— Сейчас… Сейчас, старичок… — прошептал он. — Дайте отдышаться. Вы же видите — у меня глубокий международный кризис на почве Крякина… Так я, братцы-кролики, и сознание могу потерять. Эх, все равно не поможет. Она мне эти целебные частушки внутривенно будет вводить… Ой, не могу… Сейчас пройдет… — по бледному лицу Сиропова слонялась странная улыбка.
Наконец он шумно вздохнул и, как ни в чем не бывало, вскочил и деловито заходил по кабинету, приговаривая:
— Ладно! Хохмы в сторону! Тут вот какое дело. Приехал на кинофестиваль сам Ролан Быков! Да-да, Бармалей… Он самый. Нужно попытаться встретиться с ним. Очень хочется напечатать интервью со знаменитым режиссером и актером.
А разве он отказывается? — округлил глаза Самохвалов.
Встретиться с ним очень трудно. Ему же житья никакого нет, ему шашлык некогда кушать. То в жюри сидит, то его в школу везут или во Дворец пионеров. Поймать бы его надо и вопросики задать.
— А в редакцию его нельзя пригласить? — спросил я.
Куда там! — махнул рукой Сиропов. — Я ему уже в гостиницу звонил, но он наотрез отказался. Не могу, говорит. Занят, говорит, по горло, по лысину. Я уже и Маратика к нему в гостиницу посылал. Маратика! Гордость нашу! Золотое перо! Железное терпение! Он семнадцать раз ходил, а попасть так и не смог. Не принял его Ролан-ака. Занят. Народу у него всегда полно. Черт, бармалеи ненасытные! Не дают человеку одному побыть!..
А как же мы его заставим тогда? — растерялся я. — Если он… по горло… Если даже сам Маратик… Не говоря уже про шашлык…
— А вы подумайте, стариканы мои, голову поломайте, как вам его расспросить, пока он в Ташкенте остановился. Это, если хотите, проверка на профессиональную пригодность. Интервью — это вам не шара-бара.
— А какие вопросы задавать?
— Ничего себе! — усмехнулся Сиропов. — Неужели у вас к самому Ролану Быкову вопросов не найдется?.. Ну, про то, как он сниматься начал… Какие планы у него… Про смешные эпизоды… Э, да чего я вам подсказываю?! Вы до него только доберитесь — он вам сам сто блокнотов надиктует. Грузчика еще наймете — ответы уносить… Маратик тоже пока не теряет надежды. Вот и поглядим, кто кому фитиль поставит — вы ему, или он вам…
Как говорит Акрам — «Паруснику дай только ветер поймать». И еще — «Зачем матросу весло, если его корабль везет?»
Но, с другой стороны, интервью — это вам не борькино «Нас во живет у дворе… И даже не крякинское «На горе вопит карнай…». И еще, с третьей стороны — у парусника есть чем ветер ловить… А весло пригодится, если кораблю взбредет в голову тонуть. Так ведь?
КРАХ ОПЕРАЦИИ "ИНТЕРВЬЮ ВЕКА"
Борька потирал руки.
— Теперь мы покажем этому хвастуну-Маратику, кто есть кто! — хорохорился он. — Слыхал, что Сиропов про него сказал? Семнадцать раз в гостиницу ходил — и все зря.
— Думаешь, нам повезет больше? — ухмыльнулся я.
— Уверен. Главное — хорошенько все продумать, найти слабые места у противника. Я не выдержал и рассмеялся.
Говори, да не заговаривайся. Сказал тоже — противник… Придумаешь…
Ну это я так, фигурально, — выкрутился Борька. — В смысле — разобраться надо, где да что. Вот увидишь: что-нибудь придумаем.
Мы выскользнули из лифта. Мартовское солнце гарцевало на облаке, легонько постегивая его теплым ветерком. Облаку было весело, и оно металось под горячим седоком, будто желало сбросить солнце на небо. Хорошо! Совсем весна!
И только на душе у меня стояла, в лучшем случае, поздняя осень. Наивный человек этот Борька Самохвалов. Интересно, как он собирается выполнить задание Сиропова, если Быков в принципе никого не принимает?
— Пошли в гостиницу! — распорядился Борька. — Вон же она, рукой подать. Только дорогу и перейти.
— Сейчас? — удивился я наивности Борьки. — у тебя где уши были? Сказано же тебе — он или в жюри сидит, или со зрителями.
Но Борька был невозмутим.
— С чего ты взял, что я собираюсь сейчас с ним беседовать? — насмешливо сказал он. — Думать идем, ду-у-мать. Понятно?
Я послушно поплелся за Борькой, предоставив ему право показать мне, что он понимает под словом «думать».
