Любовь Воронкова - В глуби веков

— Четыреста! — вздохнул он. — Финикийских! А у нас всего сто шестьдесят.

— И даже не финикийских, — добавил Александр.

— В казне, кажется, тоже не густо, — проворчал Черный Клит, — я слышал, всего семьдесят талантов[*].

— Именно так, — уточнил Александр, — и кроме того, тысяча триста талантов долгу.

Филота задумчиво поглядел на него.

— И ты, царь, все-таки думаешь победить?

Этот вопрос удивил Александра.

— Мы идем не за поражениями, — ответил он, — иначе, клянусь Зевсом, зачем нам было бы переходить Геллеспонт?

— Кто был с Александром при Херонее, тот не должен спрашивать, победим ли мы, — сказал Гефестион, гневно взглянув на Филоту.

Филота выдержал его взгляд и с пренебрежением отвернулся, успев заметить, как Гефестион покраснел от обиды. Ага, понял-таки, что сын Пармениона не собирается трепетать перед ним.

Филота чувствовал, что Гефестион враждебен ему. За что? За то, что отец Филоты Парменион оказал Александру такую услугу, о которой Александр не имеет права забыть? Ведь Парменион, когда умер Филипп и вокруг царского престола шла кровавая борьба, именно Парменион помогал Александру захватить царскую власть. Или за то, что Александр доверил Филоте конницу? Но Филота доказал в свое время — хотя бы в Фивах! — свою верность Александру и стойкость на полях битвы. Он заслужил и свой чин, и свою власть, и свои почести. Неплохо было бы самому Гефестиону так же потрудиться, чтобы заслужить ту безоглядную любовь, которой Александр награждает его!

— Я не думаю о поражениях, — спокойно, собрав всю свою выдержку, сказал Филота, — просто я слышал, что военачальники встревожены, боятся потерять армию.

— Пусть не тревожатся, — ответил Александр, по-прежнему уверенный и невозмутимый, — армией командую я. А я ее не потеряю.

На середине пролива Александр остановил свой корабль. Остановилась и вся флотилия, шедшая вслед за царской триерой. И здесь, посреди залива, царь принес жертву богу морей Посейдону. Жрец Аристандр, который и прежде сопровождал царя в походах, все приготовил для торжественной церемонии. Он вышел на палубу в белой одежде, в зеленом венке на седеющих кудрях, произнес положенные молитвы. На палубу вывели молодого быка с гирляндами цветов на золоченых рогах. Бык, чуя недоброе, ревел и упирался, выкатив огромные глаза.

Александр, зная, что сейчас на него глядят со всех кораблей, помолился богам и одним ударом кинжала свалил быка. Потом принял из рук Аристандра золотую чашу с вином. Медленно, высоко подняв чашу, он наклонил ее и вылил вино в синюю воду пролива — совершил возлияние богу Посейдону. И, когда последняя янтарная капля сорвалась с золотого края, бросил в воду и чашу.

Теперь можно было спокойно продолжать свой путь. Царская триера, всплеснув веслами, понеслась к берегу, флотилия тронулась следом. Войско видело, как приносил жертву богам их царь и полководец. Это успокаивало, давало уверенность, что боги позволят им благополучно достигнуть земли и высадиться на берег. У Посейдона опасный характер. Когда-то в этом самом месте персидский царь Ксеркс пытался построить мост. И построил. Положено было много трудов, мучений и человеческих жизней на эту постройку. А когда мост был готов, Посейдон вызвал бурю и в одно мгновение разметал его.

Берег надвигался. Мягко рисовалась на светлом небе горная цепь Иды с ее извилистой линией вершин и склонов. Эта гряда гор стояла над равниной древнего Илиона, где когда-то поднимала свои могучие стены богатая Троя. Глаза Александра влажно светились от волнения — он приближался к священной земле Троады. Здесь, на этой равнине, сражались ахейцы[*], здесь разил врага Ахиллес, сын Пелея, его предок, предок его матери, происходившей из рода богов.

Эти строки Гомера Александр знал с детства и теперь, волнуясь, тихо повторял их. Древние легенды для него не были легендами. Об этом в его раннем детстве пела и рассказывала Александру мать…

Триера быстро шла под мерные всплески весел. На берегу, среди свежей весенней зелени, понемногу начали проступать красные и желтые черепичные крыши города. Абидос стоял на скалистом выступе, который далеко выдавался в море. Город словно вышел встречать идущий к нему флот.

