Лицо Машенька зарумянилось и стало под стать её розовому сарафану.
– Ах! – всплеснула руками она, не в состоянии оторвать своего взора от Шурки. – Каков красавчик.
Захарьев после посещения Сивки-бурки действительно был хоть куда. Расшитый золотом кафтан сидел на его ладной фигуре, словно влитый. А изумрудные пуговицы сверкали в тон его зелёным глазам.
Сдержав вздох огорчения, Мартынка поманил мальчишек с коньком вглубь дома. В гостиной, раскинувшись в массивном кресле, их встретил генерал Топтыгин.
– Доброго здоровья, Михайло Потапыч, – отвесил поклон Мартынка, а за ним и гости.
– Астуйте! – прорычал генерал. – Кто такие? Куда путь держите?
– Добры молодцы, – ответил за друзей Мартынка и неожиданно соврал: – Идут со Змеем Горынычем силой богатырской меряться.
– Доброе дело, – качнул своей громадной головой Топтыгин. – Давно пора змея прищучить, а то поля мои как не потопчет, так пожжёт. И я бы с вами пошёл, да года мои уж не те, чтобы по лесам да по долам шататься.
– А кто там такой неказистый да горбатый за молодцами прячется? – сощурил Топтыгин свои подслеповатые глазки.
Конёк гордо выступил вперёд.
– Конёк-Горбунок! – сказал он громко и неодобрительно покосился на Мартынку. – Сопровождаю молодцев до места назначения.
– О-о, – протянул генерал, – ежели тут сам Горбунок, то виктория[89] будет за вами.
– Машенька! – вдруг заревел он так, что стены дрогнули. – Всё, что есть в печи, всё на стол мечи!
Тотчас вбежала лёгконогая Машенька. За ней вошли два барсука. В передних лапках перед собой они держали подносы, на которых в три этажа высились тарелки.
Барсуки застыли, как изваяния, а Машенька принялась ловко выставлять на стол дымящиеся блюда. Да так споро, что Лера, Шурка, Горбунок и Мартынка залюбовались её работой. Лишь старый генерал смотрел сердито.
– А где, – прорычал он, – мои любимые пироги с зайчатиной?!
Машенька ласково улыбнулась.
– Зайчатина ещё не поспела, – пропела она ласково.
– У-у, – недовольно замотал головой Топтыгин, – как долго растут эти зайцы.
– Какие зайцы? – удивлённо посмотрел Лера на Мартынку.
– А те, которые в полях Михайло Потапыча водятся, – не моргнув глазом, ответил тот.
– Это что же, – опешил Шурка, – вы их…
– Ага, – кивнул Мартынка, – холим, лелеем, а как созреют, так сию минуту на пироги пускаем.
Барсуки при этих словах вроде как пританцовывать стали, переминаясь на задних лапках в предвкушении расправы над зайцами. Друзья в расстерянности переводили взгляды с Мартынки на Машеньку, с Машеньки на Топтыгина.
– Угу, угу, – кивал генерал, запустив лапу в первое попавшееся блюдо.
– И много зайцев? – робко поинтересовался Шурка.
– Тысячи, – с нежностью посмотрела на него Машенька, отчего лицо Мартынки вновь стало хмурым.
Шурка с опаской покосился на Михайло Потапыча.
«Ого, – подумал он. – Похоже, генерал намного опасней Сергея Вервольфовича. Не успеешь опомниться, как слопает нас вместо зайцев».
– А как же иначе, – кивнул Топтыгин. – Ведь я есть первое лицо в наших лесах. Право имею.
– Вы что же, – ужаснулся Шурка, – и мысли читаете на расстоянии?
– Понятное дело, – ухмыльнулся Михайло Потапыч, – на то я и генерал. Вот загадай чего-нибудь.
Шурка пожелал побыстрей покинуть имение Топтыгина.
– Правильно, – махнул лапой медведь, – пирожки с зайчатиной я тоже обожаю. Угадал?
– Ага, – радостно кивнул Шурка, поняв, что генерал лишь бахвалится да напускает на себя важности.
Друзья ещё долго сидели за генеральским столом, слушая рассуждения хозяина о видах на нынешний урожай малины и о трудоспособности медоносных пчёл. Говорили и о политике. Михайло Потапыч был уверен, что если к власти придёт Иван-дурак, то всё в их царстве-государстве пойдёт кувырком. Лера утверждал, что крестьянский сын будет самым честным правителем на земле.
– Да кому она нужна – честность? – рычал Потапыч. – Честный должен на базаре торговать, а не царством править.
– Это почему же?
– А потому, что такого царя бесчестные соседи тотчас вокруг пальца обведут и в лужу посадят. А нам – государевым подданным – оттого одни беды будут. Ум нужен!
– Честность уму не помеха, – стоял на своём Лера. – Вот вы честный, а в генералы вышли.
– Но я же не дурак, – ухмылялся Топтыгин…
Так они сидели, хлебали щи меж разговорами, едали гречу с маслицем да чай пили с мёдом.
Машенька с помощниками то подавала на стол блюда, то убирала со стола грязную посуду. И всякий раз, когда появлялась в гостиной, поглядывала на красавчика Шурку. Шурка от этого сиял, словно начищенный до блеска медный самовар, а Мартынка сердился. Не нравилось вдовьему сыну, что невеста его вдруг стала заглядываться на захожего гостя.
Спать разошлись, когда уже на небе звёзды высыпали.
– Покойной ночи, – рыкнул на прощание генерал. – Завтра поутру жду к столу – беседу нашу продолжим.
Один из улыбчивых барсуков отвёл Конька-Горбунка в конюшню. А его напарник завёл друзей в горницу[90] на второй этаж. Едва мальчишки прилегли на пуховые перины, как тотчас уснули богатырским сном.
Разбудил друзей Мартынка. За окном белела предрассветная мгла.
– Вставайте, – прошептал он таинственно. – Пока все спят, отведу вас от греха подальше на место заветное.
Мальчишки вспомнили о не съеденных медведем пирогах с зайчатиной, и сон их улетучился в мгновение ока. Похоже, племянник солдата Иванки спешил уберечь их от беды.
Быстренько собрались, тихонько спустились во двор и вывели из конюшни Конька-Горбунка.
– Держите, – выдал каждому по бублику Мартынка.
– Охота в такую рань тягаться, – громко зевнул конёк.
– Тсс! – приложил палец к губам Мартынка.
Осторожно прикрыв за собой ворота, они свернули в сторону и вскоре дворами вышли на поле. Трава на поле была выше пояса и какая-то лопушистая.
– Что это за растение такое? – сердился Шурка, путаясь ногами в необычных зарослях.
– Зайчатина, – улыбнулся Мартынка.
– Зайчатина? – не поверил Лера.
– Ну, да, – подтвердил уже серьёзно Мартынка. – Это соя, очень питательное растение. Бобы сои не хуже мяса. Поэтому мы её так называем. Генералу нравится, и нам весело. Вот зайчатина поспеет, и мы всей усадьбой выйдем в поле.
– Так вы врали про тысячи бедных зайчиков, – понял Шурка.
– А ещё соврали, что мы со Змеем Горынычем идём сражаться, – не дал рта открыть генералову слуге Лера.
Но Мартын вдовий сын и глазом не моргнул.
– Михайло Потапыч, – пояснил он с холодным спокойствием, – Змея Горыныча на дух не переносит. Вот я про Горыныча и сказал, чтобы, значит, старику приятно сделать.
– Обманывать нехорошо.
– Да разве это обман? – опять заулыбался Мартынка. – Вам вон ещё сколько по нашему царству топать. Обязательно Горыныча встретите. А раз вы добры молодцы, – тут он с лёгкой усмешкой глянул на Шурку, – то и сразиться с ним должны непременно. Надо же добру против зла бороться.
Шурка вспомнил битву с морским змеем и поёжился – перспектива сражения с Горынычем была не из радужных.
– Странно, что вы с вашими способностями и волшебным колечком в сельской местности пропадаете, – съязвил он.
Мартынка помрачнел.
– Конечно, – сказал он, понурив голову, – в сказках сказывают, мол, я к царю в зятья набиваюсь. Но это совсем не так. Для меня нет лучше царевны, чем Машенька.
За соевым полем рос дремучий лес. Шли по нему недолго. Мартынка довёл до пересечения двух лесных дорог и остановился. На росстанях[91] стояла стоймя камень-плита с надписью.
– Направо поедешь, – прочитал Лера, – себя спасать, коня потерять. Налево поедешь – коня спасать, себя потерять. Прямо поедешь – женату быть[92].
– Ну и зачем нам это надо? – с укором посмотрел на Мартынку Шурка. – Нам гномы нужны.
– Да вы ведь не конные, – удивился солдатский племянник. – А пешему торная дорога и ни к чему вовсе. Можно малой тропиночкой обойтись. Вот этой, к примеру.
И он указал на заросшую травой едва заметную тропу, уходящую от перекрёстка не направо, не налево, не прямо, а в совершенно ином направлении.
– Идите по тропинке, никуда не сворачивайте, нигде не останавливайтесь и прямо к гномам попадёте, – заверил Мартынка. – Место там приметное – скала высится, а под скалой вход в подземелье.
Сказал и посмотрел на солнышко, которое уже запустило свои первые лучи в лесную чащу.
– Ступайте с Богом. А я обратно поспешу. Генерал проснётся – меня затребует. А меня не будет, он осерчает, и может Машеньку обидеть.
И вдовий сын, не прощаясь, зашагал прочь.
