– Всё так, – согласилась Наташа, – но позволь узнать, какие две опасности угрожают умному человеку?
– Первая и главная опасность – это отступить от высоких моральных принципов. Усомниться в добре, равенстве и справедливости для всех. Ум только тогда получает своё полное развитие, когда подкреплён добром и бескорыстием. В противном случае это механический калькулятор, который неспособен создавать подлинные человеческие ценности. Человек без высокой морали – это больной человек. Злодей всегда болен.
Ребята молчали – думали.
– Даже я теперь готов полностью согласиться с этим, – сказал Бебешка. – Настоящий, сильный ум действительно как-то связан с высокими чувствами. Гнусные люди могут быть большими хитрецами, но мудрыми они не становятся никогда.
– Вторая опасность, – продолжал Арбузик, – это слабость воли. Иначе говоря, готовность подражать худшим. Отсюда лень, курение, бесцельная трата времени и прочие пороки. Взять алкоголь. Даже в самых ничтожных дозах он действует как коварный яд: разрушает наиболее тонкие структуры мозга и губит душу. Подлинно великие люди, благодаря которым существуют народы (хотя великие люди сами существуют благодаря народам), всегда высоко ценили здоровье как залог высокой трудоспособности, и потому избегали алкоголя. Граждане Древней Спарты давали алкоголь рабам, чтобы потешиться над пьяными и чтобы каждый из свободных граждан понял, что пьяный не может быть свободным, а свободный не имеет права терять свою первую свободу – незамутнённость рассудка, прозрачность, ясность душевных чувств… Кто хочет прославить себя и свой народ, должен идти к мудрости, непрерывно совершенствуя свою душу и не допуская слабостей… Я предложил капитану Саксу медовый лимонад, чтобы он понял, что имеет дело с благородными людьми. Предчувствую, это не последняя встреча, и хотел бы, чтобы этот человек – пусть даже он будет нашим ярым врагом – не думал о нас хуже, чем мы есть на самом деле… Всегда, когда есть возможность, стоит проявлять щедрость и великодушие по отношению к людям, с которыми имеешь или собираешься иметь дело: любой добрый посев способен дать добрые всходы в добром сердце…
– Но только лишь в добром сердце, – возразил Бебешка.
Он вскрыл ножом конверт и долго читал и перечитывал письмо, морща лоб и шевеля губами.
– Письмо от моей матери, – наконец объявил он.
– Прочти, – попросил Арбузик, – и если можешь доверить нам содержание письма, прочти его вслух.
– У меня, друзья, нет от вас никаких тайн!.. Читаю с первой до последней строки!..
Дорогой сынок!
Пишу я лично, твоя незабвенная мамочка, мамуленька, мамуленция.
У нас тут всеобщий трам-тарарам. Такие необыкновенные события – гусиным пером не описать! Иные утверждают, что история окончилась. Другие божатся, что только началась. Но если началась, то это действительно что-то неслыханное.
Ты знаешь, я всегда вела дневники, потому что наши крошечные судьбы в конце концов отражают судьбы страны, а может, и всего человечества. Признаюсь, я всегда писала дневники для тебя, но сейчас пишу письма, потому что уже не считаю тебя маленьким: если человек, сколько бы лет ему ни было, задумывается о смысле жизни и начинает осуществлять самостоятельные, разумные планы, он уже вполне взрослый.
Я написала тебе три письма. Первое письмо я отправила в город Херсон, второе – в Стамбул, через Кукушкину, бывшую буфетчицу кинотеатра «Носорог», которая вышла замуж за турка и уехала в Турцию. Этот турок достопримечателен тем, что он накручивает на голову, как на бобину, по 25 метров шёлка и вывозит шёлк за границу под видом своего тюрбана. Правда, теперь этот человек сидит в тюрьме за мошенничество, и всё его имущество конфисковано. К сожалению, мадам Кукушкина узнала об этом слишком поздно. Теперь она проливает горькие слёзы и мечтает вернуться на Родину, но у неё нет ни копейки денег, она зарабатывает себе на хлеб, продавая наряды, которые привезла из нашей глуши.
В Херсоне письмо спросишь на главпочтамте, в Стамбуле – в конторе директора морского порта.
Третье письмо я отправила на Канарские острова, заплатив за него золотую монету, которую когда-то купила у Эвелины, дочери дяди Гоши, – дядя Гоша теперь наш городской голова. Правда, пока он не избран, а назначен, но я уверена, он выиграет и выборы, потому что грозит побить палкой каждого, кто не отдаст за него свой голос. По его словам, это верх демократии – подчиняться палке, как жезлу уличного регулировщика.
После твоего отъезда, в ночь с субботы на воскресенье, в нашем городе и, разумеется, в прилегающих окрестностях наступило настоящее оледенение. Уже появились два белых медведя и какой-то полуголый человек в одном тапке. Обыватели утверждают, что вся эта компания – переодетые грабители, приехавшие к нам на «гастроли» из южных государств и провинций. Говорят также, что белые медведи – это разведчики. А основная масса грабителей явится в костюмах пингвинов, эскимосов и продавцов шоколадных батончиков.
Холодно, холодно, холодно, и завтра завеет не снегом пушистым, а злыми пулями. Уже есть жертвы холодов. Дворник Печёнкин погиб в уличной перестрелке при невыясненных, разумеется, обстоятельствах. Начальник милиции посажен в тюрьму за пристрастное некогда и глубоко ошибочное ведение следствия по делу дяди Гоши, который никакой не спекулянт и не грабитель, а благодетель всех голодных. Его называют теперь повсюду «крестным отцом демократии города».
Попал в опалу и поэт Филофей Огромный. Его больше нигде не подкармливают, работы не дают, и он ходит в дырявом пальто и просит милостыню.
Пущен слух, что в его любимой бочке, в которой он некогда жил, подражая древнегреческому философу, при обыске были найдены два окорока, пуд муки первого сорта, торт и ящик бананов, но всё это, конечно, сплошные выдумки.
Филофея несколько раз допрашивали, и дядя Гоша предложил ему добровольно переселиться на льды Арктики.
Стихов Филофей больше не сочиняет, потому что на голодный желудок они не сочиняются. Филофей перешёл на краткую прозу, которую, как говорят, запечатлевает на заборах. Но и это, по-моему, злой поклёп.
Недавно в очереди перед хлебным магазином Филофей Огромный декламировал свои стихи. Я запомнила целых три строфы, которые и воспроизвожу:
Жаль, что приходит наш час умирать:
худшие мучают лучших.
Всяческих гадов огромная рать
понавалилась всей кучей.
Я затворяюсь в прошедшем, скорбя,
гений, который не признан.
Но утверждаю, планету любя:
буду когда-нибудь издан!
Толстый мой том с золотым ободком
всяк почитает на ужин.
Как хорошо, что рабочим гудком
был я к искусству разбужен!
Ты будешь удивлён, если я скажу, что никто уже не придаёт преувеличениям пылкого Филофея никакого значения.
Все потеряли интерес к поэзии и признали оледенение свершившимся фактом, при котором значение имеет только место у костра или на печи. Все только и мечтают о тёплом местечке, но некоторые при этом рассчитывают получить ещё и иностранные деньги, потому что наши уже сожжены вместо дров.
Оледенение не признал только один чудак – бывший Главный пожарник. Кто мог подозревать, что в его душе существуют возвышенности, с которых он не желает спускаться ни при каких обстоятельствах?
Об экспедиции «Освободителя» городское радио вспоминало до оледенения каждый день. Теперь об этом уже не говорят: нащупали иные темы. Или вообще ничего не нащупали. Но очень поучительно рассказывают про жизненный путь дяди Гоши. Оказывается, он был в детстве профессиональным революционером, и двоюродная его тётя до сих пор живёт в Швейцарии.
Привет от меня и дяди Вани Арбузику. Жду вас обоих в зимних шапках и валенках. Купили вам новые шахматы. Вернее, выменяли их на базаре на мои старые боты.
Подробности обо всём на месте. Твоя мама.
– Ничего не понимаю. Сумбурное письмо, из которого толком ничего не заключить, – пожал плечами Бебешка, окончив чтение. – При чём здесь белые медведи? При чём турок, который накручивает тюрбан из контрабандного шёлка? При чём Филофей Огромный или Главный пожарник?
– Мне кажется, что тётя Муза писала письмо под диктовку, – подала голос Наташа. – Что-то произошло, но она боится сказать прямо. Очереди за хлебом, которых уже сто лет у нас не было, что это означает?.. А потом – гибель Печёнкина в перестрелке. С кем была перестрелка?
– А ты уверен, Бебешка, что всё это написала твоя мать? – спросил Саня Картошкин.
– Уверен. Это её почерк. И, в общем, её стиль. Она хоть и взрослая, но не умеет сосредоточиться на самой важной задаче. Быстро приходит в восхищение, но ещё быстрее теряет терпение. И я был растрёпой и растяпой, пока дружба с Арбузиком не выправила мой характер. Спасибо Арбузику.