В Абидосе их ждали. Ждали македонские воины оставленного здесь гарнизона. Ждали и жители Абидоса. Город, основанный милетянами, вынужден был платить дань персам. Македоняне прогнали персов из Абидоса. И теперь, встречая Александра, город шумел ликованьем. На берегу собралась нарядная толпа. Старейшины города стояли с золотыми венками в руках, чтобы почтить высшей почестью Эллады македонского царя.

Александр направил триеру немного западнее Абидоса, туда, где, по преданию, Агамемнон вытащил на песок свой черный корабль. И как только изогнутый нос триеры зарылся в белой пене прибоя, Александр схватил свое копье и с силой метнул на берег. Копье вонзилось в землю и стояло, дрожа древком.

— Боги вручают мне Азию! — крикнул Александр. И первым соскочил на азиатский берег.

Азия!

Персидское войско стояло на самых дальних отрогах Иды, в восьмидесяти стадиях[*] от моря, у города Зелеи. В большом шатре, раскинутом на берегу гремящей горной реки, полководцы персидского царя Дария Третьего Кодоманна держали военный совет. Сам царь оставался в Вавилоне, своей столице. Зачем ему тревожиться из-за ничтожной кучки македонян, приведенных сюда дерзким мальчишкой, сыном Филиппа? Опасен был Филипп, но персидский царь часто побеждал его без войны, без боев. Ведь, кроме мечей и копий, есть еще одно оружие — подкуп.

Персидские полководцы возлежали на пушистых коврах, опираясь на шелковые подушки. В шатре собрались очень важные люди: сын царя Дария — Арбупал, зять царя Дария — Мифридат, военачальники царя Дария — Нифат, Петин, Реомифр… Был здесь и каппадокийский сатрап[*] царя Дария — Мифробузан, и угрюмый Арсам — сатрап Киликии, и надменный Арсит — правитель Фригии у Геллеспонта, и Спифридат — сатрап Ионии и Лидии, и брат Спифридата — полководец Ресак… Было здесь и еще много полководцев персидского войска, все знатные, богатые люди, уверенные в собственной власти, привыкшие к безопасности в своей огромной стране.

Немного в стороне сидел, нахмурив грозные брови, начальник наемных войск Мемнон, эллин из города Родоса. Он изредка скользил презрительным взглядом по самодовольным лицам персидских вельмож и тут же опускал глаза. Он был уже не молод, седина искрилась в его округлой кудрявой бороде. Слушая речи полководцев, он все больше хмурился, и морщины все резче проступали между тяжелыми черными бровями. О чем они говорят?

— Александр переправился через Геллеспонт, — сказал щеголеватый и нервный Мифридат, зять Дария. — Что предпримем? Жду вашего совета.

— Ну, переправился, — лениво отозвался толстый Мифробузан, — прогоним обратно, и все.

— Можно только удивляться, что он посмел с такой смехотворно малой армией явиться на нашу землю! — сказал сухопарый, с хищным носом и жидкой крашеной бородой лидийский сатрап Спифридат.

— Да, да, — подхватил его брат, полководец Ресак, — смешно!

Флегматичный Нифат пожал широкими плечами, отчего золотая волна прошла по его расшитой шелковой одежде.

— Глупец мальчишка.

— Так что же будем делать? — нетерпеливо повторил Мифридат.

Раздалось сразу несколько голосов:

— Двинуться навстречу и разбить!

— Прогнать обратно за Геллеспонт, и все…

— Или утопить в Геллеспонте.

— Не надо было пускать его на азиатский берег! — хмуро сказал Мемнон.

— А что потеряно? — презрительно возразил Арсит, фригийский сатрап. — Не так трудно избавиться от него.

— И не так легко, как вам кажется, — ответил Мемнон. — Этот мальчишка положил под Херонеей непобедимый «священный отряд» фивян. А потом и Фивы сровнял с землей.

— Велика сила — Фивы! — сердито сказал хмурый Арсам. — Ты что же думаешь, что он так же положит и наше войско, которое даже и сосчитать невозможно?

— Надо было поставить у берега корабли, — продолжал Мемнон, — надо было преградить ему путь в Азию.

Но зять Дария — Мифридат, сверкнув красивыми злыми глазами, перебил Мемнона:

— Ставить корабли, загораживать берег… Ради чего? Ради кого? Ради какого-то ничтожного царька из ничтожной страны. Пусть идет. Мы встретим его и погоним обратно. Зачем нам воровать победу? Мы возьмем ее с блеском и славой. При первом же сражении мы убьем Александра. На этом война и кончится.

— Так! Именно так! — отозвались полководцы.

— Именно так! — выкрикнул и юный Арбупал, сын Дария.