— А как же!.. Теперь будем спокойно спать… Сообразительный мальчишка.
Одик помрачнел.
Неужели Илька и вправду поклялся больше не лезть в сад? И вдруг подумал: «А я бы мог полезть?»
Карпов ушел ужинать и скоро вернулся, очевидно выпив свою неизменную рюмку легкого вина, и стал ходить по саду, осматривая абрикосовые и гранатовые деревья.
Виталика не было видно. Недоволен был отцом, что ли, за то, что тот не послушался его и не вызвал милицию, а отпустил Ильку с миром, да еще с клубникой? Кончив осмотр сада, Карпов громко зевнул, с силой потер, точно массировал свою грудь — этот жест он очень любил, — и сказал Одику:
— Пойду искупаюсь. Люблю купаться на закате. Бодрит.
Одик ждал, что он скажет дальше.
— Не хочешь со мной? — спросил Карпов.
— А Виталик?
— Не в духе он что-то, — ответил Карпов и улыбнулся. — Не угодили мы ему чем-то.
— Видно, — проговорил Одик.
— Характерец у него, скажу я тебе! Норов! Вырастет — меня за человека считать не будет. Ну, так идешь?
— Меня что-то знобит — простыл, — соврал Одик и для большей убедительности кашлянул.
— А-а, тогда не нужно, здоровье — прежде всего. — И Карпов ушел своей легкой, несмотря на изрядный вес и годы, походкой к морю.
Все следующее утро Одик лежал с родителями у воды и не спускал с пляжа глаз — нет, ребят нигде не было. Тогда он перевернулся на другой бок и посмотрел на далекий Дельфиний мыс, дымчато-синий, можно сказать — легендарный, плывущий в мареве нагретого воздуха.
Нет, лучше не смотреть на него!
Все утро, до самого солнцепека, он пролежал на гальке и уже не скучал: его голова была забита разными мыслями, сомнениями, предположениями. Оля подбирала обкатанные прибоем голыши, а отец жарко спорил о чем-то с преферансистами у столика.
Мама, конечно, сразу почувствовала перемены в настроении Одика.
— Ты что, рассорился со своими друзьями?
— Откуда ты взяла?
— Иначе б не валялся сейчас с нами.
— Ну да!
Ничего лучшего ответить он не нашелся.
— А когда покажете амфору? — спросила мама. — Ты ведь обещал.
— Немножко попозже.
— Это я уже слышала от тебя… Какие-нибудь неприятности?
— Что ты! Все в порядке! Прекрасно! — поспешил заверить Одик и, кажется, перестарался, потому что мама недоверчиво посмотрела на него и покачала головой. Но разве можно было что-то объяснить ей? Ведь и сам он понимал далеко не все.
Потом солнце достигло зенита, стало неимоверно печь, и мама погнала его с Олей домой и сама ушла: принялась готовить обед. После обеда все улеглись, и когда уже крепко спали, Одик осторожно выскользнул во двор, дошел до автобусной остановки и поехал в сторону Дельфиньего мыса. Ехать пришлось не больше пяти минут. Потом он быстро добрался до берега. Здесь было по-прежнему пустынно, если не считать небольшой брезентовой палатки каких-то туристов.
И еще Одик увидел в море, не очень далеко от берега, одинокого купальщика. Ребят нигде не было — ни здесь, ни у Дельфиньего мыса. Одик шел по берегу и жмурился от солнца. Вдруг он заметил на гальке чьи-то штаны и остановился: это были латаные шорты Катрана, а рядом лежали его же рыжие босоножки… Так это он купается?
— Жора! — крикнул Одик и посмотрел в море, но оно было пустым.
Видно, Катран нырнул.
Скоро на поверхности появилась голова и снова исчезла. Странно было, что он один. Когда Катран вынырнул, Одик закричал громче, замахал руками, и тот подплыл к нему. Губы у него посинели и подрагивали.
— Чего надо? — недружелюбно спросил Катран, подняв на лоб маску.
— Где все ребята?
— А я откуда знаю? Ты что тут болтаешься?
— Так.
— А чего один?
— А с кем я еще должен быть? — спросил Одик.
— Ни разу не видел тебя без сестренки.
— Спит, — сказал Одик и подумал, что, наверно, Катран переругался, перессорился со всеми или не хочет встречать Мишу, потому что не послушался его и налет кончился полным провалом. — А ты что здесь ищешь?
— Ничего, просто так.
— Еще одну амфору нашел?
— Хватит! Чтобы опять в шею погнали?.. А Краб ваш — вот гад! Слыхал? — И, не дав Одику вставить слово, добавил: — А Илька-то каков оказался! Сталь, а не человек.
Одик кивнул головой и промолчал. Потом снова спросил:
— А ты что все ныряешь?
— На рыб охочусь.
— А где же подводное ружье?
— Я без ружья, просто наблюдаю пока… Ну, всего! — Катран спустил со лба на глаза маску с толстым стеклом, боком плюхнулся в воду и исчез из виду. А Одик пошел к пляжу Скалистого.
В этих одиноких ныряниях Катрана было что-то подозрительное: не такой он человек, чтобы просто так нырять в пустынных местах и любоваться подводным ландшафтом.
Ну, почему Катран говорил с ним сердито, это ясно: конечно, Илька рассказал, что он, Одик, не выручил его. Хорошо хоть, Катран не тронул, а то мог бы… Но почему Илька ушел от Карпова с корзинкой клубники? Значит… Значит, Карпов остался доволен им? И вообще, в тот день, когда Илька ушел с их двора, у Карпова было преотличное настроение… А то, что он, по словам учителя, не очень хороший — это уж точно!
У Одика было трудное положение: с одной стороны, он был причастен к Мишиной группе — и Федора Михайловича знал, и был посвящен в тайну Дельфиньего мыса, и даже амфору, можно сказать, спас. Но, с другой стороны, он не выпустил из сарая Ильку, а ведь мог бы… Ну конечно, мог бы! Уж если бы об этом попросил Катран, или Костя, или Толян, или даже Вася — обязательно снял бы замок.
Да, Катран был не очень ласков с ним — это ничего. Но… Но, если признаться, до чего ж боялся Одик встречи с Илькой!
Мальчишки долго не встречались Одику. Он, конечно, мог бы зайти к Мише, но не хотел. Увидеть бы их случайно на пляже. Но они куда-то исчезли. Одик весь исстрадался от ожидания. Наконец он стал искать встречи с ними, но так, чтобы они не догадались, что он ищет их. На третий день, не выдержав, Одик побрел по пляжу в сторону, противоположную Дельфиньему мысу, прошел мимо глыбы, с которой Катран с Илькой сняли его с Олей, и двинулся дальше, где были причалы — рыбацкий и пассажирский, для рейсовых теплоходов.
И здесь ему невиданно повезло: он увидел мальчишек!
Рядом с рыбацкими сараями они красили баркас, лежавший кверху днищем на брусьях. Вон сосредоточенно водит по обшивке кистью Миша, вон палочкой помешивает краску в ведерке черный, голый по пояс Катран, а Илька, рослый, в веснушках — даже, казалось, с носа капают! — красит киль…
Одик приостановил шаг и стал наблюдать за ними издали.
— Эй, Одька, ты чего не идешь? — крикнул Вася. — Топай сюда!
«Разыгрывает, — подумал Одик, — могут сильно насовать. Ну и пусть, ведь не убьют же? А если и захотят, Миша не позволит». Всерьез он боялся одного Ильку. От него можно было ждать всего, и в любом случае он был бы прав. Одик внимательно смотрел на него — лицо у Ильки вроде бы оставалось прежним — и, осмелев, подошел к ним.
— Ты где пропадал-то? — спросил Вася.
«А вы где?» — хотел спросить Одик, но не спросил.
— Нигде.
И опять посмотрел на Ильку: вот-вот оторвет от киля кисть и мазнет его крест-накрест по лицу.
Илька не мазнул.
— Мы тут Катрану помогаем, — пояснил Вася. — А то его братец запарывается с планом.
Одик выдавил улыбку. И опять поглядел на Ильку.
И тут он заметил: Илька старается не смотреть на него. Он работал, отвернув от него лицо, неудобно вывернув шею. Верно, мазнул бы, стукнул бы, да побаивается ребят.
— Илья, — сказал Миша, — передвинь, пожалуйста, сюда ведро…
Ого, как он с ним вежливо! С чего бы это?
— Давайте скорей кончим — и купаться, — крикнул Катран, — сил никаких нету!
Скоро они докрасили баркас и гурьбой побежали к морю, на ходу стягивая майки. Лишь Одик не торопился раздеться. Катран уже кинулся руками вперед под волну; Миша, нырнув, плыл где-то у дна; почти все уже бултыхались и с визгом брызгались, а Одик все медлил. Да еще Илька не спешил броситься в воду.
Вдруг он обернулся к Одику.
— Ты как лучше плаваешь, брассом или кролем?
На лице его не было и следа прежней резкости и злобы. Оно было обычное, даже приятное, и пестрые брызги веснушек совсем не портили его. До чего ж он, Одик, плохо еще разбирается в людях! Илька знает: нечего обижаться на него — если не отпер дверь, значит, не мог. И Одику вдруг захотелось побольней хлестнуть себя за свою недоверчивость.
— Лучше всего стилем «топор», — сказал он.
Илька засмеялся.
— Нет, ты правда?
— Ага. — Одик мотнул головой. — Я совсем бездарный в воде.
— Хочешь, научу? — сказал Илька. — Сегодня же будешь плавать… К вечеру! Только воды не бойся.
— Не научишь, — проговорил Одик.
