Ознакомительная версия.
Трое «афганцев» молча обменялись рукопожатиями.
– Курить будешь, браток? – коротко спросил Леша часового, доставая сигареты.
– Обкурился уже... – невнятно пробормотал тот, явно еще не придя в себя. Он узнал обоих однополчан. Помнил их с тех давних лет не только в лицо, но и по имени.
Саня и Леша молча закурили. Взял сигарету и часовой, прикурив от любимой Лешиной зажигалки в виде пингвина.
Женя – как, впрочем, и Том, – не отрывала глаз от всех троих. Прошло, по ее наблюдениям, не меньше полутора минут в молчании. (У Жени в голове всегда отстукивал время невидимый секундомер – часов она не носила, довольствуясь будильником, противно верещавшим по утрам).
Когда Леха и часовой докурили и почти одновременно бросили окурки, первым снова заговорил Саня.
– Мать-то твоя жива, сержант?
– Пять лет как умерла, – выдавил из себя часовой.
– А чего? Не старая ж была, наверно?
– Болела...
– Семьей-то обзавелся?
– Нет.
– А кто у тебя есть?
– Сестра только...
Докурил сигарету и Саня, затушил желтыми от этого самого многолетнего тушения пальцами окурок, швырнул и тщательно втер в землю своей огромной кроссовкой.
– Ну ладно, – сказал он решительно. – Открывай шлагбаум. Сами увидим, что тут у вас.
И Леша с Саней, резко, как по команде, повернувшись, пошли к машине.
Двигаясь как во сне, часовой пошел открывать. Заржавленный шлагбаум со скрипом поднялся, и «Волга» медленно въехала под него.
Глава 2 Как победил социализм
Уже слегка светало, и неверный предутренний свет давал рассмотреть уличку с покосившимися домишками. Ехали медленно, хрустя по гравию.
Скрипнула калитка, висевшая на одном гвозде, и показалась маленькая старушка с пустым ведерком.
– Ой, матушки!.. – и она выпялилась на машину так, будто жила в дебрях Амазонки и четырехколесное чудовище увидела впервые.
Но тут же память поколений взяла верх над испугом, и старушка залопотала:
– Ох, уж не серчайте, что с пустым-то вам навстречу!..
Том, всегда проявлявший интерес, как было уже отмечено, к языку, принял во внимание необычное для городских жителей, но чем-то очень симпатичное ударение на первом слоге – «с пустым».
– Ничего, мамаша, мы не пугливые, – отозвался Леша. – Доброе утро!
– Доброго утречка вам! – и старушка торопливо закланялась в пояс.
Саня и Леша вышли из машины к ней навстречу. А бывший сержант одного из четырех полков 103-й десантной дивизии 40-й армии – того самого, в котором полтора года провоевали в Афганистане и Саня с Лешей, – следовавший за машиной, механически переставляя ноги, теперь застыл как истукан.
– Что, мамаша, не спится? – спросил Леша.
– А я позжее четырех никогда не встаю, – хвастливо ответствовала старушка. – Кто рано встает, тому Бог подает.
– Как вы поживаете-то тут, мамаша? – осторожно начал расспросы Саня. Леша в это время взглядом разведчика озирал местность.
А Женя и Том молча во все глаза смотрели в окно машины, не решаясь покинуть ее без приказа. Мячик же продолжал сладко спать, уткнувшись носом в щель между спинкой сиденья и правой дверцей.
– Хорошо поживаю, сыночки, лучше и взыскивать не надо!
– А что хорошего-то? – еще более осторожно, чтобы не спугнуть ценного информанта, продолжил Саня.
– А все! Все-все у нас хорошо! А все Леонид наш Ильич, дай Бог ему ждоровья! – умильно прошамкала она, и Саню, побывавшего в разных переделках и неспособного, кажется, ничем смутиться, прошиб холодный пот.
– Кому, мать, здоровья? – весело осведомился Леша, оказавшийся более прочным на излом.
– Дак Брежневу, родному нашему, кому же ишшо? Девяносто шесть годков отметили! – похвасталась она. – Живем при нем как у Христа за пазушкой, – надо бы лучше, да некуда!..
Саня повернулся к заднему окну машины.
– Жень, водичка есть там у тебя?.. – охрипшим голосом спросил он.
Женя испуганно протянула ему бутылку. Она не все понимала, но чувствовала, что происходит что-то странное. Брежнев – это имя явно было из истории, вроде одного из первых русских авиаторов Уточкина.
Саня, булькая, выхлебал полбутылки и обратился к бабусе почти свежим голосом:
– Какой же Брежнев, мамаша, – он ведь умер давно?..
– Что ты, что ты, сынок, окстись! – старушка перекрестила Саню широким крестом. – Что ж ты, газет, что ли, не читаешь? А может, ты, сынок, из заключения? Там, говорят, ничего не сообщают, что на воле-то деется...
– Нет, мать, – продолжая веселиться, ответил за него Леша. – Он с воли.
– Ну дак знать должон. Это ж все вороги наши придумали.
– Так похороны-то по телевизору показывали. Я сам видел. Еще гроб-то не удержали, стукнули одним углом!..
– Дак это ж не его, – старушка взмахнула на них обеими руками, как на несмышленышей, болтающих невесть что, – подмененного хоронили! Дерьмократы ж придумали!
– Чего-чего? – тут и Леша стал потихоньку терять равновесие.
– Ну враги-то народа! Что ж вы, неученые, что ли? Сталин-то истреблял их, истреблял, да не всех успел – самого его, родимого нашего, супостаты извели. Ну вот...
Старушка явно входила во вкус, напоминая уже сказительницу. Такую привозили однажды в Лешину школу. В темном сарафане и подпояске, она, подпершись рукой, так здорово рассказывала сказки, что ей кричали: «Еще! Еще!» – и никак не хотели отпускать.
– Секретарь-то поселкома все нам рассказал. Да и в газетах описывают как есть, вы ж жнать должны, – опять упрекнула собеседница.
– Да у нас газеты, наверно, другие. Расскажите нам, мамаша, – попросил Леша.
– Каки-таки другие? У нас газеты одни – совецкие! По всему Совецкому Союзу одно пишут! Одна газета – «Правда»! Рази кому позволят свою неправду писать? За это ж посодют сразу! Сра-азу! – с видимым удовольствием протянула старушка.
– Ну, расскажи, мать, про Брежнева-то! – подключился Саня.
– Чего с ним дерьмократы-то ваши сделали? – весело подхватил Леша.
– Каки-таки – «наши»? Таки ж наши, как ваши!.. Вот подхватили они яво, голубчика, под белы рученьки...
– У-у-у, – завыл Саня, давясь. Он живо представил себе белы рученьки генерального секретаря компартии.
– ...и запрятали от народа. И объявили народу, что – умер, мол. А вместо яво в гроб уложили настояшшего покойника...
– А как же, мамаша, политбюро-то промолчало? И на мавзолее стояли, и гроб несли под стену...
– Дык не знали! А кто знал – того подкупили!
– А кто подкупал-то?
– Дык дерьмократы, говорено ж вам!
– Кого подкупили – политбюро?
Старушка несколько опешила. Верховный орган партии, под которой прошла жизнь, подкупленным в ее сознание как-то не вписывался.
– Ково надо было, того и подкупили! – сказала она сварливо.
– А потом-то что было?
– Потом, – снова сладко заулыбалась говорливая собеседница, – потом сумел Леонид Ильич выйтить из свово полона, дерьмократов всех разогнал, Горбачева, – ну, кто задумал-то все это! – под расстрел подвел... И снова власть взял – на благо, значит, народа.
Стало понятно, что Андропов и Черненко, каждый понемножку поцарствовавшие в промежутке между Брежневым и Горбачевым, выпали в осадок старушкиного курса новейшей истории России.
– И не жалко было? – спросил Леша, давно вошедший во вкус разговора.
– Кого?
– Да Горбачева-то. У него ж жена была любимая, дочка, внучки... А расстреливают-то когда – это ж, мать, живой человек превращается в холодный труп. И учти – насовсем. Это тебе не на учениях.
– Его жалеть? Супостата окаянного? Да я б его, кабы силы, своими руками разорвала!
– А Ельцина – тоже? – весело спросил Леша.
– Какого еще Ельцина?
Прояснилось, что старушкины часы встали до 1990 – 1991 годов. Это уже становилось интересным.
– А за что ты, мать, разорвать-то его хотела? – поинтересовался Саня.
– Дак все у нас отнять вздумал было!
– Что – все-то?
– Да все! Фабрики, заводы... И энти... недра!
– Мать, – не выдержал Леша, пока теперь уже Саня крутил головой и хохотал, – а у тебя что было-то?
– Чего? – не поняла старушка.
– Ну что у тебя-то лично Горбачев отымал? Ты чем владела-то? Фабрикой какой? Кондитерской, что ли?
– Чего – фабрикой?.. Что я – фабрикантша, что ли?
– Так он у тебя вот эту твою развалюху, что ли, отнять хотел? А она кому нужна-то?
Старушка стояла, вытаращив глаза, явно сбитая с толку.
Саня потянул увлекшегося Лешу за рукав.
– Да ладно тебе, Калуга... Ты лучше у коммунистов наших, мужиков молодых, спроси про фабрики. Чего ты к бабушке пристал? Расскажите лучше, мамаша, как вы сейчас-то живете?
– Дак говорила ж вам, – снова вошла старушка в распевный сказительский ритм, – живем – лучше не надо. Картошечка своя, морковка своя, соль и спички в лавке всегда есть. Вот – пальтишечко по ордеру мне выдали – двенадцать годков уже ношу. Сносу нет! – старуха выставила обтерханный край рукава. – Только бы войны не было!
Саня взял Лешу за плечо и повел по улице дальше. Но Леша успел все же крикнуть:
Ознакомительная версия.
