— Известно где — у Миньки Троицына! Даст ли еще... Он знаешь какой? Весь в отца — жила! Не даст — и все!
— А разве у других нет «куриц»?
Ребята посмотрели на Савку, как на чудака. Тот, которого звали Павлухой, сплюнул и нехотя пояснил:
— «Курицу» и за десять червонцев не купишь... Всего на деревне их две штуки — у Миньки Троицына да у Ваньки Соловья!
— Ну и пусть две! — возразил Савка. — Разве мало? Вон у нас в пионерском отряде всего один баян был — и то хватало! Мы очередь установили — одну неделю в первом звене играли, а вторую — в другом. Так и с «курицами» можно! Созвать отряд и постановить! А этому Миньке всыпать, чтобы не жадничал!
Выслушав Савку, Павлуха фыркнул и подтолкнул локтем приятеля.
— Кузь, что это он городит?
Ребята переглянулись.
— Ты откуда свалился? — презрительно спросил Кузька. — У нас никаких пионеров нету. Мы о них только от учительки слыхали... А Миньке попробуй всыпь! Потом с голодухи сдохнешь! Зимой-то хлеб кончится — к кому пойдешь? К Минькиному батьке — Троицыну! Он кукиш тебе даст да еще облает!
— Эх, деревня, деревня! — сокрушенно отозвался Савка и по-отцовски нахмурил брови. — Значит, и пионеров у вас нет?.. А про колхоз знаете что-нибудь?
— Хватит болтать-то! — одернул его Павлуха. — Пришли уже! Хочешь рыбку есть — прикуси язык!
Они остановились у большого, обшитого тесом дома с игривыми завитушками на заборе. Смазанные петли калитки не скрипнули, когда ребята вошли во двор. Павлуха осторожно стукнул косточкой пальца в окошко и негромко крикнул:
— Минь! Выдь на минутку!
Минька высунулся из окна. Не обращая внимания на Павлуху с Кузькой, он уставился на Савку. С минуту они смотрели друг на друга. Потом Минька перевел взгляд на Павлуху.
— Чего тебе?
— Дай «курицу» на часок! Мы не изорвем...
— Втроем бродить будете? — спросил Минька. — С этим? — Он вновь посмотрел на Савку. — Чей это?
— Так это ж Ефимихин! — ответил Павлуха.
— А-а-а! — насмешливо протянул Минька и вдруг отрезал: — Не дам!
Дальше произошло что-то непонятное. За стеклом в избе скользнула тень, голова Миньки дернулась вниз, точно ему шлепнули по затылку. Его лицо скривилось и пропало. Показалась широкая и какая-то плоская физиономия Минькиного отца — Троицына. Он елейно улыбнулся и скороговоркой высоким голоском заговорил:
— Сейчас, ребятушки, пойдете! Рыбка — она хороша! И Минька пойдет...
Окно захлопнулось.
— Что это с ним? — удивленно спросил Кузька. — Подобрел больно. Сам «курицу» дал!
— Это он из-за него! — догадался Павлуха и посмотрел на Савку. — Знаю, чего хочет: подошлет Миньку, чтобы про колхоз все выведать!
Савка усмехнулся.
— А что выведывать? Отец собрание соберет — всем сам расскажет. Никаких секретов в этом деле нет!
С крыльца сбежал Минька. Он распахнул дверь сарая и небрежно бросил:
— Подымайте!
Кузька с Павлухой поспешно вошли в сарай и вынесли во двор «курицу». Савка разочарованно заморгал глазами. Это была сеть. Правда, она отличалась от других сетей своим устройством. Прикрепленная посередине к центральному шесту, она свободно расходилась в обе стороны, образуя крылья, привязанные к двум боковым шестам. Из-за этих крыльев ее и называли в деревне «курицей».
— Айда! — скомандовал Минька.
Кузька с Павлухой взвалили сеть на плечи. Минька прихватил пустую корзинку и пошел рядом с Савкой.
— С «курицей»-то бродил? — спросил Минька.
— Нет, допустим! А что? Не дашь, может быть? — резко ответил Савка.
Кузька оглянулся и скорчил Савке страшную гримасу — молчи, мол!
Павлуха прибавил ходу. Ребята боялись, что Минька разозлится и прикажет возвращаться.
— И не дал бы... — недружелюбно проворчал Минька.
Разговор не клеился. Молча дошли до реки. Молча залезли в воду. И только, когда первый небольшой окушек попался в «курицу», ребята оживились и забыли о чуть не разгоревшейся ссоре.
— Ты крепче ко дну прижимай! — покрикивал Минька, и Савка послушно исполнял приказ, не чувствуя ни холодной воды, ни острых палок, сучьев и камней, попадавшихся под ноги.
