёпанных дарёных джинсов какие-то бумаги, люди в форме читали их, пожимали плечами и оставляли гостей из Африки в покое. Кстати, горожане подметили ещё одну странность, связанную с ними – когда шёл дождь, и сами африканцы, и место под деревом оставались абсолютно сухими, какой бы ливень ни хлестал вокруг.
Сегодня с утра старый негр был странно торжественен. Его молодого спутника с бамбуковым копьём рядом с ним не было. Старик сидел прямой и напряженный, как мудрый слушающий джунгли павиан – вожак стаи. В левой руке он держал старинный бубен, временами он встряхивал его, выстукивал что-то фалангами пальцев по сухой коже, и в такт напевал речитативом, а правой – рассыпал вокруг себя какой-то серый порошок по лёгкому утреннему бризу. Глаза его были закрыты, но он явно что-то видел. Его лицо выражало обилие разных эмоций. Они резко сменяли друг друга, переходя из восторга в уныние, от отваги в страх, от любопытства к полнейшему равнодушию.
Но Пашка пролетел мимо гостей из Африки, не обратив на них внимания, и взволнованно и сбивчиво, перескакивая с одного места на другое, рассказал им события прошедшей ночи.
– Паш, а тебе не приснилась, случаем, вся эта история с тарелкой? – ехидно спросил его Сашка. И когда Паша яростно стал доказывать обратное, Саша добавил:
