Вскоре поравнялись с владениями Потапыча.
— Зря стараемся, — сказал Гундера. — Глыбин не дурак, чтобы одолевать залив вплавь. Он на косу выскочил, не иначе.
И словно в подтверждение его слов на косе вдруг раздались встревоженные выкрики:
— Эй, ты куда? Куда? Не лезь, а то всыплю! — Голос принадлежал Потапычу. — Ложись! Ложись, говорю!
Павлик прислушался, ожидая выстрела. Однако Потапыч почему-то медлил. «Ведь Глыбин прикончит его…» — ужаснулся мальчуган.
— Там Глыбин! Глыбин там! — теребил он Лобогрея.
Рыбак направил баркас к берегу.
— Не причаливай! Назад! Назад!
Сторожа нигде не было видно, но голос шел откуда-то с земли.
Павлик заметил Потапыча метрах в двадцати от того места, куда причалил баркас. Старик лежал за бугром, выставив ствол ружья. Павлику стало жаль сторожа: «Как он переживает, бедненький! Думает, что мы воришки…»
— Дедушка! Дедушка! — позвал он старика. — Не бойтесь, мы с сейнера, рыбаки!
— Чего? — удивленно и в то же время обрадованно спросил Потапыч.
— Мы с сейнера! — повторил Павлик. — Я тот мальчик… Помните?
Потапыч, узнав его, привстал на одно колено.
— Это ты, рыбачок? — Старик взял ружье в правую руку и начал осторожно приближаться к баркасу. — И что за побегушки в ночную пору? — ворчливо говорил он.
— Преступника ловим! — выпалил Павлик.
— Преступника?! — переспросил сторож. — У-лю-лю!
Вблизи Павлик увидел, что у Потапыча не ружье, а обыкновенная палка. «Солью всыплю», — вспомнил он слова старика. — Хорошо, что Глыбин стороной пробежал. А то под горячую руку…»
Лобогрей спросил у Потапыча, куда скрылся беглец.
— На ту сторону подался. — Потапыч махнул палкой поперек косы. — Летел, как ошпаренный. Напролом. Чуть меня не опрокинул. А в честь чего вы за ним гоняетесь?
— Набедокурил, — ответил Лобогрей.
— Преступник! — опять выпалил Павлик.
— Ну ладно, — сказал рыбак сторожу. — Извините, надо спешить.
Лобогрей уперся лопастью весла в дно и с силой оттолкнул шлюпку от берега. Снова налегли на весла. Сейнер остался далеко позади, его огоньки были чуть заметны. Лобогрей пристально всматривался в темный берег, выбирая место для высадки.
— Ага, нашел! — воскликнул он. Притабанивая левым веслом, рыбак сильно загребал правым. То же самое делал и Гундера.
Шлюпка ткнулась носом в берег метрах в двух от кромки воды. Едва Лобогрей и Павлик успели спрыгнуть с нее, как из-под крутого обрыва, нависшего козырьком над самой водой, раздалась властная команда:
— Руки вверх! Ни с места!
Это было так неожиданно, что рыбак и мальчуган попятились на зад.
— Ни шагу! Руки вверх!
От черной стены обрыва в упор ударил острый, слепящий луч электрического фонаря. Павлик съежился под этим лучом.
— Выходи по-одному! — строго приказал тот же голос.
Лобогрей пожал плечами и захлюпал к берегу, держа руки над головой. Павлик поплелся за ним. Иван Иванович, недовольно сопя, шел третьим.
Павлик догадался, что они наткнулись на пограничный наряд, и обрадовался. Сейчас пограничники узнают обо всем случившемся и отправятся вместе с ними на поиски Глыбина.
— Дяденька, мы свои! — выкрикнул он взволнованно. — Мы сами преследуем…
— Не разговаривать! — оборвал его другой голос, справа. — Выше руки!
В ту же секунду сзади раздался гулкий хлопок выстрела, и в небо взметнулась зеленая ракета, озарив трепетным светом весь берег.
«На заставу сигналят», — догадался Павлик. Он представил, как там сейчас засуетились пограничники, поднятые по тревоге. Ему стало не по себе. Не такую встречу рисовал он в своем воображении, когда кидался со спардека в море. Ведь если даже ночные гости оказались просто ворами и спекулянтами, а не диверсантами, все равно это — враги, их нельзя щадить. И Павлик думал: встретят его с распростертыми объятиями, похвалят за проявленное мужество и находчивость. А что вышло? Ведут под дулами автоматов, как вражеского лазутчика. Сколько пропадет драгоценного времени! Пока будут разбираться, что к чему, Глыбин доберется до берега, «черный парус» нырнет в какой-нибудь глухой заливчик, а тогда ищи ветра в поле…
— Дяденька! Ведь бандиты удерут! — опять подал он голос, замедляя шаг.
— Прекратить разговоры! Вперед! — прозвучало неумолимо.
Их передали другим пограничникам, прибежавшим на сигнал. И снова в чуткой тишине монотонный хруст песка под ногами…
«Удерет Глыбин, — думал Павлик. — Конечно, удерет…»
Павлика, Лобогрея и Ивана Ивановича продержали на заставе часа два. Молодцеватый стройный капитан к рассказу задержанных отнесся с большим вниманием. Он тут же распорядился выставись добавочные посты, а сам позвонил в доброславскую милицию. Капитан послал на сейнер четырех пограничников, чтобы выяснить: действительно ли задержанные являются теми лицами, за которых себя выдают?
Павлик все время нервничал, думая о Мыркине. Как он себя чувствует?
На рассвете в сопровождении трех милиционеров, которые прибыли из Доброславска вместе с врачом скорой помощи, Павлик, Лобогрей и Иван Иванович пришли к баркасу. Павлик опередил всех и сидел в ожидании на баке. Сердце у него тревожно сжималось. На палубе «Альбатроса» Павлик тоже очутился первым. Он даже не обратил внимания на Малька, который с радостным визгом бросился ему навстречу. Митрофан Ильич едва успел поймать мальчугана за руку.
— Жив, Павлуша? Цел? — суетился около Павлика старый рыбак. — Тебя не задели?
— Нет, не задели, — нетерпеливо отвечал Павлик. Митрофан Ильич понял, что волнует его, и сказал, указывая рукой в проход:
— Там он, в каюте…
— У-умер? — со слезами в голосе спросил Павлик.
— Что ты! — замахал на него руками Митрофан Ильич. — Юра живой, только руку ему повредили. Да он у нас молодец, еще и улыбается…
Мыркин лежал на нижней койке. Лицо у него было бледное, скулы, нос заострились, веки прикрыты.
— Он без сознания? — спросил Павлик у Черноброва.
Но механик не успел ответить: вошел врач. Надев белый халат, он выпроводил Павлика из каюты. Чернобров встал в дверях, чтобы никто не помешал осмотру больного.
Павлик направился на бак, где шумели рыбаки. Брагу мальчуган увидел под стеной надстройки. У боцмана были туго связаны руки за спиной. Ноги тоже стягивала веревка. Он вприщур следил за милиционерами, которые разглядывали на трюмной крышке подмокший рюкзак и квадратный тюк.
Майор развязал гуж рюкзака, и Павлик увидел, что рюкзак битком набит соленой скумбрией.
— Рыба одна в одну, — констатировал майор, разглядывая верхний слой скумбрии. — Подбирали на совесть. — Он обратился к сержанту, заглядывавшему в прорыв на уголке тюка: — У вас там что-то пахучее?
— Так точно, товарищ майор! Лавровый лист.
— Тоже ценная вещица. Тюк где нашли?
— В каюте капитана. Под нижней койкой.
— Вы сами осматривали каюту?
— Нет. Тюк обнаружили рыбаки. Мы обыск отложили, потому что там лежит пострадавший.
По распоряжению майора тюк и рюкзак сержант и старшина перенести на баркас. Когда они вернулись, майор кивнул на трюм:
— Обследуйте!
Обыск в глыбинской каюте решено было произвести после того, как оттуда выйдет врач. Митрофан Ильич не отходил от дверей каюты. Он слышал, как стонал и скрипел зубами радист, как он внезапно вскрикнул и потом затих. А спустя несколько минут из каюты вышел врач. Митрофан Ильич бросился к нему:
— Рука сломана?
— Нет, — ответил врач. — Была в локте вывихнута.
— Была? А сейчас?
— Через недельку будет работать, как правая.
— Вот спасибо! Вот уж спасибо! — приговаривал старый рыбак, идя вслед за врачом.
На корме врача встретил майор.
— Как дела? — спросил он.
— В порядке. Вывих в локтевом суставе был.
— Значит, вас можно переправлять на берег?
— А вы разве остаетесь на судне? — в свою очередь опросил врач.
— Да. Команда говорит, что сейнер идет в Доброславск. Им нужно брать горючее и воду. Заодно доставят и этого, — он кивнул на Брагу. — Дружка его взяли под Соковинцами и уже туда отправили.
— Понимаю, — перебил врач и добавил: — В таком случае и я останусь здесь. Прогуляюсь по морю.
— Не возражаю, — улыбнулся майор. Он распорядился, чтобы изъятые при обыске вещи с баркаса перенесли на сейнер. Подозвав Лобогрея, майор попросил отправить на берег старшину, чтобы тот сообщил о его решении водителям милицейской автомашины и скорой помощи.
В доброславский порт «Альбатрос» входил на закате солнца. В городе кое-где засветились окна. На высоченных трубах заводов и фабрик мерцали рубиновые огоньки. Где-то за большим красивым зданием морского вокзала перекликались тепловозы. У пирса стоял теплоход, такой огромный, что, перенеси его на берег, он занял бы, пожалуй, целый квартал. Освещенные иллюминаторы смотрели на бухту, точно веселые глаза. Корабль сиял белизной от красной черты ватерлинии до самых макушек мачт. С верхней палубы лилась плавная музыка. У другого пирса стоял теплоход поменьше, но тоже весь белый, как чайка.