Савка брел по реке с центральным шестом. Кузька и Павлуха были на крыльях. Они перегораживали сетью маленькие речные заливчики, а затем сходились, толкая перед собой крылья. В этот момент Савка должен был со всей силой нажимать на шест, чтобы сеть не отрывалась от дна. Крылья соединялись, образуя большой черпак. Савка поднимал шест и вместе с ним всю сеть. Рыба оказывалась в ловушке. Со смехом и радостными возгласами ее выбрасывали на берег. Минька хищно кидался на добычу, ловко — с хрустом — ломал рыбинам головы и укладывал в корзину. В воду он не лез.
Сначала рыбешка попадалась мелкая. Но вот в сети забился порядочный щуренок. А на пятом заходе, когда ребята обложили широкую канаву, языком вдававшуюся в берег, Савка увидел, что около его шеста под водой стоит большая щука. Она чуть поводила плавниками и будто всматривалась в сеть, выискивая лазейку.
— Сходитесь! Сходитесь! — завопил Савка.
Ничего не спрашивая, по голосу определив, что Савка видит большую рыбину, ребята стали сближать крылья. Вязкое дно мешало двигаться. Но они, пыхтя, продирались с сетью сквозь гущу кувшинок. А щука все стояла почти неподвижно. Она взыграла только тогда, когда Савка выдернул из воды шест и сеть прикоснулась к рыбьему брюху. Взбив хвостом фонтан воды, щука бросилась в сторону.
На берегу бесновался Минька. Он что-то орал охрипшим от волнения голосом. Но ребят не нужно было подгонять. Бросив крылья, они плашмя попадали на сеть, растопырив руки. А Савка сел на вязкое дно и лихорадочно перебирал под водой тугие перепутанные нити.
Несколько секунд слышалось прерывистое взволнованное дыхание трех открытых ртов. Над водой виднелись только раскрасневшиеся лица и выпученные глаза. Наконец Павлуха окутал сетью скользкую голову щуки. Схватив ее под жабры, он приподнялся. Из воды показалась хищная, широко разинутая пасть.
— Не упустите! Только не упустите! — молил с берега Минька. —-С «курицей»! С «курицей» тащите ее!
Ребята подхватили сеть и все вместе, мокрые, грязные по уши, но счастливые вылезли на берег.
После такой удачи ловля пошла еще веселее. Намокшая тяжелая «курица» казалась совсем легкой, а вода — теплой, как в бане. Даже вязкое илистое дно будто перестало засасывать ноги. Часа четыре рыбачили ребята. И, наверно, они бы еще не скоро вылезли из воды, если бы не подошли к крутому изгибу реки. В этом месте она расширялась и обтекала высокий мрачный холм, поросший вереском и старыми соснами.
— Все! Вылазь! — скомандовал Минька.
— Почему? — спросил Кузька и оглянулся. Увидев холм, он добавил, пугливо перейдя на шепот: — Ишь куда принесло!..
Павлуха тоже притих и поспешно выволок сеть на берег. Один Савка ничего не понимал.
— Чего вы?
— Жальник! — тихо ответил Павлуха. — Нечисто тут! Тикать надо!
Кузька с Павлухой подхватили «курицу» и зашлепали босыми ногами по прибрежной тропинке. Минька с корзиной, полной рыбы, спокойно пошел сзади. Савка на скорую руку выжал брюки и рубашку, поморщился, увидев, в каком они состоянии, и стал догонять ребят. Только сейчас он почувствовал холод и с завистью посмотрел на сухую Минькину одежду.
Кузька с Павлухой были такие же мокрые и грязные, как Савка, даже, пожалуй, еще хуже, потому что с «курицы» текла на их плечи рыжеватая илистая жижа.
Савка сердито столкнул Миньку с тропинки, обогнал его и подхватил холодную мокрую сеть, чтобы помочь ребятам. Так они и дошли до того места, где первый раз влезли в воду. «Курицу» расправили на берегу, на солнцепеке. Кузька с Павлухой пошли к реке мыться, а Савка уселся рядом с корзиной, из которой Минька вынимал и раскладывал рыбу на две кучки.
Савке очень не хотелось начинать с ним разговор, но таинственный жальник не давал ему покоя.
— Чего испугались? — спросил он.
Минька ухмыльнулся и, похлопывая щучьим хвостом по голенищу сапога, ответил:
— Здесь омут! А в нем черти в колокола звонят! Кто услышит, — тому беда будет! А вчера, почитай, вся деревня слышала: гудят вовсю!
— Ты мне зубы не заговаривай! «Черти, колокола»... Так я и поверил!
— А ты приди сюда ночью — послушай, тогда поверишь! Гудят под водой, стонут! Быть беде! И известно — откуда она! От батьки твоего! Он ведь колхоз привез! Так? Ну, говори, так али нет?
— Дурак ты! — огрызнулся Савка. — Колхоз не привезешь — это тебе не чемодан! Его строить будут — тут у вас, в деревне, сами крестьяне!
— А если не захотят?
— Кто от добра откажется? Захотят!
— От добра? — ехидно переспросил Минька. — Колокола к добру не звонят! Не захотят люди вашего колхоза!
— Захотят! Не захотят одни кулаки! А мы их живо — к ногтю!