Гостиница «Ташкент» была в двухстах шагах от редакции, и уже через три минуты мы входили в просторное, как баскетбольное поле, фойе. Острым взглядом Борька зацепил табличку «Администратор» — и, словно лассо на нее накинув, стал неумолимо подтягиваться туда. Массивную фигуру скучающей женщины в цветастом платье успешно заслоняла не менее массивная табличка — «Мест нет». Борька потоптался малость и, розовея от смущения или дерзости, сунул голову в окошечко.
Ой! — воскликнула женщина, очнувшись от дремоты и явно радуясь возможности хоть как-то развеять скуку. — Что за аленький цветочек к нам пожаловал? Тебе чего здесь надо?
Мне? — серьезно спросил Борька. Похоже, он, угодив головой в окошечко, начал мучительно вспоминать — зачем он здесь. — Ах, да… Нам узнать надо, где живет товарищ Быков. В каком номере.
Ах, только узнать? — добродушно улыбнулась регистраторша. Это у нас просто. Как, говорите, фамилия вашего товарища?
— Быков. Товарищ Быков.
Женщина забегала пальцем по журналу, припевая чуть слышно:
— Быков… Быков… Быков… Быков… Быков…
Мы терпеливо ждали.
— Так! — остановился палец. — Есть Быков. И Быкова тоже есть. Сто двенадцатый номер. На втором этаже. Можете пройти к нему.
— Прямо сейчас?! — ахнул Борька. — Можно?
— А почему бы и нет? — пожала плечами регистраторша. — До одиннадцати вечера посторонним вход не возбраняется. А вот потом уж — будьте добры очистить помещение.
Забыв поблагодарить администраторшу, мы со всех ног бросились по лестнице на второй этаж, не веря в такую быструю и легкую удачу; Сто двенадцатый оказался заперт. Тяжело дыша, мы стояли у двери и размышляли, как нам быть дальше.
Уехал… — вздохнул Борька. — Интересно, а Быкова — это кто?
Дочка, наверное, — сказал я. — Разве ты не знаешь, что у всех знаменитых артистов дети тоже в кино снимаются? С отцом приехала — точно тебе говорю!
Мы спустились вниз — не стоять же у дверей, как стоят скелеты у доски в нашем зоокабинете. На стене прямо над нами висела «Схема эвакуации проживающих в гостинице в случае пожара».
— Погорела наша с тобой затея, — загрустил Борька. — Хотя постой!.. Тэк-с! Будем действовать по моему плану. И можешь считать, что Маратику мы уже вставили фитиль!
— Уже? — хмыкнул я. — Интересно.
Но Борька смерил меня презрительным взглядом и сказал голосом, в котором слышались сироповские нотки:
— Не веришь! Тогда смотри и учись. Пока я живой. Начинаем операцию «Интервью века»!
— Объясни толком…
— Так-так… Погоди! — бубнил Борька, изучая схему. — Все ясно: двести двадцать четвертый!
Он обернулся ко мне:
— Ну, теперь-то ты хоть что-нибудь понял? Двести двадцать четвертый! Ясно?
Что могло быть ясно? Двести двадцать четвертый — это и вовсе третий этаж. На кой он нам, если нам нужен сто двенадцатый?
— А ты на схему внимательнее погляди, — подсказал Борька. — Ничего не видишь?
Двести двадцать четвертый на схеме завис аккуратно над заветным сто двенадцатым.
То-то и оно! — ликовал Борька. — Вот оно — решение задачки! Такое ни одному Маратику в голову не придет. Ишь ты — семнадцать раз ходил к Быкову! Ничего, мы придем только раз, но наверняка, — пообещал Самохвалов.
Что ты хочешь этим сказать? — похолодел я от догадки.
То самое! — подмигнул Борька. — Спустимся к нему в одиннадцать на балкон. С балкона третьего этажа.
Из двести двадцать четвертого номера? — спросил я — А кто нас туда пустит?
Это уже второй вопрос, — успокоил меня Борька. — Главное тут что? Ты же сам слышал — посетителей из номеров в одиннадцать вытуривают, и значит, если мы ровно в одиннадцать спустимся к нему, — деваться ему будет некуда.
— А нас самих не вытурят? — усмехнулся я.
— Придем за полчаса и все успеем провернуть. А теперь — побежали в двести двадцать четвертый! Надо их подготовить к вечерней операции! — и, не давая мне опомниться, Борька вновь понесся вскачь по лестнице. Делать нечего — я устремился вслед за ним. Вскоре мы стояли у двери, и Борька, подмигнув мне, решительно постучал. Дверь открыл парень в спортивном трико. Через отворенную дверь я увидел два гоночных велосипеда и догадался, что в номере остановились участники соревнований.
— Физкульт-привет! — сказал парень. — Вы — кто?
Самохвалов, похоже, только того и ждал. Мне оставалось лишь удивляться его актерским способностям. Да и чему удивляться? Тому, что сын актрисы — и сам актер? А может, это у них в семье наследственное?.. Борка явно вошел в роль. Он всплеснул руками, отступил на шаг назад и, выкатив изумленные глаза, рассыпался в извинениях:
