Вещей у нас было великое множество; мы завалили ими обе третьи полки да еще под лавку засунули два чемодана, рюкзак с сахаром, тюк с кастрюлями и стеклянными банками.
Геологический молоток с виду похож на обыкновенный, только ручка у него длинная, как у лопаты, ни в один тюк он не влез, и Соня держала его просто в руках.
Соседка-пассажирка, нахохлившаяся, сердитая старушка, тяжело вздохнула:
— Было время — девочки в кукол играли, а теперь вон гвозди надумали заколачивать.
Соня загадочно на меня посмотрела и подмигнула: дескать, знаем мы, зачем везем молоток.
Я разговорился с этой соседкой, сказал, что мы едем в Золотой Бор, на дачу. Едва она услышала мои слова, как подпрыгнула на скамейке и в один миг превратилась в улыбающуюся, кругленькую, румяную старушку.
— Милые вы мои, да ведь я родилась в Золотом Бору, всю жизнь там прожила!
А через три остановки мы уже договорились, что я сниму в ее доме на лето комнату. По многим неуловимым признакам я чувствовал: эта уютная бывшая сердитая старушка должна замечательно готовить обед, а еще лучше — варить варенье, сушить, мариновать и солить грибы.
Но, на беду нашу, когда мы приехали в Золотой Бор и ввалились со всеми вещами во вновь снятую квартиру, хозяйку мою ждало письмо.
В колхозе, за сорок километров, выходила замуж какая-то золовкина падчерица, и хозяйка должна была ехать туда на целых две недели — шить приданое, печь пироги, варить и жарить прочие яства и, наконец, петь, плясать и пировать на свадьбе.
Ухаживать за нами взялся хозяин.
В жизни я не видел такого угрюмого, необщительного человека. Он всегда молчал, когда же хотел что-то сказать, сперва долго кряхтел и кашлял, а потом кидал две-три отрывистые фразы. Вид у него был одичалый и растерзанный. Его лохматая борода напоминала свалявшуюся конскую челку, а густые, низко нависшие брови — две зубные щетки.
Весь день он копался в своем саду. Что он там делал, мы не знали: заходить туда нам не разрешалось. Впрочем, однажды сквозь дощатый забор Соня подглядела: яблони, вишни, сливы, груши были увешаны спелыми и неспелыми плодами. Каждое утро на завтрак хозяин молча ставил перед нами полную миску с фруктами.
— Неплохо бы нам заняться варкой варенья, — предложил я хозяину.
— Дров нету, посуда на свадьбу уехала, и сам не мастак, — уныло ответил тот.
— Придется самим организовать походы за ягодами, за грибами, — вздохнул я.
Сперва пошли мы с Соней за земляникой, набрали два стакана, нам захотелось пить, и мы всю добычу съели. Позднее поспела малина, но от малины сразу же пришлось отказаться, хотя росла она, как выражался хозяин, «тысячной россыпью», за семь километров, в каком-то Кузькином враге, пополам с крапивой; к тому же там водились гадюки, а лет двести назад прятались разбойники во главе с атаманом Кузькой.
Отправились мы за грибами, набрали штук двадцать сыроежек да несколько червивых подберезовиков, попали в болото, промочили ноги, вдобавок пошел дождь, и мы пришли домой мокрые и сердитые.
Решили ждать возвращения хозяйки со свадьбы и тогда закупить все ягоды, фрукты и грибы просто на базаре и выполнить мамино поручение, хотя и неизыскательским способом.
С Мишиным поручением тоже ничего не выходило. Прослышал я о каких-то карьерах за пять километров; возможно, там были и окаменелости, и редкие минералы… Но ведь это такая даль! А жара — как в пустыне! Да и груз будет тяжеленный!..
Оставалось третье поручение — разыскать таинственный портрет.
Я, признаться, каждый день думал о портрете, но совершенно не знал, как приступить к его поискам.
— Скажите, где останавливается любецкий автобус? — решился я наконец спросить хозяина.
— А туда автобус не ходит.
— А как же нам добираться?
— Голосуйте.
— То есть как это — голосуйте?
— А так. Идите к рынку, оттуда — на шоссе, поднимайте руку, шофер затормозит, лезьте в кузов и поезжайте. Хороший город, старинный, моя родина. Много обид претерпел, пришлось уехать.
Очевидно, никогда в жизни мой хозяин не произносил столь длинного монолога. Насчет обид спросить его я постеснялся, а это голосование мне совсем не понравилось.
— А если шофер мимо проедет?
— Другого дожидайтесь.
— И что же, так до вечера то поднимать, то опускать руку? Ну нет! Я детский врач, человек самолюбивый… К тому же в кузове трясет, на дороге пыль ужасающая…
Я отказался и от третьего изыскательского поручения…
Должен признаться, мы с Соней заскучали. Подруг она так и не нашла. Два раза в день ходили мы с ней на реку; она купалась, я же предпочитал греться на бережку. Вода была чересчур холодная, да еще, того и гляди, на острый камень наткнешься…
А река? Полноводная, спокойная, словно вся в серебряных рыбьих чешуйках, она текла медленно, окаймляя широкой, блистающей на солнце дугой зеленый заливной луг; на середине дуги луг отступал, сменяясь ярко-желтой песчаной полосой — пляжем.
На противоположном берегу реки в ольховых кустах чуть виднелось устье маленького ручейка. Слева от ручья по горе спускался к реке темный сосновый бор, а справа, за узкой полосой зеленого луга, вытянулась веселая деревенька, вся в яблоневых садах.
Наш берег раскинулся широким цветущим заливным лугом. Трава была даже выше Сони. Позади заливного луга едва выступали из-за яблоневых садов золотоборские дома, дальше выстроились кирпичные корпуса текстильной фабрики…
Теперь Золотой Бор — Московской области, а раньше тут, как выражался мой угрюмый хозяин, «петух на три губернии пел». И эта широкая река, и маленький ручеек были губернскими границами.
Прошло полмесяца, и мы успели привыкнуть и к сосновому бору, и к лугу, и к реке…
Однажды, когда я шел вместе с Соней на пляж купаться, меня заинтересовала не река, залитая солнцем, а хохлатая белая курица, с громким кудахтаньем беспокойно бегавшая вдоль берега. Оказывается, ее детки — желтые утята, — к великому ужасу мамаши, весело ныряли и плавали в зарослях камыша.
Но для Сони даже курица с утятами не представляла никакого интереса… И вдруг Сонины глаза оживились. Я обернулся. К нам приближалось человек тридцать загорелых голоногих мальчиков и девочек. Сзади шагала хмурая пожилая женщина в очках на длинном крючковатом носу, а за ней шла белокурая высокая тоненькая девушка в голубом платье.
Мальчики, завидев реку, вдруг закричали, засвистали и побежали, девочки — за ними.
— Дети, тише! Куда вы торопитесь? — рассердилась женщина в очках и сама заторопилась, спотыкаясь о кочки.
Девушка в голубом побежала наперерез.
— Не сметь купаться! Не сметь купаться! Сперва занятия! — закричала девушка и принялась ловить и хватать ребят за рукава рубашек.
Громкие голоса смолкли. Кое-как девушке удалось собрать всех ребят в кучу, но садиться на траву никому не хотелось, все сбились вместе, словно куры под дождем.
Тут подоспела руководительница. Я услышал, что ребята ее звали Магдалиной Харитоновной.
— Итак, дети, сегодня мы займемся речной фауной, теми мелкими существами, которые…
Голос руководительницы напоминал звук пилы, распиливающей сучковатое полено. Соня подошла вплотную.
— В нашей реке водятся разнообразные ракообразные… — тянула Магдалина Харитоновна.
А день был такой жаркий, солнце так ярко светило, серебряная речная гладь так заманчиво искрилась на солнце!..
Соня уныло вздохнула, но вдруг в глазах ее заплясали лукавые огоньки.
Она быстро завязала косы вокруг головы, в один миг скинула тапочки, платьице и в одном купальнике — бултых в воду.
Увидев в реке девочку, два совершенно одинаковых черненьких востроносеньких мальчугана, очевидно приняв ее за свою, также прыгнули в воду.
И не успела Магдалина Харитоновна опомниться, как все ребята очутились в воде и, хохоча и визжа, забарахтались и запрыгали там.
Девушка усмехнулась, в ее больших серых глазах блеснул такой же лукавый огонек, как у Сони; она неторопливо сняла свое голубое платье и в одном купальнике вприпрыжку тоже побежала к реке.
Магдалина Харитоновна забегала вдоль берега совсем как та белая курица, которую мы встретили по дороге на пляж. Даже мочалистые серые пряди ее волос, перетянутые сеткой, торчали на лбу, словно куриный хохолок.
Сзади нее важно вышагивал длинноногий мальчуган, белобрысый и тощий, похожий на ощипанного индюшонка.
Вдруг Магдалина Харитоновна накинулась на меня, возбужденно размахивая руками:
— Полюбуйтесь, какие дети недисциплинированные! Срывают мероприятия Дома пионеров! Сегодня по плану назначено ознакомление с речной фауной, а потом, после занятий, — пожалуйста, купайтесь! И то это я на свой риск. Вам известно: согласно последней инструкции, одновременно разрешается залезать в воду пяти ребятам. И только на пять минут. Остальные извольте сидеть на берегу и ждать своей очереди. Единственный примерный мальчик — это Володечка, — добавила она и вздохнула.
