Прошли за флигель и тропкой, что вилась среди цепкой колючей дерезы, начали спускаться к церкви Рождества Богородицы. В груди стучало всё сильнее и сильнее. И что это за свойство такое у темноты — каждый кустик населять ужасными, странными существами, которые шевелятся там, готовые вот-вот кинуться на вас. Даже места, днём весёлые и светлые, кажутся ночью страшными и зловещими. А что уж говорить о кладбищах, церквах, подземельях, куда и днём-то не очень весело заходить.
Внезапно, словно извещая кого-то о нашем приходе, покатился с неба звон. Раз… Другой… Третий… Мы остановились, вглядываясь в зловещую темноту. Было такое чувство, что колокол забивает нам в сердце какие-то ледяные гвозди. Бомм!.. Бомм!.. Бомм!..
— Ча… часы на Лавре… двенадцать бьют! — прошептал Ява.
Мы пошли дальше. Мы не сговаривались, но оба старались ступать как можно тише, почти беззвучно — будто хотели, чтобы не услышал тот, кто подстерегал нас за каждым кустом. По спине и затылку бежали мурашки, словно чьи-то руки тянулись к нам из темноты и щекотали сзади. Я старался не оглядываться, чтобы вдруг не увидеть зелёные глаза.
Когда мы были уже у самых ворот, в кустах что-то зашуршало, там кто-то метнулся и вскрикнул. Мы присели, затаились, втянули головы в плечи. И я так стиснул пистолет, что чуть не выстрелил. Хорошо, что спусковой механизм у этого стартового рассчитан на спортсменов и очень тугой, а то я наверняка бабахнул бы с перепугу у себя в кармане. Пропали бы тогда мои новые шевиотовые брюки.
Прошла минута. Никто не нападал. «Это, наверно, кто-то из Будкиных друзей», — решили мы, подняли головы и расправили плечи.
«Нельзя, чтоб они решили, что мы боимся, — подумал я, — нужно идти, печатая шаг, и смеяться…» Но мои ноги не слушались, и на плоских камнях сводчатого подворья «Звонницы на Дальних пещерах» пошли опять по-кошачьи — тихо и беззвучно. А смех так глубоко застрял у меня внутри, что даже сам я его не услышал. Зато я услышал другое. Из-за надгробия на могиле генерала Кайсарова вдруг донёсся приглушённый голос:
— Да перестань… Раз уж так, заведём — и всё… Никто уже не придёт… Просто не смогли выйти из дому. Точно… Голос был знакомый, но не Будкин.
— Ошибаетесь! Мы пришли! — неожиданно громко сказал Ява.
Я даже вздрогнул.
— Га! — будто испуганно гакнули за надгробием. И на фоне неба над каменной глыбой появились три головы.
— А… это вы, — послышался голос Будки, в котором звучало, как мне показалось, не то разочарование, не то недовольство — будто он ждал кого-то другого.
Они вышли из-за памятника. Будка, за ним небольшой хлопчик, которого мы заметили ещё во время драки, и высокий, худощавый малый в чёрной маске — должно быть, «чувак».
Я невольно вздрогнул: что ни говорите, а чёрная маска ночью, да ещё в таком месте, производит нехорошее впечатление. «Да, приходится вздрагивать чуть не каждую минуту. Если дальше так пойдёт, то я буду непрерывно дёргаться и дрожать как в лихорадке. Нужно взять себя в руки», — подумал я. Но брать себя в руки было не так-то просто — не давался я себе в руки!
— Фонарики у вас есть? — спросил Будка.
— Нету.
— Это плохо.
Конечно, плохо, мы и сами знали. Но что поделаешь?.. Как назло, тот «динамический», что я когда-то подарил Яве, сломался, а «батареечного» мы как-то по глупости не достали и у дяди дома не было (вот если б знать, что у нас будут такие ночные приключения!). На всякий случай взяли мы коробку спичек. Да разве сравнишь спички с фонариком!
— Ну ничего, у нас есть, как-нибудь обойдёмся. Мне показалось, что Будка был даже рад тому, что у нас нет фонариков.
— Идём! — не давая нам опомниться, сказал Будка.
Мы вышли со двора Лавры за крепостную стену. От самого подножия стены сбегала вниз деревянная узенькая лесенка с перильцами.
Над лесенкой нависли ветви деревьев, темно было, хоть глаз выколи, и казалось, что мы спускаемся в самую преисподнюю.
Откровенно признаться, мне было страшно и очень хотелось как-то дать понять этим крокодилам, что у меня есть пистолет, и если они что-нибудь, то я… Но как это сделать, я не знал.
Будка и «чувак» освещали дорогу карманными фонариками, но от этих двух дрожащих пятен света, что прыгали по ступенькам, было, по-моему, ещё страшнее. Спустившись вниз, мы почему-то снова начали подниматься вверх (и опять-таки вдоль стены Лавры). Поднявшись немного, свернули направо и пошли по асфальтированной дорожке, которая извивалась между ветвистых деревьев. Шли молча. Наконец я отважился и шёпотом спросил у Будки, который шёл рядом со мной:
— А почему этот… в маске?
— Для конспирации, — таинственно прошептал Будка. — Я же вам говорил — его милиция ищет…
«Тю, — подумал я, — по-моему, в наши дни чёрная маска не только не маскирует, а наоборот. Если ты идёшь, как все, то ещё можно как-нибудь проскользнуть, чтобы тебя милиционер не заметил, а если ты в чёрной маске, милиционер тебя тут же — цап! — и в отделение».
И вдруг меня стукнуло, что теперь-то самое время сказать.
— Ничего, — говорю, — милиция нам до лампочки! У нас кое-что есть! Вот посвети.
Будка направил свет фонарика на мой карман, и я наполовину высунул стартовый пистолет.
— Что?!
— Да ведь мой дядя… (Тут я чуть было не сделал промашку, чуть было не сказал «в милиции работает», но вовремя спохватился — только ведь было «милиция до лампочки».) Ведь мой дядя пограничник, — говорю. — Так вот мы и прихватили у него на время «Макарова»… Как раз на случай милиции…
— А… а это… это здорово… это хорошо… — промямлил Будка. Такого он никак не ожидал.
Ява пристально посмотрел на меня — он стоял совсем близко, и при свете фонарика я хорошо видел его взгляд. Он означал: «А как же наш уговор насчёт вранья и щелчков?» Я в ответ кивнул: «Не бойся, мол, всё правильно; если врагу говорят неправду, то это никакая не брехня, а тактика…» «Чувак» и другой малый шли впереди, нашего разговора не расслышали и ничего не поняли. И когда мы двинулись дальше, Будка как бы ненароком оторвался от нас и приблизился к «чуваку».
— Что там такое? — тихо спросил «чувак».
— У них пушка, — совсем тихо сказал Будка, думая, что мы не услышим.
Но у меня такой слух…
— Настоящая? — встревоженно прошептал «чувак».
— Системы Макарова… У него батька пограничник.
— Да?.. Она, наверно, без патронов.
Больше перешёптываться они не смогли, так как мы их нагнали. Мы сделали вид, что ничего не слышали. То, что они пришли в замешательство, было ясно. И это хорошо! Пусть знают, что с нами шутки плохи. Если они задумают что-нибудь, мы им…
Мы свернули с асфальтированной дорожки и пошли по склону вниз, продираясь сквозь заросли. Потом остановились… При тусклом свете карманных фонариков мы увидели выложенный старым замшелым кирпичом вход в какой-то подземный коридор. Выбегая оттуда, журчал у нас под ногами ручеёк.
— Вот она… пещера Лихтвейтеса, — торжественно сказал Будка.
— Лейхтвейса, — не без ехидства поправил Ява. (Конан-Дойля мы знали не хуже их!)
Из пещеры «Лихтвейтеса» пахнуло сыростью и холодом. И мне показалось, что оттуда тянет могилой. Бррр!..
— Так, может, мы тут подождём, а он вынесет? — кивнул я на «чувака».
— Ну, если вы боитесь, пожалуйста… — насмешливо сказал Будка.
Вот гад! Ну ладно!
— Идём! — скрипнув зубами, сказал я.
Что бы там ни было, я должен достать часы!..
— Идём! — сказал Будка.
Первым в пещеру, пригнувшись, вошёл «чувак», вторым Будка, потом я, за мной Ява, последним должен был идти маленький. (По как потом выяснилось, он в пещеру даже не заходил, а сразу пустился домой.)
Подземный коридор был невысокий и узкий, идти можно было только гуськом, пригнувшись. Мы шлёпали босыми ногами по мокроте, ноги сводило от холода. Я вдруг остро почувствовал, что я под землёй, — вокруг меня сырость, потёмки и страх. И земля будто давит на меня, душит сверху, со всех сторон. Ну точнёхонько как в могиле.
«Чувак» и Будка, которые шли друг за другом впереди меня, освещали себе дорогу фонариками и сливались в один двуголовый, четверорукий и четвероногий силуэт. Мы повернули один раз, второй — вправо, влево… Мне уже казалось, что вот-вот (как это всегда бывает в приключенческих романах) мы выйдем в высокую, освещённую залу пещеры, где в большом сундуке с награбленными сокровищами лежат «наши» часы… И вдруг…
Вдруг мне словно накинули на голову одеяло. Двойной силуэт «чувака» и Будки исчез. Сплошная непроницаемая тьма окутала меня. Я невольно остановился. И сразу почувствовал, как Ява наткнулся на меня сзади.
— Что? — приглушённо спросил он.
— Эй! Где вы? — сдавленно крикнул я. И замер, напрягая слух.
В ответ ни слова. Только чёрная, холодная подземная тишина. Лишь где-то в глубине этой тишины слышался шум воды — как будто из водосточной трубы.
— У-у, гады! — в отчаянии крикнул я. — Стой! Стрелять буду! — и, выхватив из кармана пистолет, что есть силы нажал на спуск.
