— Опять в монастырь? — сказал Саша, переглянувшись с Сергеем.
— Может и туда, если ребят отпустят родители, а почему вас это заинтересовало? — Взглянул на них учитель.
— Нас? Так просто, — сказал Саша. — Мы же все лето будем у дяди Коли, может и встретимся.
— Пока ремонт в школе не закончим, загадывать не стану, — сказал учитель, отодвигая в сторону стопку тетрадей. — Подожду, а там решим, куда нам податься.
— Пал Матвеич, а что дальше было? — спросили ребята. — Когда в архиве нашли…
— Что? А-а-а, вы по поводу слитков? — учитель осторожно провел по плану рукой. — На чем я остановился?
— Это, как его… Про Ворона говорили и то, что он спрятал какие-то «рыжики».
— «Рыжики», «рыжьё» — это золото, — захекал, смеясь, Пал Матвеич, — воровской жаргон, а Ворон… Он так и остался для меня загадкой. В архиве я больше не нашел никаких упоминаний, документов, которые пролили бы свет на эту таинственную историю. Долго раздумывал, с чего начать поиски. Хотел бросить бесполезное занятие, а потом в голове мелькнула мыслишка: а что, если остался кто-нибудь из тех, кто работал на прииске или на заводе? Дождался отпуска и, никому не говоря, туда поехал. Старых рабочих уже не было, остались в основном молодежь да пришлые, кто на заработки ездит. Рассказали мне про одного старичка, но предупредили, что крутой у него характер, может и на порог не пустить.
Разыскал улицу. Шел, рассматривал номера, наконец-то, добрался до его дома. Забор высокий, ничего не увидишь, только слышно, как собака начала лаять, когда меня учуяла.
Постоял у калитки. Потом все-таки решился. Раз постучал кулаком, второй — тишина. Несколько раз ударил и хотел уйти, думал, что хозяев нет дома, как вдруг кто-то громко цыкнул на собаку, та взвизгнула и замолчала. Потом такой бас раздался, что я вздрогнул от неожиданности:
— Кого надоть?
Учитель засмеялся, вспоминая, и продолжил:
— Растерявшись, я еле выдавил из себя, что первое на ум пришло: — Квартирантов пускаете? Есть свободный угол?
— Пришлых не пущаем, — опять донесся бас, — а ты хто будешь?
— Я… Я работаю историком, — запнувшись, ответил ему. — Приехал в отпуск, а негде остановиться.
Послышались шаги, скрипнула калитка…
«Ну, — думаю про себя, — попался! Не старика, а Илью Муромца перед собой увижу, судя по голосу».
Распахнулась калитка, а передо мной стоит старичок-боровичок. Маленький, небритый, но взгляд, скажу вам, словно огнем обжег, когда на меня посмотрел.
— Чтой-то не похож на хисторика, — с подозрением сказал он и добавил с ехидцей, — мальчонка ишшо, а туда же — хисторик!
— Дедуля, я же только институт закончил, — начал объяснять старичку. — Первый отпуск заработал. Хотел ваши края посмотреть да о старых временах написать.
— А чтой-то тебя на былое потянуло? — не унимался старик.
— Хочу узнать, как тут люди жили, чем занимались, какие песни пели, обряды… — стал ему перечислять. — Жаль, негде остановиться. Хожу, ищу, кто на две недельки пустит, а я бы уплатил…
— Ишь, богатей выискался, — съехидничал старичок. — Раньше-то студиозы бедными были, не то, что нонче. Ну, ладноть, так и быть, проходи…
Он пошире распахнул калитку, я во двор вошел, где бегала огромная собака и остановился.
— Иди-иди, не боись, не тронет, — подтолкнул кулаком старик. — Шельма, на место! Обувку оботри, сними и в горницу проходи.
Я вошел в небольшую комнату, где стояла старенькая кровать, такой же диван, стол и две-три колченогих табуретки, и сильно пахло самосадом, и с десяток фотографий висело в простенках между маленькими подслеповатыми оконцами.
— Не стой как столб, — громыхнуло позади меня. — Сидай к столу. Баул-то положи, не украдуть. Хех, дак чегой-то красть — дыра в кармане и вша на аркане. Хех!
— А где ваша супруга? — спросил у него.
— Э-э-э, малой! Почитай, лет двадцать, как бобылем живу. Щас, погодь чуток, на стол приготовлю и погуторим. Как тебя кличут, малый?
— Павлом, — ответил старику, присаживаясь к столу, — а вас?
— Пашка, значитца, а меня дедом Петрухой. Счас за знакомство, опрокинем по лампадочке. Сам делал. Скусная! — причмокнул старик и засеменил к печке, откуда достал чугунок, положил в тарелку картошку в мундирах. Юркнул в подпол, чем-то стал греметь…
— Пал Матвеич, — перебил Саша учителя, — что дальше-то было? Узнали о Вороне?
— Что? — посмотрел учитель отсутствующим взглядом на ребят, словно находился где-то в далеком прошлом. — А-а-а, извините, мальчики. Былое вспомнилось. Да, узнал я от деда Петра, но смог его разговорить лишь к концу отпуска. По его словам выходило, что банда, где главарем был Ворон, объявилась в тех местах перед революцией. Грабили лавочников, магазины, и уходили, оставляя листок, где был нарисован ворон. Сколько гонялись, устраивали засады, но банда исчезала в подземелье, обходя все преграды. Слух прошел, что ими кто-то еще руководил, давал сведения, когда и кого грабить, и куда уходить от погони. Последним их делом было нападение на почтовую карету, где под усиленной охраной везли золотые слитки. Небольшую часть смогли отбить, и заметили, что помощь стражникам идет, банда развернулась и, отстреливаясь, поскакала от погони. И после этого они пропали, как сквозь землю провалились. Всю полицию подняли, искали их, но бесполезно. Сунулись в подземные ходы, но найди-ка там. В них можно целую армию спрятать. А потом случилась странная история. Буквально, за два-три дня до революции вспыхнуло полицейское управление. Думали, что снова банда объявилась. Но нет, ошиблись. Кинулись разбирать развалины и увидели, что исчез весь архив с документами. Решили, что сгорел. А вскоре услышали монахи в глубине подземелья сильный грохот, словно что-то взрывали. Пока туда добрались, обнаружили, что в тоннелях сделаны обвалы. А потом пришла новая власть, и все завертелось, закружилось. Дошла очередь и до подземелья. Сунулись, а завалы так и не смогли разобрать. Махнули рукой, хотели позже ими заняться, но так и забыли. Да и некогда было. Жестокие бои тут проходили. Много людей погибло, пока новую власть установили да банды истребили. Время прошло, монахов не стало, а местные жители предпочитали молчать. Так постепенно все и забылось.
Разные слухи ходили по селам, будто сюда приезжали неизвестные люди, все ход искали, но не нашли. Вот и я столько лет потратил на поиски архива, который много открыл бы тайн и событий, что происходили в том крае, да бесполезно, а хотелось бы найти, хотелось… Но жизнь слишком коротка, и силы не те, что раньше были. Все быльем поросло и превратилось в обычную легенду о кладе золотом и архиве ненайденном. И все же чувствую, что они существуют. Так-то, ребята. Ох, время-то позднее! Пора вам домой. Все, идите, идите… Родители станут волноваться. И передавайте привет своему деду. Он молодец!
— Ладно, передадим, — сказали ребята и торопливо вышли из класса…
— Мам, зачем тебе нас провожать? — спросил Саша, застегивая туго набитый рюкзак. — Сами доберемся, не маленькие. Дорогу до автовокзала знаем. Да, пацан? — повернулся к брату.
— Опять — пацан! — всплеснула руками мать. — Когда же вы отучитесь от этих слов? Ничего, дядя Коля возьмется за ваше воспитание. Кремень мужик!
— Во, а сама-то как говоришь? — подколол ее Слава, — мужик! Где слова такие находишь? Мужчина, так нужно говорить.
— Я те как дам тряпкой! — замахнулась мать. — Меня вздумал учить. Все расскажу дяде Коле, когда приеду вас навестить. Ну, ладно, сынки. Присядем на дорожку и в путь.
Они сели на диван, зная, что с матерью спорить бесполезно и молчали, пока она не поднялась.
— Все, можно отправляться, — сказала мать, украдкой вытерев выступившие слезы, — Легкой дороги вам, сынки!
— Мам, что у тебя глаза на мокром месте? — спросил Саша. — Словно мы за тридевять земель уезжаем. Перестань…
— Скучать без вас стану, — ответила она, приподнявшись на цыпочки и обнимая сыновей. — Вон, какие здоровые вымахали, а были-то чуть больше ладошки…
— Мам, — они вскинули на плечи рюкзаки, — перестань. Мы побежали. Надо еще за графиненком заскочить. Все, пока…
— Эть, неугомонные! Графиненок… Имя же у него есть! Ну, бегите, бегите, — сказала она и незаметно перекрестила их вслед.
— Серый, выходи! — крикнул Славик, торопясь вниз по лестнице. — Ждать не станем.
— Сейчас, пацаны, иду! — раздался голос, и донеслись быстрые шаги. — Эх, мамка нагрузила гостинцев! Словно дядя Коля с голоду помирает. Ха!
— Ага, и у нас полные рюкзаки, — засмеялись ребята, выскочив из подъезда. — Можно неделю припеваючи жить. Слышь, и правда, давай опять в монастырь рванем? Появимся потом через несколько дней, что скажете?
— Не получится, — шмыгнул носом Сергей. — Мои отправили телеграмму. Нас будут встречать.
