Сразу после освобождения города трофейные команды наспех собрали что могли, и Красная Армия ушла дальше — добивать фашистов.
Но всё оружие, конечно, невозможно было собрать. Гранаты, мины противотанковые, похожие на большие зелёные тарелки, и противопехотные (особенно противные немецкие «лягушки», которые подпрыгивали в воздух, если на них наступишь, и взрывались на уровне человеческого роста, брызжа осколками), винтовки, штыки, каски — всего этого осталось ещё вдоволь.
В полузасыпанных окопах, в густых ковылях, ржавые, покорёженные, притаились остатки войны.
Притаилась смерть.
Да чего там далеко ходить — у Костика во дворе лежала неразорвавшаяся двухсотпятидесятикилограммовая немецкая бомба. Сапёры её выкопали, вынули взрыватель, а бомбу по каким-то неясным причинам так и не забрали.
И к ней привыкли, как привыкают к деревянной колоде или старому валуну.
Она лежала в углу двора. На ней сиживали вечером старухи, лузгали семечки.
Её до блеска отполировали штанами и юбками. А мальчишки прыгали с её искорёженного стабилизатора — кто дальше.
Но мальчишек интересовали гранаты, валяющиеся где-то в степи. Потому что они надумали глушить рыбу.
Время от времени в степи подрывались на минах. То лошадь взлетит на воздух, то корова, а то и человек. Ходить туда взрослые боялись. В те места, где проходила линия фронта.
Но мальчишкам всё было трын-трава. Мины? Ха! Даже интересней. Они находили орудийные снаряды, выуживали оттуда артиллерийский, похожий на коричневые макароны порох, делали шутихи.
Только Костику и его друзьям нужны были гранаты.
Каждый из них был достаточно в этом деле образованным, и потому их интересовали гранаты противотанковые.
Были они, правда, тяжелы, но зато мощь их вполне устраивала.
И счастье мальчишек, что противотанковой гранаты они не нашли и им попалась обыкновенная лимонка.
Костик решил взять руководство в свои руки.
Они отправились подальше от города, в самую пустынную часть побережья.
Тяжёлая лимонка оттягивала Костику карман штанов, болталась там, била по ноге.
Он не поспевал за дружками и оттого злился.
Бодро вышагивал своими журавлиными ногами Оська, семенил, шариком катился рядом с ним Володька, крупно шагал Стас.
Костик плёлся позади.
Мельчайший белый песок шуршал под ногами. Слева плавилось под солнцем Азовское море. Справа высился глинистый обрыв берега. Было совершенно безлюдно и тихо.
— Хватит, — сказал Костик, — дальше не пойдём. Довольно.
Они нетороплива разделись, вошли в воду.
В правой руке Костик осторожно нёс лимонку. По бесконечному мелководью мальчишки отошли от берега метров на двести, и только когда вода дошла самому маленькому из них, Володьке, до подбородка, остановились.
— Рыба ищет, где глубже, — назидательно сказал Костик. Он казался себе очень мудрым и хитроумным. Ему нравилось безропотное послушание соучастников. Он вёл их к богатой добыче, вёл уверенно, без колебаний.
Они остановились, и Костик изрёк:
— Как только брошу, сразу ныряйте. А то осколками побьёт.
И ни один из четверых, ни одна пустая башка не поняла всей чудовищной глупости его слов. Физики они ещё не проходили. Они были малограмотными малолетними авантюристами. На предложение Костика все согласно кивнули. Приготовились.
Он набрал в грудь побольше воздуха, сорвал чеку, изо всех сил швырнул гранату. И они нырнули.
Ну как далеко мог он, двенадцатилетний сопляк, бросить тяжёлую лимонку? Метров на пятнадцать, от силы на восемнадцать. Но каждый метр был важен. Очень может быть, что, швырни он её чуть поближе, случилось бы непоправимое — все так и остались бы под водой.
Что произошло дальше, каждый помнил смутно.
Как они выбрались из воды, как брели, спотыкаясь и падая, до берега, никто не помнил.
Из носа и ушей у них текла кровь, ноги были будто из картона, головы кружились, их жестоко тошнило. Они добровольно разделили участь рыб, оглушили сами себя.
Несколько часов все четверо обессиленно лежали на горячем песке, приходили в себя.
Мальчишки стонали, плакали. Им было больно и страшно, очень страшно.
Оська громко скулил, но остальным его скулёж казался тоненьким комариным писком.
Потом, вцепившись друг в друга, пошатываясь, будто пьяные, они побрели домой.
Несколько дней после этого Костик, Стас, Володька и Оська почти ничего не слышали.
Вот как глушили рыбу в Азовском море летом 1946 года.
Великая всё-таки наука физика. Но увы! Они её тогда ещё не знали. Многое, даже слишком многое для двенадцатилетних мальчишек знали они, всё сознательное детство которых пришлось на войну, а вот физику… нет, с физикой они ещё не успели познакомиться.
Через несколько дней они пришли в себя, но одна мысль не давала им покоя: зачем поповский сторож притворяется немым?
В этом была какая-то тайна, и она непрестанно мучила их.
Мальчишки извелись от любопытства. Но поповские ворота стояли закрытыми наглухо, а их дыру в живой изгороди закрывало густое переплетение колючей проволоки, туго натянутой на два вбитых в землю кола.
Поп забаррикадировался, отгородился от мира, затаился. Но ребята чуяли, что в доме этом нечисто. И оказались правы.
Но об этом позже.
Улица, где они жили, была улицей голубятников.
Почти в каждом дворе, на каждой крыше прилепились ярко раскрашенные, аккуратные домики голубятен. Голубятники жестоко конкурировали. Они поднимали стаю в воздух упругим, пронзительным свистом, размахивали шестами, улюлюкали. Голуби взлетали всё выше, плавно парили в небесах — и это было красиво.
Но красота для голубятников была не главным. Смысл их действий состоял в том, чтобы заманить к себе чужих птиц.
Чужаки садились вместе со стаей счастливчика рядом с голубятней, ворковали, охорашивались перед голубками, распускали перья и хвосты, надувались, гордо вышагивали. Им, наверное, казалось, что они красивее всех. Поэтому и не замечали, как хозяин осторожно подталкивает их шестом в домик-ловушку. Но вот, упоённые собственным курлыканьем, самовлюблённые красавцы переступали порожек голубятни, хозяин дёргал за верёвку, дверца захлопывалась — и птички оказывались в клетке.
Теперь, возбуждённый удачей, дрожа от азарта, голубятник вытаскивал пленников и совал их за пазуху.
С этого момента голуби становились товаром.
Иногда прибегал ограбленный, разъярённый хозяин. Скандалил. Иной раз доходило до драки. Но обычно неудачники безропотно приносили выкуп.
Если прежний хозяин не мог или по какой-то причине не хотел выкупать своих голубей, их продавали на барахолке.
Голубятниками были и взрослые и мальчишки.
Мальчишек все эти охоты, барахолка, возможность без труда раздобыть деньги развращали мгновенно.
Стоило парню заделаться голубятником, и он разлагался быстрее, чем рыба на солнышке.
Казалось бы, вот только недавно был парень как парень, а завёл голубей — и сразу же появились у него какие-то таинственные дела с разными подозрительными личностями. Начинались перешёптывания по углам, жадность какая-то противная появлялась, настороженность — как бы не объегорили. Видно, Оськин и Володькин отец знал всё это достаточно хорошо. Возможно, на себе испытал. Потому что, вернувшись домой из армии, он первым делом полез на крышу и дотла разорил голубятню сыновей.
Беспородным сизарям он безжалостно открутил головы и зажарил, а пару восхитительных, красивых — розовато-белых — и столь же восхитительно глупых хохлатых оставил и разрешил подарить кому-нибудь.
— Но, — он поднял палец, — подарить! Узнаю, что продали, — будет вам, барбосы, худая жизнь. Спекулянтов мне только в доме не хватало!
Зарёванные Володька и Оська, зная твёрдое отцовское слово и скорую на расправу руку, выполнили наказ безропотно и точно.
Они подарили хохлатых соседской девочке. Сухоногой, как называли её на улице.
Бледная до прозрачности, она вечно сидела у окошка и взрослыми своими, настрадавшимися глазищами глядела на буйные драки и свирепые игры сверстников.
Она перенесла полиомиелит и не могла ходить.
Девчонка — звали её Настей — так обрадовалась подарку, задохнулась, порозовела от счастья, что Оська и Володька засмущались, уставились в землю — красные, разом взмокшие — и стали долбить босыми пятками пол.
Собственное благородство потрясло их и озадачило.
Освободившись от голубятни и всех связанных с её содержанием сует и переживаний, они будто заново родились. Стали вполне приличными ребятами.
Как раз в этот момент Стас и Костик с ними подружились.
И ещё мальчишки стали замечать Настю, которую прежде просто не видели, будто её и на свете не было. И не только стали замечать её, а взяли над ней негласное покровительство. Мать её купила большую клетку, и теперь рядом с Настей у окошка жили две красивые и глупые птицы.
