Это было весьма живописное зрелище: десяток людей в кожаных доспехах, потрепанных и пыльных. В шлемах с изогнутыми бычьими рогами. С короткими мечами на поясах. С угрюмыми лицами, заросшими до бровей. А у самого главного (как решил Винс), через всю правую щеку протянулся синий шрам вместо потерянного в бою глаза, зато оставшийся так свирепо глянул на мальчишку, что вид этого чудовищного лица поверг мальчика в бесконечный ужас.
Винс попытался что-то сказать, но сумел лишь издать жалобный стон — мешал кляп.
Этим он лишь вызвал приступ хохота, но отвечать ему никто не удосужился. Заглянув в корзинку, главарь вынул хлеб, мясо и молоко, сунул все это в свой мешок, а саму корзинку пинком отшвырнул обратно в овраг.
Мальчишку один из чужаков взвалил на плечо, словно бревно, и отряд направился через рощу в сторону от деревни.
Винс болтался на широком плече, упираясь в него животом, от чего вскоре стало очень нехорошо. Он сильно застонал, закрутился, пытаясь обрести более удобное положение.
— Заткнись, — сказал безбородый парень, что тащил мальчика на плече. — А не то шваркну об дерево, голова расколется.
Винс притих, сраженный грубым ответом. И ему ничего не оставалось, как покориться судьбе.
Эти странные и страшные люди шли медленно, чутко вслушиваясь в лесные звуки и зорко вглядываясь во все стороны. Одноглазый шел первым, чуть пригнувшись, готовый в любой миг начать бой. И все же деревню они обходили стороной, что неудивительно — ведь отряд был слишком малочисленным. Да и многие из этих воинов имели раны, кто нес на перевязи руку, кто хромал, опираясь на сломанную ветку.
Рощу они прошли довольно быстро, а на открытом месте приостановились.
Винс вслушивался в чужую речь, но ничего не понимал. Парень сбросил его с плеча на землю, не слишком беспокоясь о сохранности груза, и присел рядом, пока вожаки решат, куда дальше держать путь.
Совет длился недолго и вскоре одноглазый подал гортанную команду. Мальчик вновь занял свое место и поход продолжился. Старательно обходя поле, на котором трудились согнутые фигурки мужчин, отряд прятался за невысокими холмами, поросшими дикой травой. К большому разочарованию мальчика, их так никто и не заметил.
Вышли к реке. К той самой, где брала воду мама Винс, но ниже по течению. Здесь было безлюдно, течение стало медленней, а река — шире. Один из воинов подобрал сухую ветку, поджег ее и замахал перед собою. Ему в ответ от другого берега послышался свист и тут же показался корабль. Винс никогда не видел таких — нос украшала большая голова неизвестного чудовища, парус был разрисован красно-черными полосами и наполовину приспущен, а борта были вогнуты внутрь. Восемь пар весел гнали корабль поперек реки стремительно и мощно.
Корабль ткнулся носом в илистый берег и с него был сброшен веревочный трап. Одноглазый подгонял своих наверх чуть ли не пинками, чтобы пошевеливались — похоже, что он очень не хотел быть обнаруженным.
Винса втянули наверх так же, как все остальные мешки — никого не интересовало, что чувствует маленький пленник. Его прикрутили у борта веревками так крепко, что не сбежать, не двинуться с места.
Оттолкнувшись веслами от берега, корабль заскользил вниз по течению, оставляя за бортом родные для Винса места.
У него на глазах выступили слезы — на стянутых узлами руках саднила содранная кожа, но это были мелочи по сравнению с болью в душе.
По палубе расселись чужаки, кто где — одни перевязывали раны, другие заливали в глотку вино, третьи просто отдыхали, прислонившись к высоким бортам.
Одноглазый подошел к мальчику и выдернул кляп.
— Только не вздумай орать, — сказал он жестко. Из его уст родной для Винса язык слышался странно и непривычно, с каким-то гортанным акцентом. — Иначе брошу за борт как есть, с веревками.
Винс кивнул, стараясь не глядеть на страшный шрам, но он все равно притягивал к себе.
— Зачем вы меня украли? Зачем я вам нужен? — едва не плача спросил он.
— Глупец! — засмеялся одноглазый. — Сам попался, как заяц в силок! Мы твою деревню десятой дорогой обходили, а тут ты выскочил.
— А вы кто? — робко спросил Винс.
— Я — конунг Харальд Торвальдсен! Слыхал обо мне?
Винс повертел головой, он никогда не слышал это имя. Одноглазый презрительно поджал губы:
— Ну конечно! Откуда вам знать это прославленное имя, если я еще не был в ваших местах. Пусть жители твоей деревни молятся своим идолам, что она попалась мне лишь на обратном пути! Этот поход был не слишком удачным, я взял вдвое меньше людей, чем следовало. Но я непременно вернусь сюда, в будущем году, и тогда все здесь покроется гарью и пеплом!
Его единственный глаз яростно засверкал, соперничая с солнцем. А Винс еле слышно хихикнул, отвернувшись в сторону, чтобы не навлечь на себя гнев этого хвастуна.
— Будешь сидеть здесь, пока не прибудем в гавань. Держи язык на привязи и тогда тебя никто не тронет.
— Отпустите меня! — подался вперед Винс. — Меня дома ждут, искать будут!
— Заткнись, щенок! — конунг толкнул его в грудь носком сапога. — Еще разинешь пасть, велю дать три десятка плетей! И половину из них дам лично.
С этими словами одноглазый отвернулся от мальчика, совершенно забыв о его существовании. Он даже не спросил, как мальчишку зовут, кто его отец, что за деревня осталась позади — все это было прославленному воину неинтересно.
— Эй, бродяги! — зычно крикнул он. — Чего сникли? Разве мало я водил вас по миру? Разве не возвращались из походов наши корабли, груженые доверху? Сегодня мы возвращаемся ни с чем, но мы вернемся! Я насажу на кол голову князя, который разбил мое войско, и привезу ее в Горлсборг, где она будет красоваться на городской площади!
Все, кто был на палубе, вскочили на ноги и громко заорали приветственный клич, вдохновленные речью вожака.
И только Винс сидел съежившись, уткнувшись в колени, крепко-накрепко связанный. Слезы подкатывали к глазам и горячими шариками скатывались на палубу. Мальчик думал, что старик Който на него теперь точно рассердится, ведь работа не закончена. А отец так и не дождется сегодня обеда. А мама... Должно быть, подумала, что сына утащила на дно страшная куарамба...
Тут Винс не выдержал и заплакал.
На корабль спускался вечер. Небо становилось темно-синим и глубоким, словно океан. Звезды высыпали блестящей крошкой и перемигивались с луной, что пришла на смену солнцу.
Уже осталось позади широкое устье, уже скрылись из виду пологие берега. Корабль вышел в открытое море и теперь держит путь в неведомые страны, на чужую родину.
Винс по-прежнему сидел у борта, связанный по рукам и ногам, хоть бежать уже было некуда — кругом только соленые высокие волны. Кисти рук и лодыжки затекли, потеряли чувствительность, словно были выструганы из дерева. Мальчишкой никто не интересовался — половина уже валялась пьяной, кто где, а вторая пыталась изображать из себя бравых матросов. Удивительно, как корабль еще держался на плаву, а не выбросился на первую же попавшуюся на пути мель.
— Эй ты, щенок, хочешь глотнуть? — пошатываясь, подошел к Винсу раскрасневшийся бородатый воин. Он протянул мальчику полупустую кружку и ткнул ею прямо в губы.
Винс отшатнулся, но пьяница был настойчив и упрям. Он с силой разжал мальчишке зубы и влил в рот едва ли не весь остаток. Пришлось глотать, хоть кислое вино и вызывало отвращение. Сразу закружилась голова, палуба пошла вкривь и вкось, а мачта принялась выписывать замысловатые кренделя. Винсу стало весело и смешно, он звонко расхохотался прямо в лицо напоившему его воину. Тот остался доволен и пошел прочь, допивать.
А Винс провалился в тяжелое полузабытье, в котором он видел и родной дом, и страшных огнедышащих драконов, и бородатых воинов. Но страшней всего — одноглазое лицо конунга. Этот кошмар преследовал Винса всю ночь.
* * *Утром поднялся ветер, не такой сильный, чтобы называться штормом, но и не такой слабый, чтобы просто лениво играть барашками на волнах. Винс продрог и от этого проснулся. Веревки набрякли влагой, еще туже стянув конечности, хоть казалось бы — куда туже. Винс всхлипнул, вспомнив события вчерашнего дня, и повел глазами по палубе. Она была пустынна, все попрятались.
— Эй, кто-нибудь! — позвал Винс. Голос его был тонок, как у птенца чайки, что не ел трое суток. — Э-эй...
Никто не ответил, кроме ветра, что запутался в парусе и шелестел там тканью.
Мальчик попытался подняться. Упираясь спиной в борт, он выпрямил ноги и тут же свалился обратно — ног он не почувствовал. Теперь Винс уже заплакал вголос.
— Ну, чего скулишь? — послышалось недовольное ворчание откуда-то снизу. Прямо из палубы показалась бородатая голова. Винс едва не умер на месте от ужаса и слезы разом высохли.
