Но Джон, казалось, думал иначе:
— И что же ты предлагаешь делать?
— Делать? Но слишком поздно делать хоть что-нибудь.
— Э нет, Фрейн. — Теперь в голосе босса явственно слышалось раздражение. — Никогда не бывает слишком поздно. Не забывай, все те деньги, которые ты сочинил, уже сидят в одобренном бюджете. Позволь предложить тебе три варианта. Первый: мы действительно тратим эти средства на танки и пулеметы и вторгаемся в Альберту. Второе: оставляем их себе и уподобляемся Руперту Скеггсу. И третье: сознаемся, что это была ошибка, и находим козла отпущения.
— Ко-козла отпущения?
— Боюсь, что без него не обойтись. Если ты, конечно, предпочитаешь третий вариант.
В какой-то момент лавры Скеггса показались Фрейну невероятно привлекательными. Но он не поддался слабости и попытался собраться с мыслями.
— А мы не могли бы каким-нибудь образом все прикрыть? Положить, скажем, деньги в резерв на будущие непредвиденные обстоятельства?
Но идея о козле отпущения, кажется, прочно засела в голове Джона.
— Если уж средства массовой информации вцепились во все это, то поздно прикрывать. Кто-то должен взять ответственность на себя. И чем быстрее, тем лучше. — Добавив еще несколько неприкрытых угроз, он швырнул трубку.
Фрейн рухнул на стул, чувствуя себя опустошенным. Словно издалека, до него долетел голос Рейчел:
— Вы не хотели бы рассказать мне все подробно?
Но он не мог вымолвить ни слова. Лишь через несколько минут в голове зашевелились какие-то мысли. Лучше бы они и не появлялись. Мозг разрывался. Безработный. Без копейки денег. Один из множества несчастных. В Воскресной гавани для него наверняка не найдется работы. А в Виктории сидит правительство. Его теперь и на шаг туда не допустят. Мизерное пособие. Поношенная одежда и благотворительные столовки, а Грег в приюте. Продать дом и отправиться бродяжничать, пьянствуя в придорожных забегаловках? ДВЕ МОНЕТКИ ЗА ЧАШКУ КОФЕ, ПРИЯТЕЛЬ? Вдруг есть какой-нибудь монастырь, куда он мог бы уйти, принять обет молчания и провести остаток жизни, переписывая древние религиозные книги? Скупые солнечные лучи будут проникать сквозь узкое оконце, падать на холодный каменный пол, скользить по грубым доскам дубового стола, у которого сидит он с гусиным пером в руке.
— Фрейн, могу я вам чем-нибудь помочь?
А может быть, они с Грегом достроят лодку, уплывут на какой-нибудь тропический остров и станут жить под голубым брезентом? Грег будет карабкаться на деревья и собирать апельсины или, на худой конец, кокосы, а он станет охотиться на кабанов с луком и стрелами, кончики которых обмакнуты в яд, извлеченный из корней особых растений. Вечерами они будут готовить барбекю и пригласят аборигенов, которые примут их в свое племя и напоят из тыквенных бутылей замечательной КАВОЙ, крепким напитком, сделанным, кажется, из свиного молока. Он станет учить аборигенов строительству лодок, и они сделают его своим вождем.
— Вы можете рассказать мне все не таясь, Фрейн.
Да, пришло время серьезно подумать о будущем. Он потратил слишком много дней своей жизни на бесплодные мечтания. Потеря государственной службы открывала неплохие горизонты. Такую удачу глупо упускать. Теперь у него будет достаточно времени, чтобы претворить в жизнь все то, о чем мечтал.
— Я вам когда-нибудь рассказывал, Рейчел, о своей идее превратить это место в курорт? — спросил он…
Каждое утро после похищения Полевого Маршала Пятнышко просыпалась с неприятным предчувствием беды. Ночью, пока она спала под облюбованным валуном, море подкрадывалось к ней, пытаясь проглотить. Утром мрачный глаз солнца выглядывал из-за скалы, низко мел холодный ветер, кидая в глаза песок.
Повизгивая, она забилась под нависающий утес. Что это за жизнь для морского льва? Подбирать объедки из прокисших луж у берега и проводить в одиночестве дни и ночи. Должно же быть что-то другое, непременно должно быть. Но куда она могла отправиться? Кому доверять? Теперь она убедилась, что мир наполнен плохими людьми, охотниками с сетями, такими же смертельно опасными, как та, в которую попалась ее мать. Страшно доверять людям, потому что никогда не знаешь, кто из них окажется плохим. Даже Фрейн и Грег небось создавали лишь видимость дружелюбия, а на самом деле замышляли что-то дурное.
И собакам доверять небезопасно. Поначалу Полевой Маршал казался верным другом, и она даже опечалилась, когда Слейд накинул на него сеть. Но ведь двуличный бульдог уже накануне был готов покинуть ее. Всего лишь одно слово человека — и он превратился в жалкое покорное животное. Ладно, и собак побоку.
В ближайшей каменной лужице мелькали крошечные рыбки, и она на какое-то время забыла свои печали, хватая все, что попадалось ей на глаза: креветку, малюсеньких бычков, даже анемоны. Слегка повеселев, она перебралась на солнечное местечко. Сегодня она сделает новую попытку. Сегодня она соберется. Сегодня она найдет приятелей, которые стоят ее дружбы, и начнет новую жизнь.
Но сначала надо убраться с пляжа. Ей пришлось ютиться в этом опасном месте из-за еды. Она выбрала легкий путь — и ошиблась. Пятнышко дотащилась до подножия утеса и обнаружила наконец узкую тропинку, вьющуюся по склону вверх.
Но тропинка оказалась слишком крутой, на животе ее не преодолеть.
Пятнышко обреченно поползла обратно к пляжу. Она даже позволила морю укрыть ее с головой. Сразу же пропали земные звуки… И она услыхала пощелкивание и фырканье орки. Сердце ее похолодело. С криком она ринулась обратно, к безопасному берегу, и, тяжело дыша, рухнула на песок. Спустя некоторое время она зашевелилась и двинулась на запад, бездумно купаясь в последних мерцающих лучах заходящего солнца. Она потеряла следы времени и расстояний, и ночь медленно укутывала ее холодным и влажным покрывалом.
— Ух!
Странный хрюкающий вздох встревожил ее и насторожил. Она подняла голову и огляделась. Звук послышался снова. Какой-то стон, будто ворочается во сне грузный морской лев. Она проблеяла, но ни одной доступной ее пониманию мысли не прилетело в ответ.
И тут она увидела нечто повисшее на выступе скалы. Эта штука была ей чем-то знакома, но разглядеть получше не удавалось. Внезапно непонятная штука с треском грохнулась на землю, и Пятнышко вскрикнула от страха. Это была гигантская человеческая птица! Но… Она беспомощно раскинулась на песке, крылья были сломаны, а из прорванной кожи высовывались острые кости. Птица уже не казалась грозной. И Пятнышко снова вскрикнула. На этот раз с облегчением.
— Пятнышко?
В человеческом голосе было столько боли, столько страдания! И мысли совсем не таили угрозы. Но Пятнышко все же не двинулась с места. Это был Фрейн. Он лежал, придавленный птицей, и боль в ноге и спине завладела всеми его мыслями. Пятнышко на какое-то время отдалилась от людей, и теперь вдруг ее потянуло к Фрейну.
— Пятнышко. — У него был такой слабый голос. — Иди сюда, малышка. Ну, не бойся.
Если она поверит ему, не засунет ли он ее в сеть?
— Пятнышко, пожалуйста. — Он не хитрил. — Мы все так беспокоились о тебе, Пятнышко. Искали везде. Нам так тебя не хватало. Мы уж думали, что ты вернулась обратно в море.
Она по-прежнему оставалась там, где была. Теперь она могла его разглядеть. Запутавшееся в обломках птицы беспомощное тело. Он тоже видел ее. И она уловила в его мозгу отчетливую картинку — свое изображение. Он думал о ней хорошо.
Она ощутила наплыв жалости и двинулась к нему.
Рейчел постучала снова, но дом был пуст. По эху, отзывающемуся на стук в дверь, всегда можно определить, есть ли кто-нибудь внутри. Такое впечатление, что нажимаешь кнопку отключенного звонка — никакого отзыва. Где же Фрейн? Это был его последний рабочий день. Не остался ли он в Виктории на вечеринку? Ведь она не предупреждала, что придет сегодня вечером.
А где Грег? Ну, с ним все ясно. Небось на Тауэр-Хилл с Пандорой. Она поразмышляла о красоте невинной юной любви, воображая парочку, застывшую рука в руке на фоне закатного неба. Рейчел, которой не довелось испытать такое самой, все представляла наивно и возвышенно.
Сонно кудахтали куры, и это было единственным свидетельством существования жизни во владениях Поттера. Рейчел обогнула дом и направилась к задней двери. Она оказалась незапертой, но женщина колебалась. Ей казалось неудобным вот так, без разрешения войти в чужой дом. Это граничило с фамильярностью, которую могли не гак понять и истолковать. В конце концов, Фрейн мог оказаться дома и просто сидеть на кухне, ничего не видя и не слыша, глядя в пустоту отрешенным взором и зажав в руках стакан и полупустую бутылку «Джонни Уокера». Безработный. Человек, выброшенный обществом на свалку. Нарисованная ею картина была настолько убедительной и ужасной, что Рейчел громко воззвала:
