Куигли записал слова Клауса в свою записную книжку.
— А что случилось с этим философом? — спросил он
— Умер, — ответил Клаус. — Я думаю, Вайолет, ты права. Мы же не хотим быть такими же чудовищами и негодяями, как Граф Олаф.
— Что же нам делать? — спросил Куигли. — Солнышко по-прежнему в плену у Графа Олафа, а Эсме вот-вот будет здесь.
Если мы не найдём выхода из положения прямо сейчас, будет поздно.
Едва тройняшка закончил эту фразу, до детей донеслось кое-что, из-за чего они едва не заключили, будто уже опоздали. Клаус, Вайолет и Куигли, притаившись за аркой, услышали грубый скрежет — сани доехали до низа водопада и резко остановились, а с губ Эсме Скволор сорвался победный смешок. Три волонтёра высунулись из-за арки и увидели, как подруга злодея вылезает из санок, алчно улыбаясь. Но как только Эсме оправила громадное платье-костёр и шагнула к дымящимся Горючим Пурпурным Возжигателям, Вайолет на неё больше не смотрела. Вайолет смотрела на землю в нескольких шагах перед собой. Там лежали три круглые тёмные маски — их там бросили, оказавшись у развалин штаба, Вайолет, Клаус и Куигли. Тогда они решили, что маски им больше не понадобятся, но теперь старшая Бодлер поняла, что ошибалась. И когда Эсме сделала ещё шаг к ловушке, Вайолет бросилась к маскам, поспешно натянула одну из них и выскочила из убежища под потрясёнными взглядами брата и друга.
— Стойте, Эсме! — закричала она. — Тут ловушка!
Эсме застыла на месте и с любопытством посмотрела на Вайолет.
— Ты кто такая? — спросила она. — Зачем так наскакивать? Какое злодейство!
— Я волонтёр, — ответила Вайолет.
Губы Эсме, густо намазанные оранжевой помадой в тон платью, искривились в усмешке.
— Волонтёров тут нет, — заявила она. — От штаба камня на камне не осталось!
Клаус взялся за маску следующим и тоже вышел навстречу Эсме Скволор.
— Пусть наш штаб разрушили, — сказал он, — но дело Г. П. В. живёт!
Эсме сердито взглянула на брата с сестрой, словно не знала, пугаться ей или нет.
— Может, и живёт, да проживёт недолго, — нервно ответила она. Платье у неё потрескивало. Злодейка сделала ещё шаг к ловушке. — Вот сейчас я до вас доберусь...
— Нет! — закричал Куигли и выскочил из-за арки, тоже натянув маску и стараясь не упасть в собственноручно вырытую яму. — Не подходите, Эсме! Ещё шаг — и вы свалитесь в нашу ловушку!
— Вы притворяетесь, — проговорила Эсме, однако с места не тронулась. — Просто вы хотите оставить все сигареты себе.
— Это не сигареты, — ответил Клаус, — а мы не лжецы! Стоит вам ступить на доски — и вы провалитесь в очень глубокую яму!
Эсме с подозрением взглянула на него. Она весьма осмотрительно — что здесь означает «не свалившись в очень глубокую яму» — нагнулась, отодвинула одну доску и посмотрела в ловушку, которую устроили дети.
— Ну и ну, — сказала она. — Вы и вправду вырыли ловушку. Разумеется, я ни за что бы в неё не попалась, но, должна признать, яму вы выкопали что надо.
— Мы хотели вас поймать, — объяснила Вайолет, — чтобы в обмен на вас выторговать Солнышко Бодлер. Но...
— Но у вас не хватило духу дойти до конца, — с насмешливой улыбкой продолжила за неё Эсме. — Вы, волонтёры, не способны на решительные поступки.
— Ничего себе решительный поступок — заманить человека в ловчую яму! — воскликнул Куигли. — Это же злодейство!
— Не будь ты дураком, — ответила Эсме, — ты бы понял, что решительный поступок и злодейство — это примерно одно и то же.
— Он не дурак! — вспылила Вайолет. Разумеется, она понимала, что обижаться на столь смехотворную особу не стоит, но ей так нравился Куигли, что она не могла вынести, когда его обзывали грубыми словами. — Он привёл нас к штабу по карте, которую сам начертил!
— Он такой начитанный! — добавил Клаус.
Услышав эти слова, Эсме запрокинула голову и расхохоталась так, что потрескивающие слои её громадного платья заколыхались.
— Начитанный! — повторила она подчёркнуто гнусным тоном. — Начитанность в этом мире ещё никому не помогла! Много лет назад мне велели целое лето читать «Анну Каренину», но я сразу поняла, что эта дурацкая книжка мне ни к чему, и бросила её в камин! — И она со смешком нагнулась и подобрала ещё несколько обугленных дощечек, а потом отшвырнула их в сторону. — Только поглядите на свой драгоценный штаб, вы, волонтёры! От него ничего не осталось, прямо как от моей книжки. А теперь поглядите на меня! Я красива, я элегантна, я курю сигареты! — Она снова захохотала и стала глумливо тыкать в детей пальцем. — Если бы вы не потратили кучу времени, сидя носами в книжки, вы бы уже заполучили обратно вашего драгоценного младенца!
— Мы и так её получим, — твёрдо ответила Вайолет.
— Правда? — насмешливо спросила Эсме. — И как вы намерены это сделать?
— Я намерена поговорить с Графом Ола-фом, — сказала Вайолет. — А он отдаст её мне.
Эсме опять запрокинула голову и захохотала, однако энтузиазма в её голосе поубавилось.
— Что ты имеешь в виду? — поинтересовалась она.
— То, что сказала, — отозвалась Вайолет.
— Гм-м-м, — подозрительно протянула Эсме. — Дайте-ка подумать. — И подруга злодея зашагала туда-сюда по замёрзшему пруду, а её громадное платье потрескивало с каждым шагом.
Клаус наклонился к уху сестры.
— Что ты делаешь? — спросил он. — Ты что, серьёзно считаешь, что мы сможем простыми уговорами добиться, чтобы Граф Олаф отдал нам Солнышко?!
— Не знаю, — шепнула Вайолет, — но это всё равно лучше, чем заманивать врага в ловушку.
— Не стоило рыть эту яму, — согласился Куигли, — только мне кажется, что идти прямо в руки Графу Олафу тоже не стоит.
— На то, чтобы снова взобраться на Коварную Гору, понадобится время, — рассудила Вайолет. — Пока долезем, что-нибудь да придумаем.
— Надеюсь, — кивнул Клаус, — но если мы ничего не придумаем...
Клаусу не удалось сказать, что произойдёт, если они ничего не придумают, так как Эсме захлопала в ладоши, чтобы привлечь внимание детей.
— Если вы и вправду хотите поговорить с моим другом, — заявила она, — то я могу привести вас к нему. Если бы вы были хоть чуточку поумнее, то поняли бы, что он у вас прямо под носом.
— Мы знаем, где он, Эсме, — заверил её Клаус. — Он на вершине водопада, у источника Порченого Потока.
— Тогда вы, наверное, знаете, как туда попасть, — сказала Эсме. Вид у неё был глуповатый. — Сани вверх по склону не ездят, так что я, честно говоря, не понимаю, как туда добраться.
— Она придумает, — сказал Куигли, показывая на Вайолет.
Вайолет улыбнулась своему другу, благодаря его за поддержку, и закрыла глаза под маской. Она снова услышала песню, которую ей пели, когда она была совсем крошкой. Вайолет уже придумала, как троим детям вместе с Эсме подняться ко склону, однако, раздумывая о путешествии, она вспомнила о песне, о которой не вспоминала много лет. Не исключено, что и вам пели эту песню, когда вы были маленькими, — быть может, желая вас убаюкать, развлечь во время долгой автомобильной поездки или научить секретному шифру. Песня называется «Итци-Паучонок», и печальней этой песни на свете не сыщешь. В ней рассказывается о том, как некий паучок пытается взобраться по водосточной трубе, но стоит ему достичь середины, как его смывает поток воды — не то начинается дождь, не то кто-то злонамеренно включает кран, а в последних строках песни паучок решает снова влезть по трубе, и скорее всего его снова смоет водой.
В последний раз взбираясь по замёрзшему водопаду, Вайолет Бодлер не могла не вспомнить о бедном паучке. Бок о бок с нею по склону карабкались Куигли и Клаус, а за собой они тащили Эсме Скволор вместе с её санями. Приладив две последние вилки к ботинкам Клауса, Вайолет велела спутникам обвязать кожаные ремни санок вокруг поясов и тянуть подругу злодея за собою по льду. Добираться таким образом до вершины Коварной Горы было сущим мучением, особенно после того, как трое детей всю ночь не спали, выкапывая ловчую яму, к тому же вполне могло случиться так, что стекавшая по льду вода Порченого Потока смоет их, словно того паучка из песенки, которую слышала Вайолет, когда была маленькой девочкой. После того как по склону дважды вскарабкались на кошках-вилках, проехались на санях и посветили на него ярким солнцем Фальшивой Весны, лёд стал тонким и хрупким и после каждого шага слегка дрожал. Было ясно, что склон измучен не меньше, чем сами альпинисты, а лёд скоро совсем растает.
— Н-но! — кричала Эсме из санок. Этим криком подбадривают вьючных лошадей, но восхождение он ничуть не облегчал.
— Хорошо бы она замолчала, — прошептала под маской Вайолет.
Она постучала по склону канделябром, и кусочек льда откололся и упал на пепелище штаба. Вайолет поглядела ему вслед и вздохнула. Ей никогда не увидеть штаб Г. П. В. во всём его великолепии. И никому из Бодлеров это не удастся. Вайолет никогда не узнает, как приятно было готовить в кухне обед, глядя на два рукава Порченого Потока и болтая с прочими волонтёрами. Клаус никогда не узнает, как приятно было отдохнуть в тишине и покое библиотеки и изучать тайны Г. П. В. , устроившись в удобном кресле и положив ноги на пуфик с такой же обивкой. Солнышку никогда не удастся включить проектор в кинозале, попрактиковаться в искусстве ношения фальшивых усов в учебном центре маскировки или посидеть в гостиной за чаем, лакомясь миндальным печеньем по рецепту моей бабушки. Вайолет не придётся ставить химические опыты ни в одной из шести лабораторий, Клаусу — упражняться на брусьях в гимнастическом зале, а Солнышку — готовить для тренеров по плаванию десерты со жжёным сахаром. И никому из Бодлеров не доведётся познакомиться с лучшими и самыми любимыми волонтёрами — ни с инструктором-механиком С. М. Корнблатом, ни с доктором Айзеком Ануистлом, ни с тем храбрым волонтёром, который выбросил сахарницу из кухонного окна, чтобы она не погибла в огне, и смотрел, как она уплывает по рукаву Порченого Потока. Ничего подобного Бодлерам не суждено увидеть, как мне не суждено ни увидеть снова мою обожаемую Беатрис, ни достать из холодильника корнишон, который я там оставил, и поместить его на должное место в зашифрованный сандвич. Разумеется, Вайолет не знала, сколько всего ей не доведётся изведать, однако, глядя вниз на обширное пепелище штаба, она не могла избавиться от чувства, что всё путешествие в Мёртвые Горы оказалось столь же бессмысленным, сколь бессмысленным было стремление наверх маленького паукообразного, песня о котором ей никогда не нравилась.
